простирает, а эта — крылья вожделения и, в пару совокупясь, одну птицу составляют. Та находит ветвь на земле новой, на месте злачном, а эта на ветвях воркует в прекрасное весны время: «Се зима прошла! Дождь отошел, отошел себе. Собралася вода, которая под небесами, в собрания свои, и явилася суша, отошла себе зима, цветы явилися на земле, время обрезания винограда приспело, голос горлицы слышен в земле нашей...» (Песнь песней 2:11-12). Лицо разумное премудрой голубицы усмотрело сушу, а ревностная горлица тоже обрела надежнейший для своих птенцов приют. И как мудрое око во главе её, в начале её, в Господе её, так и птенцы горлицы не на концах земли, не здесь, не внизу, но там — высоко во дворе Господнем, перед Господом. Там далеко, где города Хеврон и Давир, откуда прилетают птицы, откуда нисходят и восходят ангелы Божии, где обитает Давид: «Покрыл меня в тайне лица своего...» А дабы кто не помыслил, что в Господних птицах наружное лицо и взор восхваляется, пусть слышит Сираха: «Сердце человеческое изменяет лицо его на доброе». Сердце чистое рождает голубиное око и голос горлицы. Уста безумных и очи в таком же сердце живут, сердца же премудрых — корень и глава внешностей их.
Памва. Чудный образ, по которому велено приносить в жертву птиц. Велит оторвать голову и сцедить кровь долой. «Да отторгнет главу его (голубиную) и исцедит кровь». Так же велит отлучить гортань с перьями и бросить на восток, там, где пепел: «Пусть отлучит гортань с перьем и бросит ее от алтаря на восток, на место пепла». Голубя не велит так, как скота, разделять, а только: «Да изломит его от крыльев и да не разделит». Такая-де жертва — запах благовония Господу.
Вот вам поварня и дурачество Божие!
