"Будни салона"

уволил парня, лишь узнав о «заказе в долг».
- Гурон, ты чего творишь? – обречённо спрашивает Сашок, когда Гурьян возвращается. Веригин расстроен и удивлён наравне со всеми. – Зак всё равно узнает.
- А я не собираюсь скрывать, - в благополучном исходе Гурьян сомневается не меньше нашего, но пытается держаться на плаву, хватаясь за соломинку случая.

Хозяин, контролирующий размножение котят утоплением в ведёрке, появляется в салоне сразу после слов обречённого. Он злой, уставший, с огромной сумкой на плече до верха забитой расходными: краской, иглами, бумагой, крафт-пакетами, растворами и прочими жизненно важными для салона материалами.
Лис подсуетился первым. Подскочил к боссу и забрал сумку. Делаем непринуждённый вид, но Зака не обманешь. Он словно чувствует гнетущую атмосферу. Осматривает нас всех и останавливает взгляд на заляпанной краской рубахе Гурона.
- Я же говорил, запачкаешься.
- Зак, - Гурон решил не тянуть муки агонии, - я… работу в долг сделал.
Закиро остановился. Решать глобальные проблемы после насыщенной нервотрёпки на складах «Тату-маркет» он был не в состоянии.
- Шутка?
Гурон отрицательно мотнул головой.
- Та-а-ак… - протянул Закиро, а мы ощутили лёгкое дуновение от надвигающегося урагана.
- Я сегодня же внесу всю сумму, - попытался защититься Гурон.

- Дело не в сумме, Гурьян, - Закиро был серьёзен и раздражён. – И ты это прекрасно знаешь. Ты помнишь правила? Их всего два. Два! Первое. Татуировка – деньги. Второе. Скажи цену перед креслом. Дело не в наличности, дело в репутации. Татуировщики, настоящие татуировщики, не работают в долг. Товар не тот и последствия таких решений катастрофические. Лучше работать бесплатно, чем в долг. Завтра под дверями могут оказаться десятки клиентов намеревающихся совершить сделку. Как ты с ними будешь объясняться? А никак. Им проще уйти в другой салон, чем выслушивать бред!
К концу пламенной речи Зак уже кричал.
- Антон… - прозвучало почти умоляюще.
Но слушать жалобный лепет Закиро не собирался:
- Помнишь, ту бабку, которая заснула у тебя в кресле? Я тогда тебе сказал – ещё раз облажаешься, мы расстанемся. Что ж, - Зак сделал паузу, переводя дыхание, - ты своего добился. Расчётные заберёшь завтра. Сегодня я не в состоянии. Всё. Ты свободен. На этом, Гурьян Семёнович Кайсаров, вы в салоне «ТатуАрт» не работаете.
Зак резко развернулся и пошагал в свой кабинет.

Пять лет вместе и, вдруг, в один миг лишиться того, ради чего мы, собственно, и живём. Наша работа. Смысл жизни и эдем для души. Устройство в другой салон сулит массу проблем. Клеймо «Закиро» знают далеко за пределами города. Многие мечтают попасть к нему. Отличный мастер, благополучный владелец, удачливый коммерсант, надёжный друг и справедливый босс. При найме достаточно будет лишь упоминания его имени, чтобы испортить себе репутацию и выслушать множество провокационных вопросов. От «почему вы решили уйти», до «у вас был конфликт с Заком». Можно, конечно, работать на дому, но приобретение расходных и дефицит клиентов в конечном итоге определят это занятие лишь, как убыточное хобби. Выход один – уехать в другой город и начать заново зарабатывать имя.

Слова утешения найти сложно. Сейчас, они бессмысленны. В зале гробовое молчание. Гурон не шелохнётся, и только робкие слезинки пробегают по щеке и прячутся в густой щетине.
- Гурь, - подхожу и кладу руку на плечо. Он вздрагивает, шмыгает носом, хватает со стула свой пиджак и убегает из салона прочь.
Лисёнок не вытерпел и рванул в кабинет Зака, но Сашка вовремя его остановил:
- Куда? – его рука прочно вцепилась в капюшон толстовки. – Не зли зверя, - советует он Ромке. – Если Закиро меняет решение, то самостоятельно.
- А мы? Разве мы ничего не сделаем?! – с юношеской горячностью вспыхивает Лис.
- А что мы можем сделать, - пытаюсь его успокоить. – Гурон собственными руками запихал себя в это дерьмо. Поздно кулаками махать. Надо после работы к нему поехать.
Сашка утвердительно кивает.
- Так, значит, будем молчать? – без прежнего запала спрашивает Лис.
- Да, - Сашенька любуется собой в зеркале и поправляет макияж, но окончательно придушить скребущихся на душе кошек не может и безысходно вздыхает. – Там в приёмной двое сидят. Будем работать, - приходит он к единственно верному решению.

Вечером спешим к Гурону. Его «однёшка» далеко от центра, но на такси – всего пятнадцать минут.
Долго давлю кнопку звонка. Наконец-то, щёлкнул замок. Хозяин открывает дверь и спешит скрыться на кухне, откуда тянет дымом. Верный признак полного краха душевного равновесия некурящего Гурона.
Втроём осторожно вползаем в убежище изгоя. Он сидит на табуретке около стола, перед пепельницей полной окурков, рядом пара смятых пачек.
Подхожу поближе и обнимаю. Сердце разрывается от жалости, но слова утешения получаются какими-то по-армейски бездушными:
- Гурь, будь мужиком. Успокойся.
Хочется прижать его к себе и гладить по голове, как наказанного ребёнка. Если бы это помогло.
- Будешь? – Лис выуживает из кармана банку пива.
- Я не пью, - бросает ему Гурон.
Голос дрожит. Эмоции на пределе. Наш приход лишь усилил чувство вины и глубину свалившейся проблемы.
- Может, он ещё передумает, - то ли утверждая, то ли спрашивая, тихо бормочет Лис.
- Кто? Закиров? – полный горечи голос не оставляет ни одного шанса на реабилитацию.
Мы и сами понимаем, что хладный трупик надежды осталось только похоронить, но упорно продолжаем топтаться у гроба.
- И что будешь делать? – Ромка старается проявить участие, но становится только хуже.
- Повешусь, - раздражённо бросает Гурьян и с силой вдавливает недокуренную сигарету в пепельницу. Обида и досада плавно перетекают в тихую злость на весь окружающий мир.
- Дурацкая идея… - Лис не успевает продолжить.
- Какой вопрос такой ответ, - огрызается Гурон.
Он соскакивает с табурета и поворачивается к окну. Прячется от нас, не желая демонстрировать свою слабость, но голос не слушается, и он сдавленно произносит:
- Что я умею, кроме татуировки? Вагоны разгружать? В городе, да и в области в более-менее приличные салоны вход мне заказан. Остаётся только уехать и начать всё заново.
- Ну может, в любви тебе повезёт, - поддёвка Сашка – ответ на злобные выпады Гурона.
Гуря молчит. Не до любви. Да и мы ни в чём не виноваты. Он давно пожалел о своём рыцарском безрассудстве. Возможен ли роман с учительницей ещё вопрос. А вот работу он уже потерял.


Возвращаюсь домой поздно вечером. Гурону мы мало чем помогли, но посильное участие в судьбе друга приняли.
Иду от остановки к родному подъезду, наблюдая издалека до боли знакомый обтекаемый корпус чёрного мотоцикла. Сегодняшнему дню светит непредвиденный конец.
Она подхватывается с лавочки, как только я поравнялась.
- Рик, - перекрывает вход в подъезд, - ты мне поможешь?
Останавливаюсь. В моих глазах почти настоящая усталость от событий бурного дня. Хочется сказать – я не «911», но – почти заинтересованно:
- В чём дело?
- Я татуировку, кажется, повредила. Дома вешала гардину. И она сорвалась.
- Оцарапала?
Кивает.
- Вообще-то подобные инциденты проходят через салон. Но… - смотрю на её страдальческую мордашку, серые умоляющие глаза и решаюсь, - … раз уж приехала, пойдём, посмотрю.

Царапина глубокая. Крыло у феникса разорвано, но при правильном уходе и лечении заживёт, почти не нарушив рисунок. Потребуется лишь незначительная корректировка.
Стою за спиной по пояс обнажённой клиентки, обрабатываю рану, накладываю «Пантенол» и чувствую непреодолимое желание развернуть её к себе лицом и посмотреть на грудь.
Профессиональная этика, здравый смысл и воспоминания о прошлых романах упорно сопротивляются падению нравов, но ладони уже самостоятельно ползут по талии девушки и робко заключают упругую плоть грудей в импровизированные чашечки бюстгальтера. Она будто ждала этого. Подаётся вперёд и прижимается сильнее к моим рукам.

Целую её шею, спину. Чуть касаюсь губами, стараясь не задеть свежую татуировку и царапину, а руки, наигравшись с твёрдыми сосками, скользят вниз к поясу брюк. Тот быстро уступает нетерпеливым пальцам, которые забираются под резинку трусиков, всё ниже и ниже к краешку шёлкового треугольника…
Ночь. Что можно сказать о ночи лесбийских ласк? Что бы не было сказано, этого будет мало и никогда не отразит сотой доли вожделения, страсти и удовлетворения. Утром мы проснулись в одной постели под общим одеялом, где проведём вместе ещё не одну ночь.

Если есть в жизни счастье, то частичку его подарил мне этот человечек. Парень заключённый в тело девчонки. Я никогда не жалела о тех шальных днях, когда ветер хлещет в лицо и стрелка спидометра замирает на «двухстадвадцати», когда лишь запах её кожаной куртки приводит в первобытный трепет, когда с нетерпением ждёшь прихода, той единственной, которой прощаешь всё.
Любила ли я? О, да. Отдавая ей всю себя, словно жертву. Быть её тенью, следовать по пятам и боготворить.
Взаимной любви не существует. Так говорят. Кто-то любит, кто-то позволяет себя любить. Тогда, я любила.

- Жень, зайчик мой, просыпайся, - тихонько щекочу её за ушком. Шесть часов и мне пора вспомнить о рабочих буднях.- Подъём, малыш.
Она сладко потягивается, жмурится от яркого июньского солнышка, уже заглянувшего на десятый этаж и клещом впивается в моё запястье:
- Нет. Останься. Я хочу быть с тобой.
Обвивает мою шею второй рукой и притягивает к своим губам. По-детски припухшими и яркими от ночных и предутренних ласк. Долгий поцелуй. Я проваливаюсь в бесконечность новой страсти. Истома и желание. Низ живота почти пронзает тянущая боль.
- Зайчик, я не могу, не сейчас, - настойчиво отстраняюсь и ухожу от её шаловливого пальчика атакующего мою промежность. Ещё минута и я покорена. Очередное нарушение всех графиков. Зак, с учётом нынешнего настроя, меня четвертует. – Встретимся вечером. Поднимайся, малыш, а то я опоздаю.
- Не опоздаешь, - её рука держит край моего халата. – Я тебя за две минуты домчу. Итого… - смотрит на будильник, - … у нас пятьдесят пять минут. Иди ко мне. У меня никогда не было такой любовницы.
- Жень, ты с ума сошла, - я почти сдаюсь.
- Да. И это твоя вина.
Хихиканье, визг, притворное сопротивление и мы снова в жарких объятиях друг друга.

Женькин чёрный мустанг доставляет меня в салон ровно в восемь. До сих пор удивляюсь, как могут сочетаться бешеная скорость, пристальное внимание, молниеносная реакция и слепая удача. Но светофоры, ДПС, «лежачие полицейские» и прочая разметочная мишура на асфальте никогда не являлись для моей байкерши угрозой её стилю вождения.
На прощание нежный поцелуй и договор о встрече.
- Я буду думать только о тебе, - шепчет она и нехотя выпускает меня из тисков объятий.
- До вечера, малыш, - машу ей рукой и убегаю в салон.

Парни сегодня хмурые и серьёзные. Мне даже не ловко за свою сияющую физиономию, на которой отразилась вселенская благодать. Рабочее место Гурона непривычно пустует. Становится не по себе, а вчерашний инцидент живо рисуется перед глазами. Через пять минут поддаюсь общему упадническому настрою и загробным голосом интересуюсь:
- Зак здесь?
Лис утвердительно кивает головой. Мы знаем - скоро появится Гурон. В последний раз. И мы расстанемся навсегда. Как же больно рвутся наши братские узы.