показать свои достижения. Так вот, мне докладывали, что там выставлялось сущее безобразие. Например, закреплена подзорная труба, в неё можно посмотреть и увидеть прикопленную к дальней стене записку со словом «Нет!», причём слово написано по-английски - это искусство ? Или другой экспонат. В чурку кое-как вбиты кривые гвозди, всё это так и называется: «Кривые гвозди». Ещё мне рассказывали о каком-то крутящемся ржавом механизме, который, кажется, тоже имел английское название – «Performance». Русского языка им, видите ли, не хватает… Нет, Эрник, это – не искусство !
Эрнст. Насчёт записки и гвоздей – лично я с тобой согласен.
Иван Ильич. Вот видишь !
Эрнст. Да ты пойми - это ничего не значит ! Это ведь моё личное мнение. Люди имели право выставить это !
Иван Ильич. Они и выставили. А другие люди имели право… а я считаю, что и моральный долг, - закрыть такую выставку. И они закрыли её. И правильно сделали !
Эрнст. Нельзя было закрывать ! Люди ищут себя, экспериментируют, ищут новые направления !
Иван Ильич. Эрнст, мне ведь один раз довелось побывать на подобной выставке… так называемого современного искусства – лет пять назад, во время визита в США. Там был и такой экспонат – на красивой расписной тарелке, хорошо хоть под стеклянным колпаком, лежала куча говна. Композиция называлась честно: «Faeces». Это тоже искусство ? Как ты говоришь, «новое направление» ? Если бы на вашей выставке был такой экспонат, я бы сам её закрыл ! Лично ! Не побоялся бы вмешаться в дела культработников.
Эрнст. Тебя не смущает само это слово – «культработники» ? И заметь, кто противостоит художникам - «культработники».
Иван Ильич. Выставка закрыта по согласованию с Академией художеств.
Эрнст. С этим старичьём… Пойми, их время ушло !
Иван Ильич. И всё-таки они – художники, а человек, вбивший в полено три гвоздя – нет !
Эрнст. Дались тебе эти гвозди и это дерьмо ! Пойми, не в них дело...
Иван Ильич. Хорошо, оставим гвозди в покое. Ты-то что выставлял ?
Эрнст. Картину.
Иван Ильич. Ясно, что картину. Где можно на неё посмотреть ?
Эрнст. Она за твоей спиной.
Иван Ильич оборачивается – в матерчатом чехле на диване прислонена к его спинке картина. Эрнст подходит к дивану, достаёт картину из чехла и снова прислоняет её к спинке дивана под удобным для осмотра углом.
Эрнст. Вот…
Иван Ильич долго и пристально смотрит на картину.
Иван Ильич. Название есть у неё ?
Эрнст. «Крик»
Иван Ильич. «Крик» ? Просто «Крик» ?
Эрнст. Да, «Крик»… А просто или не просто – не знаю… Скорее, не просто…
Иван Ильич молча смотрит на картину, Эрнст – на него.
Эрнст. Ну, как ?
Иван Ильич. Сначала не понравилась. Подумал, «мазня». А после того, как ты сказал название, вдруг что-то повернулось во мне, и я как будто увидел её… как бы другими глазами. Похоже, что действительно - «крик». Уж и не знаю, почему…
Эрнст. Ну и… ?
Иван Ильич. Моё мнение… личное, некомпетентное – такие картины (кивает на картину Эрнста) имеют право… появиться. А выставка… видимо, она была закрыта не из-за твоей картины. Товарищи говорили, что общее впечатление от неё было… вредоносное… что советским людям такое искусство не нужно.
Эрнст. Непонятное – значит, ненужное ?
Иван Ильич. Что ж, давай разберёмся… Вот ты сегодня принёс и показал мне нечто малопонятное. Конечно, малопонятное - для меня. Но я ведь видел и другие твои работы, прежние – прекрасные пейзажи, несколько портретов, которые мне очень понравились, потом, ты ведь успешно оформил два спектакля. Одним словом, лично мне ты уже доказал, что ты – мастер. Пусть, совсем молодой – но мастер. И только при этом условии, глядя на твою новую картину, сложную для моего восприятия, я могу поверить, что ты ищешь новые формы.
Эрнст. То есть лишь тот имеет право искать новые формы, кто в совершенстве овладел старыми ?
Иван Ильич. Именно ! В точку ! Только это даёт моральное право на такой поиск ! Для того, чтобы человеку понадобились новые формы, ему ведь должно стать тесно в старых… которые, кстати, сами по себе ничем не хуже.
Эрнст. В твоих словах есть доля правды, но ведь…
Иван Ильич. Погоди, я не кончил - сейчас я их ещё усилю… Когда-то, давным-давно я вычитал, что такое «шедевр». Оказывается, по сути своей, по этимологии самого слова это не есть что-то необычное и изысканное – нет !. В средние века так называли изделие, которое подмастерье делал самостоятельно и выставлял на суд мастеров какого-нибудь цеха ремесленников, чтобы получить звание мастера. Это был экзамен. Так вот, изделие это должно было быть самым обычным, стандартным – но высококачественным. А вот когда ты, сделав такое изделие, всем доказал, что ты мастер – пожалуйста, твори, ищи новые формы и пути в свом деле… И я совсем не уверен, что человек, который прикопил бумажку к стене и установил подзорную трубу – мастер. Точнее, я почти уверен в обратном.
Эрнст. И всё равно цензура ? Комиссия мастеров ? Кто будет аттестовать художника ? Картина – это же не бочонок, не камзол.
Иван Ильич. В первую очередь я имею в виду самоцензуру художника. А комиссия… Всё-таки, как ни жаль, нельзя без неё. Иначе – получим те самые тарелки под колпаками. Нельзя, чтобы люди, больные душевной диареей, опрыскивали других людей своим дерьмом… Кстати, если идти в искусстве в этом «новом направлении», то следующим шагом будет снять колпак с тарелки. Чтобы усилить «правду жизни».
Эрнст. Ну, хорошо. Оставим теоретические споры… о дерьме. Мне-то что делать ?
Иван Ильич. Ты можешь писать так, как раньше ? Хотя бы так, чтобы в отличие от этой… (жест в сторону картины) твоя картина могла понравиться человеку, который не знает её названия ? Ведь ты занимаешься не вербальным, а изобразительным искусством.
Эрнст. Конечно, могу. Но сейчас мне это не интересно. Сейчас я хотел бы писать и совершенствоваться в этой манере (кивок в сторону картины). И ведь картина тебе в конечном счёте понравилась ? Правильно я понял ?
Иван Ильич. Да. Но ведь это не значит, что если бы твоя новая картина была написана в более реалистической манере, она бы мне понравилась меньше.
Эрнст. И всё-таки, выбирая свой путь, художник должен быть абсолютно свободен.
Иван Ильич. Может ли человек вообще… индивидуум… быть свободен… сомневаюсь. Я, например, не свободен и понимаю, что по-другому и невозможно. Свободны могут быть люди в целом, т.е. общество – как в нашей стране.
Эрнст (с улыбкой). Или как на «Острове счастья» ?
Иван Ильич (усмехнувшись). «Остров счастья»… Это ведь не более, чем полоумная блажь человека, решившего «похипповать» перед смертью. Бывший хиппи, предавший идеалы своей молодости и ставший миллиардером, узнаёт, что болен лейкозом, и дни его сочтены. И вот, убоявшись сам себя и всего содеянного, он снова предаёт – на этот раз идеалы, которым служил всю свою взрослую жизнь. На свои миллиарды он покупает малонаселённый тропический остров, мелиорирует его, создаёт там коммуну, пишет для неё конституцию и лично отбирает для неё первые десять тысяч достойных из миллионов подавших заявления. И вот, эти люди живут там самой примитивной жизнью, довольствуясь малым, занимаясь, в основном, сельским хозяйством и не развивая ни наук, ни искусств. И называют при этом свою коммуну «островом счастья» ! Это же издевательский вызов всему человечеству !
Эрнст. Чувствую, «наступил на мозоль»...
Иван Ильич. Ещё бы ! Ты только осознай всю… всю вредность этого «острова». Ведь они морочат людям головы самым злостным образом. И ведь люди им верят ! Количество заявлений в эту коммуну не меньше, чем на иммиграцию в СССР. Причём, мы выбираем одного из десяти, а они – одного из тысячи. Это же форменная контрпропаганда !
Эрнст. Дед, ты же знаешь, что никакой пропагандой они не занимаются. Не тратят на это ни копейки, ни грамма усилий.
Иван Ильич. Пропаганда – само их существование. Сформировался какой-то живучий миф об этом «острове». Просто людям хочется в него верить. Людям хочется верить в сказки.
Эрнст. А знаешь, какой гимн у этого сказочного государства ?
Иван Ильич. Нет. И какой же ?
Эрнст. «All You Need Is Love».
Иван Ильич. Это Биттлз ?
Эрнст. Ну да.
Иван Ильич. Вот ловкачи !
Эрнст. Но почему… Наверняка, выбирали искренне. Мне очень нравится эпиграф к их конституции. Там сказано примерно так: «Государство лучше всего маленькое. Людям лучше далеко не ходить. Сложные инструменты лучше не употреблять. Хорошо, если еда у всех вкусная, одежда красивая, жилье удобное, жизнь радостная. Хорошо смотреть на соседнее государство и слушать, как там поют петухи. А в гости лучше совсем не ходить.»
Иван Ильич. Такой эпиграф вообще выдаёт их с головой – это же цитата из древнего китайского трактата «Лао-Цзы». Нельзя в наши дни жить по правилам, казавшимся разумными два тысячелетия тому назад. Тем более, что по ним невозможно было жить даже тогда.
Эрнст. Может быть, это стало возможным в наши дни ?
Иван Ильич. Эх, Эрнст… Кстати, чтобы ты знал – профессиональных художников и музыкантов они вообще не принимают.
Эрнст. Уеду я, дед… Не бойся, не на «остров» - в Париж.
Иван Ильич на несколько секунд молча прикрывает лицо ладонями, массирует себе виски и глаза, глубоко вздыхает.
Иван Ильич (тихо, самому себе). Вот тебе ! …(Эрнсту) Решил твёрдо ?
Эрнст. Да. После инцидента на выставке.
Иван Ильич (кивает в сторону картины). Ради этого ?
Эрнст. Считай, что да.
Иван Ильич. И не передумаешь ? Никак ?
Эрнст. Поеду стразу после годовщины отца. Уже купил билет.
Иван Ильич. Вот как…
Эрнст. Душно мне стало в стране.
Иван Ильич. В НАШЕЙ стране.
Эрнст. В нашей… Я не отказываюсь.
Иван Ильич. А там будет не душно ?
Эрнст. Там на меня будет всем наплевать – вот и хорошо.
Иван Ильич. А чем жить будешь ?
Эрнст. Этим (показывает в сторону картины). Надеюсь, что в материальном плане проблем не будет. Кстати, эту картину и ещё две у меня покупает японский коллекционер… Познакомились на злополучной выставке… За сорок тысяч долларов.
Иван Ильич (с ухмылкой). Хм-м… Не забудь заплатить подоходный… А почему в Париж ?
Эрнст. У меня там девушка.
Иван Ильич. Вот как… А как же Оля ?
Эрнст. Ну… вспомнил… Никак. Тебе показалось – она всегда была «никак». Так… дружили.
Иван Ильич. А француженка-то – какими судьбами ?
Эрнст. Люси поучилась немного у нас в Университете, сейчас доучивается в Сорбонне.
Иван Ильич. Так это она была с тобой на выставке ?
Эрнст. Да. У неё каникулы.
Иван Ильич. Понятно… И как же ты общаешься с Люсей ? Французского ты не знаешь.
Эрнст. Она неплохо говорит по-русски. А язык, конечно, придётся выучить.
Иван Ильич. Да уж… И что, у вас серьёзные отношения ?
Эрнст. Очень… Слушай дед, ты извини меня.. Мне ужасно неприятно, что я тебя подвожу - внук Председателя Президиума уезжает жить за границу… Сначала, сноха, потом внук.
Иван Ильич. Обо мне не думай. Подумай о своём будущем. Крепко подумай ! …
Эрнст. А тебе не будет…
В комнату заглядывает Наталья Петровна.
Наталья Петровна. Всё мальчики, кончайте ваши споры. Раскричались на всю квартиру. Ужин готов.
Иван Ильич (вздохнув и положив руку на плечи внуку). Пошли, Эрнст. А ты, мать, прими успокоительное – сейчас внук тебе кое-что расскажет…
9. День четвёртый. Мемориал.
Летнее утро, семь-восемь часов.
Иван Ильич,
