Сон чиновника

пробивался оживлённый диалог двух пожилых женщин.
- Ты што, Нин, ты мне эт брось! - убеждал голос погромче. Видимо, говорившая сидела с Бариновым совсем рядом.
- Ну а как ещё! - возражали немного издалека, - Хорошо, хоть на триста рублей добавили. А как же, ты говоришь, без пенсии! Ты в своём ли уме?!
- Как-как, Нинка! Ты с Луны свалилась? Да я, может, вообще за теми копейками больше в очередь не  стану. Вот ещё! Я теперь, Нинуль, в другие очереди стою...
- Ну, на это ты известная охотница, Катерина, хто ж не знает то! Тебя хлебом не корми, дай в очередь постоять. Копейку сэкономить - день стратишь. Куда на этот раз?
- Тю-ю, Нин, да какие копейки! Когда это было! Я теперич, Ниночка, в суд. Как на работу! Так если пойдёт, на енти, как их, Мальдимы скоро скоплю. Аль на Багавы. Во! Нешто одним мериканским толстухам мир ездить смотреть? Тю-ю... Мы штоль хуже?
- Сбрендила, Катька? Каки тебе Багамы? Откудова деньги?
- Так я-ж тебе что, не по-русски говорю, штоль? В суд хожу каженный божий день!
- Батюшки-светы! Наследство, никак, в суду делишь? Это хто-ж отписал-то?
- Типун тебе на язык, Нинка! Слава богу, никто пока не преставился.
- Тада какого рожна ты в суд попёрлась?
- Ну ты тёмная, Нинка! Телевизир хоть када смотришь?
- А как жеш. Три сериала аж. Путаюсь только маненько, больно лица ихние друг на дружку похожие.
- Ай, дурна баба! Слушай. Теперич , Нинуль, новый указ вышел. Как в Америке в той. Моральный ущерб называется. Слыхала - не?
- Ой, хос-споди! А то не-ет! Внучок мой меньшой о позапрошлый год с зубодёром судился. Здоровый зуб с бодуна ведьмак  вынул. Цельных семь месяцев наш страдалец пороги обивал! Стока крови из него, паразиты, выпили, а отсудил - смех один - чуть не меньше, чем извергу  тому отдал.
- Дура! Говорю тебе, всё щас по-новому... Кто какой огрех где заметит, ну, аль ещё каку подляну - прям в суд бегмя бежит. Там теперич разговор короткий. Нынче неважно, обидели тебя саму аль ты просто рядом стояла. Главно дело, первым успеть бумагу подать. И потом, знай, карман шире раскрывай.
- Да ну! Брешешь ведь?
- Ну, не всё конечно, тебе. Половину государство забирает. Зато злодею вдругорядь неповадно.
Веришь, не - пятьсот тыщ тока на пельменях заработала.
- Брешешь!
- Вот те крест! Ты слушай. Притащила... ах, ну да, на той неделе... Ай не-е, на позатой, точно... пачку пельменей домой. А у меня в холодильнике прошлая ещё, початая не доедена. Ну, я туда-сюда. В руках их верчу, думаю о чём-то о своём. И что-то мне вдруг странным показалось. Очки на нос цепляю - ай, верно! Вес разный. И написано-то  - ма-ахонько-махонько. И так меня, знаешь, заело. Обидно до слёз. Вот ведь подлюки, думаю. Цена-то одна осталась! Главно дело, как акция у них какая - на полпачки красным напишут. А подлянку всяку разну - тишком норовят, ироды!
И тут аккурат сын звонит. Не знаю даж, может, и не рассказала бы ему, коли тогда б не позвонил. Сынок-то мне и посоветовал. Я ж, Нинка, как ты, тёмная…
Пошли в магазин, фото сделали. И с теми пачками, и старой, и новой, как есть - в суд. Так ты ж глянь-ка, тех, обманщиков пельменных, даже не вызвали. Присудили мне полмильона и домой услали. Это, говорят, не твоё дальше дело, мамаша. Пять минут не прошло.
Сынок всё прознал. Они, говорит, потом сами разберут, кто больше виноват. В магазине аль на заводе.
- Поверить не могу. Ужель правда?
- Андрюху маво спроси, коль мне не веришь! Мы-то с ним когда ходили - свободно было. А нынче народ прознал такое дело - с ночи очередь в суд занимают. Обмана-то вокруг стока, прости, господи!
- И что, всем деньги дают?
- Всем, всем, если врать не будешь. Я тут в очереди таких чудес прознала. Одна молодуха надысь сто мильонов отхватила, мыслимо ли дело!
- Иди ты!
- Чтоб мне пропасть! И знаешь, за что?
- Ну?
- Конверты те помнишь? Ну, красивые таки, помнишь? Там ещё всюду понаписано, ты, дескать, победитель и всё такое-прочее. Мильон, дескать, твой, если каку там книжулечку у них купишь. Ох, скока, помню соседей моих на это купилось. А заковыка вся в чём оказалась. Они, сволочи, снутри конверта, обратно ж, меленько так приписали. И получалось вроде как и не выиграл ты ничо совсем, вишь оно как. И не победитель ты никакой на самом-то деле, а дурень распоследний. Но разве ж смекнёт кто из нормальных людей конверт наизнанку выворотить, а?
- Как жеш не помнить! По-омню. Пачками енти письма в ведро кидала. Внучек враз вразумил -обман, мол...
- А эта длинная-то, длинная, с сиськами вот такущими, представь, не выкинула! Вот таку пачку писем, чеков, бумаг почтовых в суд притаранила. Так поди ж ты! Тех умников, сказали, по миру пустят. Ты б видела ту кикимору сиськастую. Без чувств оземь грохнулась - така щастлива вышла. Насилу отпоили её в коридоре... Шутка ль, сто мильонов в одночасье!
- Да поди ж ты!
- А малой один, слышь, чего учудил. Позвал в суд тех, кто чудо-клей делает. И тама же, в суде-то, приятели ему, как в той рехламе, ботинки клеем намазали да к потолку его  - как был, в ботинках - и приложили. Так он сразу оттель и сверзился. Как тока шею не свернул!
Эти-то, хто клей тот делает, в шум сразу! Видано ли дело, надрываются, штоб инсрукциев не читать! А малой им: а чо, говорит, как в рехламе, мол, кажут, так и делаем. Не было тама ничо про инсрукцию.
- Ну, и чья взяла?
- Да ты дале, Нинок, слушай. Мало того им показалось. Заставили тех по инструкции сделать. Веришь, нет - вот сами те, ва-а-ажные таки, в костюмчиках, клеем мазали. Три часа ждали, тютелька в тютельку, чтоб ботинки к потолку присохли. Потом малого туды сызнова - шасть. Подержали, ботинки честь по чести завязали. Тока отпустили, он всё одно - кувырк башкой в пол. Ну туточки его ужо приятели споймали, не проворонили как прошлый раз. Ой, хохма была!
- И денег дали?
- Дали, дали. А куды бечь-то! Обманул - отвечай чин чином.
- Што ж это, власти теперь за народ?
- Да каки власти! Дождёсси, как жеш! Какой-то новый комитет народный объявился. Теперь, говорят, будет, что клиент всегда прав.
- Ой, Катька, чтой-то сомневаюсь я. При Советах вроде тож так обещали, и что?!
- Ну, не знаю, Нин. Я ж говорю, как оно на самом деле было. А что опосля будет, поглядим…
- Они их там всех скоро выведут на чистую воду! - долетел до Николая Петровича третий голос, помоложе. - Вы извините, что вмешиваюсь. Я, как про комитет услыхала, не утерпела. Вот помяните моё слово. Они за тех гадов отъевшихся ещё возьмутся как следует. Вы про лотерею новую слышали?
- Каку таку лотерею, дочка?
- У мужа племянник в деревне агрономом. Представляете, он как раз выиграл. Они только-только первый тираж провели. Вчера звонил, хвастался. Говорит, все, у кого зарплата маленькая, могут участвовать. Посылаешь к ним копию квиточка своего... Ну, что за месяц начислили, заработок твой весь, то есть... Они там смотрят и выбирают, значит, у кого самая маленькая получка за месяц была. Тысячу человек. Проверят, конечно, не болел ли, или там в отпуске, может. Если всё честно, то есть ты за месяц действительно кошкины слезы получил, то в следующем месяце ты с начальством зарплатами меняешься. Они как раз за месяц определяют самого набедокурившего бюрократа. И так каждый месяц. Для тысячи чиновников как бы штраф, а тысяче бедняков - подспорье нежданное. Ловко, да?
- Ой, доча, да кабы их ещё воровать отучить, бурукратов теих! Что им та зарплата! Тю-ю. Они, небось, в шинке на чай поболе оставлють!

- Комиксы, свежие комиксы! - пронеслось по вагону, едва поезд тронулся с очередной станции.
- Не спим граждане, не спим. Все самые интересные комиксы только у нас. - голос поравнялся с Николаем Петровичем и он, почмокав немного полными губами, нехотя открыл глаза. Коробейник, не переставая сыпать заманчивыми посулами, удалялся по проходу.
- Нинуль, ты часом не знаешь, што таки за комиксы? - спросила ближайшая соседка Николая Петровича, розовощекая бабулька в платке ангорской шерсти.
- Неа, Катюша, не знаю. Быть может, книжки про комедии всяки разны?
- Нет, что вы! - вклинилась третья, на самом деле выглядевшая много моложе, чем показалось Баринову по голосу.
- А ничего бабёнка, - подумал Николай Петрович, оглянувшись на звук, - Ух, я б её вместо Вальки к делу приспособил...
- Что вы, - объясняла молодая, - Комиксы - это картинки такие детские. Истории в картинках, вернее.
- Ага, детские! - вмешался сидящий напротив через проход интеллигентного вида мужчина с бородкой клинышком. - Как же детские! Уже и „Анну Каренину“ в комиксах издали, и за „Войну и мир“ взялись. Нагляделись на америкосов, что свою нацию вконец оболванили. Теперь вот за нас принялись. Для меня-то ещё лет двадцать назад , знаете, кто образцом тупости был? Америкашка, читающий комиксы и смотрящий рестлинг. Ладно бы ребёнок, а то детина сорокалетний!
- Ага, - подал голос второй мужчина, сидевший по правую руку от Николая Петровича, - Причём непонятно, кто тупее. Тот, кто принимает рестлинг за чистую монету или тот, кто знает, что это постановочная показуха, но всё равно балдеет от зрелища.
Стихийный диспут в вагоне разгорался не на шутку.
- А что, думаете, наша „Изба-2“ лучше? Или „Битва ясновидцев“? - вступил седой в очках, отвлёкшись от электронной книги, лежавшей на коленях.
- Нет, конечно! Всё по сценарию, тот же рестлинг.
- И комиксы из той же оперы, для дебилов!
- „Жвачкой“ мозги загружают!
- Делают из людей стадо!
- Ну! А компьютерные игры, посмотрите!..
- А ЕГЭ этот идиотский!..
Казалось, весь вагон слился в едином порыве в клочья разорвать всех тех „злодеев“, что делают из людей „бездумных роботов“…

Николай Петрович поднял руку и посмотрел на часы. Вернее ... Вернее, нет. Он поднял руку и … тщательно изучил запястье, где ещё час назад были часы.
Часов на запястье не было.
Он подозрительно взглянул на старушку слева.
- Нет! Не может быть... Толян?! Тоже как-то не вяжется... Цыганки! Язви их в душу! Ну конечно, цыганки! Что, обратно бежать? И что? И зачем уже? Ищи теперь ветра в поле...
Или всё же Толян? Бог мой! Это ж каким надо быть искусником, чтоб всё так точно рассчитать и провернуть. Мошенник экстра класса...
Или верзила? Или они с Толяном заодно? Точно! Ваньку валяли! Как он сразу не догадался!..
Да не-е, не может быть... Хотя... Игра-то свеч стоила. Часики-то, ого-го, за двадцать штук „гринов“ куплены!..
Погруженный в невесёлые мысли, Николай Петрович вышел на перрон. Подняться наверх и - до места встречи останется минут пять, не больше.
- Может, в ментовку? А-а, бесполезно. Ментов не знаешь, что ли! Они бы и в прежние времена не нашли, а теперь, когда им на нас тявкать разрешили - вообще труба. Забудь!..

Условным звонком - для „своих“ - он успокоил охранника за неприметной дверью во дворе кирпичного дома. Заведению не было нужды привлекать новых клиентов „с улицы“, поэтому над дверью не было даже простенькой вывески. Дверь как дверь. Таких - неброских, обитых железом, слегка заляпанных краской - тысячи в тихих двориках столицы.
Клиентов за такими дверями обычно знают в лицо. Но стать клиентом подобного заведения - ой, не просто. Тут ведь важно не только иметь лицо. Сколько людей, имея вполне приличное лицо, имея даже лицо, достойное обложки модного журнала, не имеют возможности попасть за эти двери. А сколько ещё разных лиц годами ходят мимо этих дверей и не подозревают, что чьи-то - другие, не их - лица за этими дверями с нетерпением ждут и даже, по-своему, любят. Жаждущему подобной любви совершенно