Сон чиновника

по кличке „Дворник“, карманник и шулер, по его вине Николай Петрович сейчас стучит зубами. Часы, ботинки и пиджак уплыли вчерашним вечером в игре в „очко“ на „интерес“. Попробуй откажись, когда этот бугай „Верзила“ недвусмысленно играет бицепсами и демонстрирует пудовые кулаки. Профессор с бородкой клинышком, непонятно как затесавшийся в их компанию. И, конечно, вот они - друзья-приятели, как и он, наподобие кроликов отловленные вчера в аэропорту. Стоят, такие же босые и подавленные, уставившись в пол, с синяками под глазом и разбитыми в кровь губами - оба, и Шириновский и Алексеев. Ну что, не рады? А кто вас держал? Меня заманила в силки эта шлюха Анжела, а вы? С бодуна, небось? Пока зенки продрали, пока сообразили драпать!..
- Чутин, Мутин, на выход с вещами! - возвестил охранник, закончив перекличку. - Хм, чудно... Родственники, что ли? А впрочем, ладно. Свободны! Считайте, вам повезло. Некогда революции с уголовниками валандаться.
- Профессор, Вы тоже свободны.- сказал он чуть строже. - Только, прошу Вас, попридержите в другой раз язык! Революция, если что, и без учёных обойдётся! Ишь, революция, говорит, чудовищная мера! Революция, профессор, мера крайняя. Не мы делаем её чудовищной, а такие вот... Три толстяка, мать их! - он с ненавистью кивнул в сторону Баринова.
- Профессор... - вспомнил Баринов вчерашний вечер, - Чудак. Надо же, какой чудак. Весь день трендел о справедливости и гуманизме, а потом вдруг лекцию устроил про саморегулирование систем. Вокруг мир рушится, а он... Нет, они точно чокнутые, в этих своих академиях... Обратная связь. Положительная, отрицательная... Бред какой! Отрицательная не даёт системе выйти из равновесия... Положительная переводит систему в новое равновесие, другое, нередко вызывая лавинообразный процесс... Ага, вот сейчас их эта лавина и сметёт со своего пути!..
- Баринов, Алексеев, Шириновский, на выход! Вещи? Да на хер они вам? Пустое…

Мороз и солнце. Солнце ещё не греет, но Баринов не замечает стужи. Страх. Страх согревает его. Странно. Почему он всегда думал, что страх холодный? Страх горячий, жаркий, обжигающий…
Флаги. Целое море флагов, лозунгов, плакатов, транспарантов. «Да здравствует февраль 17-го!» «1917 - 2017, сто лет до победы!», «Завершим дело наших прадедов!», «Качков - наш Керенский», «Да здравствует Качков, наш освободитель!», «Долой царизм двадцать первого века!», «Народный освободительный фронт победит!» - кричат, орут, ликуют транспаранты. Со всех плакатов улыбается сухонький старикашка в полковничьем мундире. И люди. Толпы людей, ярких, праздничных, нарядных. Только при виде Баринова улыбки на устах сменяются проклятиями и холодеют глаза. Его очередь. На колени. Холодная сталь в затылок. Но за что? Он не знал! Он не хотел! Он просто не понял! Люди, опомнитесь! Сталь отступила… А вдруг?! Ошибка? Поняли? Простили? Согласен на всё! Темница, карцер, кандалы, каторга, рудники! Только не…
Пуля. Маленький закруглённый рыжий цилиндр - сущая безделица, право! - войдя через крохотное отверстие в затылке, с чудовищной силой выбросила его сознание наружу, раздробив его большое „Я“ на тысячи маленьких „я“, бесформенными каплями разбросав их вокруг, размазав по асфальту в виде причудливого пятна. Мысль не исчезла. В каждом маленьком „я“ искорки мысли теплились, пока в серых клеточках оставался кислород. Каждое „я“ как и прежде выполняло свою работу. Найдись в природе сила, способная соединить труды каждого „я“ воедино, они слились бы в одну, последнюю его мысль: «ну-и-что-же-в-ней-по-ло-жи-тель-но-го!..»


                                                                                       Декабрь 2012 - апрель 2013. Ура!