Сон чиновника

где сейчас твой телефон?
- Кстати! Вот стерва! - вспомнил Баринов рыжую стриптизёршу. - Твои, между прочим, ребятки постарались. По твоей милости мне снова в кабак возвращаться!
- Не ругай её, Коля. Славная девочка!.. - Алексеев мечтательно причмокнул губами. - А телефон твой, чтоб ты знал, сейчас в опере, Коленька. Слушает „Бориса Годунова“. Ты ведь любишь оперу?
- Терпеть не могу!
- Заруби себе на носу, Коля. Ты! Любишь! Оперу! - голос Алексеева ненадолго обрёл стальную жёсткость, - По крайней мере, сегодня. Если вдруг завтра спросят.
Ну извини, старина, времени на раздумья было мало - не угадали чуток с репертуаром. Но это ещё что! Ха! Моя мобила, ты не поверишь, смотрит хороводы в „Русском доме“.
Запомни, Коленька. Здесь ты никогда не был, меня не видел. И после оперы ты поехал домой в постельку к молодой жене. Уяснил? А телефон тебе скоро передадут. Второй акт заканчивается. - сказал Алексеев, посмотрев на часы. - Не переживай, „ребятки“ всё сделают правильно. Ребятки обученные. Не дрейфь, Коленька, остались ещё у нас с тобой верные псы, остались, Коленька.
- Что, Валюха, так всё теперь серьёзно?
- Так, Коленька. Теперь, Коля, расслабиться ты можешь только в собственном сортире. Но... не знаю, сильно ли тебя огорчу, Коленька - из твоих апартаментов тебя скоро попросят.
- Что за чушь?
- Да, Коленька. Я же говорил - остаточный принцип. Переселяемся в хрущёвки. Нам ещё повезло. Инвестор только-только квартал расселил. Готовили к сносу, а тут - надо же! - правила поменялись. Инвестору новый участок дали, ещё лучше прежнего, чтоб не обижался. А нас - туда. Нашему комитету ещё, считай, повезло. Заседателей вообще к чёрту на рога поселили.
- Погоди, Митрофаныч, а что будет с моим законным жильём?
- Колюнчик, ну что ты! Я же говорил - сначала докажи, что оно законное. А оно пока в резервном фонде побудет. Ну, там, если вдруг погорельцев переселить иль ещё какая напасть. Потом тебя поставят на очередь. На него же, на твоё законное. Сказали, посмотрят по результатам работы. Через пару лет, сказали, решат. Либо тебя обратно в апартаменты… Либо, сказали, у них как раз ветхое жильё под расселение пойдёт. Но это, обещали, на крайний случай - для тех только, кто работать за два года не научится.
- Хмм, странно. Тогда, по логике, бездельников лучше бы увольнять к едрене фене.
- Знаешь, я „контролёрам“ тот же вопрос задал. В первый же день. Знаешь, что ответили?
- Что?
- Не наша, говорят, это функция. Наше дело, говорят, создать вам материальные стимулы, условия для работы. „Условия“, прикинь! У них ещё язык поворачивается! А кого увольнять, говорят, и вообще что делать и как жизнь налаживать, вы, говорят, сами решайте. Тем более, говорят, заседателей народ избирает. Как мы, говорят, их уволим? Прикинь!
- Да нифига не помогут их стимулы! Если человек не работал никогда, то и не будет работать. Ты сам разве не понимаешь, Митрофаныч?
- Не скажи, Коленька, не скажи. И месяца не миновало, а процесс уже пошёл. Цены-то на жилье, погляди, как упали!
- И что, думаешь, из-за этих их чёртовых „стимулов“?
- Коленька, ты дурака-то не включай! А отчего же? Вот скажи мне на милость, отчего у нас в стране - с не самым богатым населением, Коленька, причём нашими же с тобой, Коля, стараниями, так ведь? - отчего у нас чуть ли не самые высокие в мире цены на жильё? Отчего в стране, богатейшей природными ресурсами, самые дорогие стройматериалы? Ах, да, Коленька, извини! Забыл, что ты в стройке ни бум-бум. Хотя какая разница? Разве у той „коровы“, которую „доишь“ ты, по другому „вымя“ устроено?
Вот, смотри, Коля, что произошло. Очень вдруг нашему брату захотелось в свои хорошие квартирки вернуться. Очень, понимаешь! А путь один. Народ сначала поселить надобно. И, понимаешь, строить-то у нас гото-о-овы. Только свистни. У нас, Коленька, покупать не готовы. Дорого, Коля. Посудили „наши“, порядили, да и решились, скрепя сердце. „Вынули“ из цены одну ма-а-ахонькую детальку. Ну, ты знаешь, какую. Давай мы её с тобой, Коленька, скромно назовём „административным ресурсом“. И, смотри-ка, уже на тридцать процентов всё подешевело. Как с куста! Но это ещё только начало, Коленька. Самое начало. То ли ещё будет, Коля!
Давай, Коля, накатим за административный ресурс. Помянем, как говорится, усопшего. - Алексеев по-братски разделил остатки коньяка, - Давай, Коляша, не чокаясь…

- Перестарались мы с ним, Коленька, видать, с „ресурсом“ нашим. Вот, скажи мне, старичок, сколько ты обычно себе, родному, „на старость“ оставлял? А-а, ладно, молчи. Будто я сам не знаю!
Я тут, слышь, Коля, пару месяцев назад в кабак зашёл. А там, прикинь, бизнесмен один пир горой закатил. Знаешь, что отмечал?
- Знаю, конечно! Что ещё может праздновать бизнесмен в нашей стране. Фуфло очередное кому-то впарил, вот и весь банкет.
- Нет, Николаша, не угадал. Праздновал он, Коленька, „юбилей“. Пятьдесят процентов.
- Лет, ты хотел сказать?
- Нет, Коленька, именно процентов! Половину госзаказа всего лишь отдал в „откат“, прикинь! Счастлив, как ребёнок был, что ему за целых пятьдесят процентов выделенной суммы разрешили дом построить. Не для себя, заметь - для народа.
Эх-х, а помнишь, в школе на истории учили про церковную десятину? Представишь сейчас - смех один. Десять процентов, а? А помнишь, как радовались, что мужики попов за такие поборы нещадные - да на вилы? Где они , Коленька, те пацанячьи времена? Жадность нас, Коленька, погубила, жадность…
- Да итить твою налево, Митрофаныч! Какая жадность! Ты посмотри, в стране всего навалом! Когда ещё так жили? Чего этому стаду не хватает?
- Вот, Коленька! Именно. Ещё древние, помнишь, придумали золотое правило, чтоб стадо спокойно в стойле стояло и на хозяина не мычало, да рогом не целило. Хлеба и зрелищ - помнишь? Америкосы веками это правило свято чтут, поэтому их стадо в политику не лезет. Живут, в ус не дуют, без потрясений и переворотов.
- А у нас не так, разве?
- Не так, Коленька. Мы, Коля, с „хлебом“ пожадничали. Зрелищ - жопой ешь, а вот с „хлебом“ напряг. Думали, так проканает. Ан нет - наполовину это правило, прикинь, не работает! Печалька, Коленька, печалька...

- А вот, кстати, о зрелищах, Николаша. - позвал Алексеев Николая Петровича, вернувшегося в комнату после „экскурсии“ по местам, которые обычно нет-нет да и посещают люди после обильных возлияний. - Смотри теперь, Коленька, сюда...
Николай Петрович подошёл к окну.
- Что видишь? - спросил Алексеев, показывая на огромную афишу на стене противоположного дома.
- „Концерт идёт под фонограмму“ - прочитал Николай Петрович.
- А выше? Кто выступает?
А выше не вижу. Буквы мелкие.
- Вот, Коленька! А знаешь, почему?
- Почему?
- Потому, Коленька, что теперь у нас клиент всегда прав.
- А-а-а, что-то я уже подобное сегодня в метро слышал. Но не понял ни фига. Что за ерунда такая?
- Это, Коленька, как раз не ерунда. Тут как раз беспредел и начинается. Помнишь ту нашумевшую историю, когда американская бабка два миллиона долларов отсудила за жареную кошку?
- Когда она её в микроволновке посушить решила?
- Да-да. Она в суде заявила, что в инструкции про кошек ничего не сказано. Ну, и с производителя, помнишь, денег сняли, чтоб старушку в горе её безутешном морально поддержать.
- Ага, а мы теперь удивляемся, отчего у буржуев инструкции теперь такие дебильные. Чуть не про марсиан предупреждают.
- А ты бы разве не испугался? На месте производителя. А? Ты, Коля, суть-то улови! Кошке той, быть может, цена два цента в базарный день. А отжали два лимона, прикинь! Как думаешь, захочет человек ещё разок в такое дерьмо вляпаться? Тыщу раз теперь перестрахуется!
- Да уж подстелили они теперь соломки по полной программе! Хотя в их случае достаточно написать, что не допускается делать всего того, что не разрешено инструкцией. И всё! Дурни, одним словом.
- Ну да бог с ними, с буржуями. У нас дела похлеще! У нас теперь все за честность, прикинь! Причём честность теперь - глазами потребителя. Вот смотри, - Алексеев снова повернулся к афише, - Видишь, это как раз защита от нечестного клиента. Потребителю-то у нас тоже в рот палец не клади. Бабла на ровном месте всем срубить хочется. Ты бы видел, Коленька, что сейчас в судах делается! Но теперь человек не придёт в суд и не скажет - не знал, мол, что концерт под фонограмму. Верните, мол, деньги. Ему теперь скажут - как же так, родное сердце! Ты разглядел где концерт, что за концерт и когда концерт, но не увидел огромными буквами, что это будет массовый просмотр открывания рта под „фанеру“? Иди-ка ты с миром, скажут ему, тебя честно предупредили и ты знал, на что шёл.
- 3наешь, Митрофаныч, я бы не сказал, что мне стало намного понятнее. К чему эти романтические сопли? Песенки, концерты?
- Дурень ты! Я говорю, теперь все - все, понимаешь! - договоры так пишутся. Людей заставляют под каждым словом подписываться, которое - лишь теоретически - может им в дальнейшем не понравиться. И всё, что по договору может в будущем принести клиенту вред - пени, проценты, форс-мажор, неустойки, просрочки - всё-всё пишется не мелким шрифтом, как раньше, а самым крупным.
Помнишь шведские дорожные знаки? Мы ведь вместе тогда ехали, а? Помнишь, где ограничение скорости - знак огро-о-омный такой, а где, наоборот, побыстрее можно - ма-а-ленький такой кругляшок. Мол, не заметил, и ладно - здоровее будешь.  
Иначе человек придёт в суд и скажет: А я не по-о-онял. А я не заме-е-етил. Верните де-е-еньги. И вернут ведь, Коля! Теперь, Коленька, судят снова не по „букве закона“ , а по „понятиям“. Совсем как мы когда-то с тобой в девяностых. Только понятия эти, Коленька, теперь в пользу лоха из народа. У него приоритет и перед тобой, чиновником, и перед всеми организациями. Чтоб его месяцами по кабинетам не мурыжить, как раньше было. А если всем его обидчикам захочется „по букве“ посудиться, пусть сами подают апелляцию и судятся хоть до посинения. Только уже не с лохом, а с его представителем, который за это бабки получает. От государства, Коля, получает. А ты, Коленька, знаешь, каково у государства денежку отсудить. Лоха больше не побеспокоят ни при каком раскладе. Он своё уже получил. Понимаешь теперь?
- Не очень...
- Ну и дурак! Человек теперь видит, что его защищают и не боится с государством сотрудничать. А это, да будет тебе известно, большая сила! И получается не как раньше, что „государство это мы“.  А получаемся мы с тобой, Коленька, при всех раскладах , наоборот, виноватые. Но нам с тобой надо, Коленька, о другом думать. Нам, Коленька, надо думать, как выжить в таких условиях. И не только выжить, Коленька... Пережить! Их всех, Коленька, пережить…

Приятный перезвон колокольчиков наполнил собой квартиру от прихожей до спальни.
- Кого ещё несёт? - насторожился Алексеев. - Об этой хате никто не знает.
- Ошиблись, наверное. - предположил Николай Петрович.
- Хорошо бы. - задумчиво протянул Алексеев и, немного помедлив, отдал короткое распоряжение вошедшему в спальню крепышу в сером, - Посмотри. Аккуратно.
Крепыш молча кивнул и на цыпочках подкрался к прихожей.
- Менты. Много. С собакой. - сообщил он по возвращении.
Оба, Баринов и Алексеев, при его словах заметно побледнели.
- Вот черти! - негромко выругался Алексеев, - Выследили-таки!
- Чего им от нас надо? - обескураженно поинтересовался Баринов, - Им-то какой интерес нас травить?
Но вопрос