СССР, сценарий (мегадрама)

и защитника лучше тебя.  Десять лет ты у нас «Первый», и все эти годы гнёшь свою осторожную линию.
Иван Ильич.  Виктор, ты же знаешь, что я – убеждённый атеист. Ты ведь не сомневаешься в моей искренности ? И я искренне считаю, что религию в обществе нужно искоренить. Но искоренить – это ведь как в борьбе с сорняками – нужно удалить именно корни. А здания церквей – это всего лишь «вершки», но не корни религии...  В общем, сегодня ясно одно – у нас нет ни полного понимания проблемы, ни единодушия в том, как её решать.  Давайте вместе ещё раз хорошенько всё обдумаем. Не впопыхах. Привлечём к обсуждению Общественную палату при ЦК, Совет старейшин, творческие общественные организации. А сегодняшнее заседание… Лично я им доволен… и благодарен Вере Францевне – она проделала большую работу и помогла нами обнажить проблемы.
Хабибуллин. Так что, расходимся ?
Иван Ильич.  В повестке дня у нас значится ещё и «Разное»».
Хабибуллин  (с шутливым испугом). У-уу ! Это до вечера… А мне в семь – на футбол !

8. День третий. Эрнст.

Квартира Серёгиных. Раздаётся дверной звонок.. Вытирая руки о полотенце, из кухни торопливо выходит Наталья Петровна. Она открывает дверь, и в квартиру заходит Иван Ильич. Наталья Петровна привычно подставляет ему щёку, и он целует жену.
Наталья Петровна.  А у нас Эрник ! Сказал, что поужинает с нами.
Иван Ильич.  Отлично ! Вот и на нашей улице праздник !
Наталья Петровна.  Мне на кухне надо ещё повозиться, минут через десять попрошу к столу.
Иван Ильич.  А он надолго к нам ?
Наталья Петровна.  Не знаю. Сказал: «Надо бы с дедом поговорить». Кстати, ты внука и не узнаешь !
Иван Ильич.  Ну что же, поговорим…
Иван Ильич снимает с себя сумку с «грибницей» и пиджак, вешает их в прихожей, ослабляет узел галстука, надевает тапочки и проходит в гостиную.
Она просторна и обставлена современной мебелью.  В центре стоит овальный стол, у стены – пианино, за которым сидит внук Ивана Ильича Эрнст. За время, прошедшее со дня их последней встречи в парке, он отрастил себе бородку а-ля Хемингуэй  С рассеянным видом Эрнст наигрывает «Girl». Увидев вошедшего деда, он встряхивает головой и подчёркнуто энергично с пафосным выражением лица начинает играть марш «Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...».
Остановившись в двух шагах от пианино и заложив руки за спину, Иван Ильич любуется внуком, слушая его шутливое музицирование. Внезапно Эрнст прерывает игру и встаёт. Внук и дед молча делают по шагу навстречу друг другу и крепко, по-мужски обнимаются.
Иван Ильич.  Давненько не виделись ! Надо же – бороду отрастил !
Эрнст.  Пора !  Не зря же отец меня назвал именем Хемингуэя.
Иван Ильич.  Да уж, одно время Пётр им зачитывался...  Ты знаешь, в конце своей жизни твой отец и сам стал чем-то похож Хемингуэевских персонажей…
Эрнст.  Не замечал.
Иван Ильич.  Ты был пацан.
Эрнст.  Он ощущал себя «потерянным», одиноким или что-то в этом роде ?
Иван Ильич.  Пожалуй… да… какой-то мере так оно и было... Но это было одиночество сильного человека.
Эрнст.  Из за матери ?
Иван Ильич.  Думаю, что не только... Что-то томило его, не давало покоя… Они никого не пускал в своё сердце… Да… Хемингуэй… Он писал для мужчин…
Эрнст.  …Скоро будет девять лет.
Иван Ильич.  Мы как раз с бабушкой говорили об этом сегодня утром. Полетишь с нами на могилу ?
Эрнст.  Конечно… Дед… хочу посоветоваться с тобой.  Какая-то фигня пошла у меня в жизни...  Безысходная безнадёга…
Иван Ильич.  Это связано со злополучной выставкой и милицией ?
Эрнст.  Давай не будем вспоминать об этом инциденте. Тем более, что бабушка уже выспросила у меня все подробности, и ты, наверняка, всё знаешь.
Иван Ильич.  Ну, не будем – так не будем. Тогда по существу - твоя «безнадёга» меня ничуть не удивляет! По моим представлениям, «фигня» в твоей жизни началась пару лет назад, когда ты ни с того, ни с сего примкнул к «андеграунду»… Слово-то какое !  «Подпольщики» липовые… Да и самоназвание иностранное выдаёт их с головой – вся их мазня несамостоятельна, подражание западу. Оттуда этот затхлый  ветер. И очень мне жаль, что вот и тебя он подхватил и унёс неведомо куда.
Эрнст.  А ты не допускаешь мысли, что ветер этот, наоборот - свежий, что именно советское искусство отстаёт, что оно консервативно  и провинциально, что по-другому и быть не может после стольких лет изоляции от мировой культуры ?
Иван Ильич.  Эрнст, всё-таки у меня внук художник, и поэтому за изобразительным искусством я слежу… с особым интересом… хотя, конечно, времени не хватает. Скажи, ну какая изоляция ? Особенно, в последнее время, когда через инфо-сеть доступна любая информация. Нам о них, им о нас.
Эрнст.  Им о нас – вряд ли. Наши журналы в инфо-сети постоянно блокируются. Так что о наших работах мало кто не знает… и в стране, и за рубежом. А главное в том, что нашему искусству не дают развиваться в одном русле с мировым. Именно в этом суть нашей изоляции.
Иван Ильич.  Как не дают ?  Вы же пишете всё, что вам угодно, и как вам угодно !
Эрнст.  Художник пишет не для себя.  А наших работ никто не видит… если не считать выставок по квартирам, в домах под снос и в парках. Да и там скоренько прибегает милиция или комсомольские патрули и снимают полотна.
Иван Ильич.  Не бульдозерами же сносить ваши выставки…
Эрнст.  А почему бы вообще не разрешать выставки «актуального» искусства ?
Иван Ильич.  Вот как… Вы, значит, актуальны, а прочие нет… Что ж вы сами так себя нахваливаете, это же просто неприлично...  Сколько сил я потратил на то, чтобы снять по стране все лозунги «Слава КПСС», помнишь, ещё лет десять назад они висели на каждом шагу. И эта навязчивая самореклама была позором для партии.  
Эрнст  (с усмешкой).  Сам себя не похвалишь, никто тебя не похвалит.
Иван Ильич.  А за что вас хвалить ? Если люди на картине, так непременно болезненного, дебильного или маньячного вида, если женщина, так какая-то «лахудра», если что-то сюжетное, так обязательно взгляд из подворотни, драка или ещё какая-нибудь уголовщина.  Почему так тянет именно к теневой стороне нашей жизни ?
Эрнст.  Слава Богу, светлую – есть кому описать, даже в избытке.
Иван Ильич.  И в этом нет ничего плохого ! А чаще всего андеграунд – это просто мазня на картине. А то и вообще - трусы с колготками на подрамнике.  Ну, и как же такое можно разрешать?  Ведь это же подтачивает сами основы нашего общества, и когда про таких горе-художников говорят как об отщепенцах и пособниках запада, в этом нет преувеличения.
Эрнст.  Стало быть, и я «пособник капитализма»…
Иван Ильич.  Смотря по тому, что и как ты пишешь. Заметь, мы же не против авангардной живописи, как таковой. Вспомни хотя бы авангард прошлого века. В конце концов, Шагал и  Кандинский были народными художниками СССР.  Но ведь нужно же, чтобы реальность была хоть сколько-нибудь узнаваема на полотнах, так ? Лично я реализм и правду в искусстве именно так и понимаю.
Эрнст.  Пойми, художник должен изображать не предметы и не окружающий мир, а суть предметов и суть нашего мира !
Иван Ильич.  С помощью рваных трусов на подрамнике ?  В них суть нашего мира ?
Эрнст.  А что, и в них тоже… Хотя… вот дались тебе эти трусы !
Иван Ильич.  Приехали…
Эрнст.  Пойми, настоящий художник всегда создаёт свою собственную эстетику, собственные критерии творчества, и в этом – никто ему не судья !  Картина – это же слепок живой души художника, и только художник знает, насколько он полон и достоверен. И по этой же причине –художник не может отступать от выражения своего «Я», своей позиции, иначе он не художник !
Иван Ильич.  Это просто красивые слова, а у большинства «неформалов» я не вижу ничего, кроме тяги к самоутверждению путём эпатажа и формалистических выкрутасов.
Эрнст.  Глупо было бы отрицать, что такие есть, и что их даже много. По существу, это просто бесталанные люди. Но поверь, большинство альтернативных художников - люди талантливые ! Взять хотя бы наше товарищество…
Иван Ильич.  Марефьевское ?
Эрнст.  Ты и это знаешь…
Иван Ильич  (усмехнувшись).  Ты же мой внук…
Эрнст.  Мы просто видим чудовищный кризис формы, охвативший наше «официальное» искусство, и по мере сил пытаемся этому противостоять. Мы ищем живописный язык, адекватный современной действительности… стилистику, соответствующую усложняющейся картине мира. При этом для нас равноценны все направление живописи, ради Бога – кому что нравится ! Нам также безразличен образовательный ценз художника. Способность профессионально писать - в академическом смысле – последнее среди достоинств настоящего художника..
Иван Ильич.  А я бы поставил её на первое место. Прежде всего, писатель должен быть грамотен, должен уметь писать.
Эрнст.  Умеют писать – миллиарды людей. Настоящих писателей – единицы.
Иван Ильич.  И сколько настоящих художников в Марефьевском содружестве ?
Эрнст.  Время покажет…  Кстати, покажет обязательно !
Иван Ильич.  А пока ?
Эрнст.  Пока… лично я и те немногие, кто успел быть принятым в Союз Художников, живём относительно спокойно. Остальные числятся в милиции тунеядцами. Со всеми вытекающими проблемами. У нас ведь кто не работает, тот не ест.  
Иван Ильич  (иронически).  С голоду, надеюсь, нее пухнут ?  
Эрнст.  Работают… кто где.  Кто библиотекарь, кто грузчик… Вместо того, чтобы писать. Это же просто преступление !
Иван Ильич.  Так… диспозиция ясна. Ну, а ты, мой внук ?
Эрнст  (взволнованно  расхаживая по комнате).  Дед…я вот с тобой убежденно спорю…   И чувствую, что правда на моей стороне.  Тем не менее… что касается меня лично… даже… вне прямой связи с андеграундом и прочим… запутался я… совсем перестал понимать, кто я, и что мне делать.
Иван Ильич.  А раньше понимал ?
Эрнст.  Уже и не знаю…   Когда как.
Иван Ильич.  А если я скажу, что ты – художник, и делать тебе надо твоё искусство ?
Эрнст.  Художник ?  По каким критериям ?
Иван Ильич.  Их много.  Первейший – востребованность, интерес к творчеству художника. Если не брать в расчёт последнее время, ты ведь был заметным художником, несмотря на молодость.
Эрнст.  Ха ! Так это ж моя главная проблема ! Ты прав вообще, но не в моём случае – к работам внука самого Серёгина всегда был и будет повышенный интерес.  Да и критика, не могла быть неблагосклонной – зачем же ей огорчать руководителя страны.
Иван Ильич.  Но ты же должен чувствовать, искренне тебя хвалят или нет ?
Эрнст.  В моём кругу это очень трудно понять. Кроме того, в последнее время меня вообще поддерживают только самые близкие люди, друзья.  Можно сказать, что я в официальной опале. Мои последние картины не выставляются и не берут в госфонд.
Иван Ильич.  Значит, внук Председателя Президиума в опале ?
Эрнст.  Внук Председателя…
Иван Ильич.  Выходит, руководители нашего изобразительного искусства – принципиальные, независимые люди…
Эрнст.  Выходит так.  Сейчас ты скажешь, что само по себе это неплохо.
Иван Ильич.  Если бы было иначе, это бы меня огорчило.
Эрнст.  Ты всё равно огорчился – за меня.  (после паузы)  Тебе известно, что эта… «злополучная» выставка была закрыта на следующий день после открытия ?
Иван Ильич.  Слышал об этом – не каждый день у нас закрывают официально разрешённые выставки.  Эта была даже специально согласована с секретариатом ЦК по культуре, чтобы аномальные художники всё-таки смогли