А по-другому не получилось! – человек остался человеком, лысым приматом, с довлеющими инстинктами: жрать, трахаться, изголяться над соседями. Нормально это… Впрочем, всё это «нормально» будет только при том условии, если сильного развала не случится, если в той же Европе смогут удержать ситуацию под контролем хотя бы частично… Видишь ли, Володь, я говорил про «ничего не изменилось» применительно к людям и к их интересам-потребностям, а в мире, - в мире много что изменилось! В техническом плане. И эти изменения, знаешь ли, многие недооценивают… Ну вот, раньше… Ну, вымерли ацтеки ещё до прихода испанских конкистадоров. Отчего? – толком никто не знает, только гипотезы. Ну, вымерли и вымерли – никто и не заметил. А сейчас… Ты представь, если «вымрет» весь персонал какой-нибудь АЭС, пусть даже и с заглушенным реактром… Это же… Ну – ты понимаешь… Потому, знаешь ли, мои рассуждения о «раннем средневековье» с автоматическим оружием и компьютерами могут оказаться неуместны – если грохнет что в Европе… Или у нас. Хорошо – мы далеко от этих дел живём… Но всё равно. И так-то, - это просто нереальная удача, что этот вот финансовый коллапс не сопроводился всеобщей войной «всех против всех». Ну, так, ограниченно… Подрались там, в Заливе…
- По радио говорят – «огромные потери от эпидемии» – это «ограниченно»?..
- Ну да. Даже гуманно где-то. Зато у оставшихся появился шанс… А представь, если бы задействовали все ядерные арсеналы, а не немного там бомбочками покидали в Средней Азии, - что бы было? Населения всё одно померло бы не меньше, зато и для оставшихся было бы… Ну вот представь – огромные загаженные радиацией пустоши… Да нет, не от боеголовок – от этого ядерного дерьма, которого напихано в каждую АЭС… Тогда бы шансов у человечества ещё меньше было бы, и намного. Впрочем, не всё ещё потерно – всё это ещё может быть! – оптимистичн закончил он.
- А может и не быть. Я раньше предполагал по весне начало всемирной драчки, а теперь, когда эпидемия подчистила численность, то, может, и обойдётся…
НОВОГОДНИЕ РЕФЛЕКСИИ
Олег с братом сидели за неубранным, лишь слегка прибранным столом, освещённым только одной оплывшей уже цветной свечкой. Все уже угомонились и разбрелись отсыпаться. Затихла и стрельба, и пьяные крики на проспекте.
Вертя в пальцах толстенький патрон от кольта, Толик, продолжая старый разговор, интересовался, давая возможность Олегу высказаться, сбросить с себя эту ношу хотя бы на время:
- А вот скажи, были бы у неё шансы на примирение?
- На какое «примирение»? Мы не ссорились. Просто вылезла её натура, её нутро. Ну вот что значило бы «примирение»? Что я вдруг сделал бы вид, что я этого нутра не понял, не видел? Забыть, как она хотела меня выгнать из дома, из моего ДОМА «куда-нибудь» - всё равно куда? Потому что я ей тут мешал? Ну, «забыл». Вернее, забыть-то это невозможно – можно только вид сделать, что «забыл». И что дальше? От этого её натура изменится? От того что я «забуду», как она вдруг открылась?
- Так что, без вариантов?
- Я думал об этом. Знаешь – сейчас ведь свободного время много… Ты знаешь… Без малого 20 лет ведь не выкинешь из памяти. Что смешно – нет, есть варианты. Как ни странно. Как минимум один вариант. Дальнейшего сосуществования.
- Какой же?
- Чисто теоретический, Толян, чисто теоретический. Невероятный. Потому и говорить о нём не стоит.
- Ладно, брателло, кончай ломаться – я же вижу, что тебе надо высказаться. Говори, я слушаю, я сегодня жилетка.
- Ладно. Если бы она «сдалась».
- Это как понимать?
- Видишь ли, того что прошло – не изменить. И прежних отношений уже не вернуть. Моего, честно говоря, трепетного к ней отношения, когда она для меня стояла на пьедестале, а я на неё смотрел снизу вверх. Этого уже не вернуть… Самое поганое, что я перестал ей доверять! Понимаешь? Это самое страшное – я ей больше не до-ве-ря-ю! Я допускаю от неё возможность любой практически гадости. Пусть умозрительно, пусть теоретически, но допускаю. Сам не хочу в это верить, - но умом, опытом, - допускаю. Для меня долгое время это было непостижимо, это было дико – но потом я с этим свыкся. Сжился с этой мыслью, принял это как данность. Несмотря на всю дикость этого. Почему дикость? Вот как бы тебе объяснить… Вот у тебя есть часть тела, рука. Ты не задумываешься о ней, она – часть тебя самого. Она может болеть, быть ушибленной или усталой, чесаться или быть грязной – но это твоя рука. Ты не можешь допустить саму возможность, что она будет враждебна тебе. Скажем, можешь допустить, что в результате болезни или ранения рука будет нежизнеспособна; даже что ты её чувствовать не будешь – это можно допустить. Но невозможно представить, что твоя рука, скажем, будет тебя же душить! Твоя рука – тебя! Или, скажем, когда ты стреляешь – она возьмёт, и вытащит обойму, или собъёт прицел, или выхватит оружие и постарается выстрелить в тебя… Дико, да? Вот и для меня это было дико. Потом я с этой возможностью сжился…
В дверь кто-то негромко постучал, братья повернули головы – в проём просунулась голова Васильченко.
- Не спите ещё?.. Я пойду уже. Джамшуда проверил, чтоб не угорел – не, нормально всё, спит. Пьяный. Это… Олег, я что сказать хотел. Раз уж меня поставили за запасами следить.
- Что?
- Ну, я на кухню отпускаю каждый раз, по раскладке, хотя женщины и ругаются. У них на кухне тоже свой запасец есть, расходный. Но тут – раз уж берёте, ставьте меня в известность, чтоб я у себя помечал!
- А чё такое?
- В 6-м складе, это что сразу над кухней, так смотрю – весь шоколад кончился! И всё сухое молоко! Я-то что, но я ж следить поставлен! Хоть предупрждали бы, что ли…
- Ладно, ладно, Володь, разберёмся. Ты иди, иди, отдыхай. Потом всё…
- Ага. Ну, с наступившим…
Дверь скрипнула, закрываясь.
Олег вновь повернулся к брату.
- То есть, говоря сухим казённым языком, доверие она утратила. Но. – Он предостерегающе поднял руку, останавливая готового что-то сказать брата, – Я ведь знаю, что ты скажешь. Что если часть тела не просто болит или гниёт, но и представляет для тебя опасность – её ампутируют. Это так. Но! Я не могу и забыть всего хорошего что было. У нас сын. Наш, общий. Почти двадцать лет общей биографии. Я не могу забыть и то, как когда меня прихватывало с сердцем, она меня таскала по врачам, сама договаривалась через знакомых. Как когда… Помнишь девяностые?.. Когда я в КПЗ сидел, и светила мне жестокая статья – она мне жрать приносила, и делала, что я говорил, для нейтрализации… того самого… дела. Помогла мне вытащиться оттуда.
- Брателло. Ты слишком строг к себе и слишком снисходителен к ней. Ну, жрать приносила… Так она же жена! И сын у вас тогда маленький был. Куда бы она нах делась с подводной-то лодки? Сам же говоришь – «общая биография»! А когда она почувствовала себя «на свободе» - вот тут и «расправила крылья», тут ты и не нужен стал!
Олег сгорбился, его лица не стало видно. Глухо сказал:
- Свитер мне связала. Красивый… Старалась. Давно, правда. Для меня. Я и этого забыть не могу. – Голос его дрогунул.
- Заботилась обо мне… Ругалась, что за собой не слежу; витамины мне таскала… От своих компаний.
- Заботилась. О себе она заботилась, не о тебе! Что, не так??
Помолчали. Олег глубоко, очень тяжело вздохнул.
- Брателло, ты не досказал. Какой вариант ты видишь?
- Да нереальный он.
- Договаривай.
- Я сказал – разбитую вазу склеивай, не склеивай – она всё одно разбитая, как прежде не будет. Нет и смысла тогда. Но можно попытаться сделать, слепить что-то новое, совершенно другое. Пусть не такое красивое, пусть кривоватое – но это будет новое, самостоятельное изделие. К чему это я?.. – он потёр лоб.
- Я не могу забыть, что мне открылось. Но и хорошего забыть не могу. Она всё же не полная сволочь… надеюсь. И общего у нас много. Можно было бы со-су-ществовать. Вместе. Даже как муж и жена. Но! Чтобы она полностью зависела от меня, и «своей» жизни, помимо семьи, не имела…
- Так оно так и есть! Во! Этож так и есть, ты чо?? Она сейчас и так от тебя полностью зависит!
- Ты не понимаешь. Да, сейчас так. Но это – внешнее. Всё равно как если мы пеонов в плен берём и на цепь сажаем, - никуда не денутся. Но вообще их только цепь держит, если бы не цепь – сбежали бы. А то и замочили бы нас. Так вот, для неё окружающая «необходимость» - такая же цепь. Необходимость. А это должно бы быть решение. Её решение. Сознательное. Как бы… Ну, как она сознательно берёт, и часть своего «суверенитета» сознательно, навсегда, передаёт мне…
- Брат… Ты извини, конечно. Ты старший, и соображалка у тебя работает не в пример моей. Но сейчас, мне кажется, ты херню городишь. Несёшь полную беспросветную пургу. «Передала суверенитет»… Зачем эти сложности?? Куда она денется-то??
- А если бы было куда деться – делась бы? Ты пойми – это уже было! Жизнь «по необходимости», по «куда денешься с подводной лодки!» Чем закончилось – видишь? Зачем это повторять, зачем ступать на те же грабли?..
- Ну так… Пошли её, окончательно. Или пристрели!
Олег хмыкнул, и, подняв голову, с усмешкой взглянул брату в лицо, хотя в глазах его поблёскивали слёзы. Налил себе половину стакана виски, залпом выпил.
- Я знал, что ты это предложишь… Эх, Толян, всё же разные мы с тобой. Очень разные.
- Разные, заразные… Скажи ещё, что простой я как амёба. Да ладно, ладно, знаю я, что ты про меня думаешь! «Примитивная сущность», ога. Наслышан. Только так как ты живёшь – прямой путь в… в ящик. Или там в простыню – и на полтора метра под землю, в пару к Устосу. Так, знаешь ли, нельзя! Сейчас крутые времена, и должны быть простые и крутые решения! Простые, брат! Палец загнил, - к чёрту его, если терапии не поддаётся! Даже если рука. Это раньше можно было годами рассусоливать, переливать из пустого в порожнее, обливаться слезами на мыльных операх и ток-шоу, таскаться к психоаналитикам! Сейчас так не выживешь! Не поддаётся терапии – отрежь! Отсеки! Поболит, да. Но перестанет. Это лучше, чем постепенно отравлять весь организм! Зато не сдохнешь! И… Что, ты на себе крест поставил?? Чего там «лепить из прежнего материала», зачем? Ты на себя посмотри! Ты классный крепкий мужик! Прошаренный. Как это?.. А! Адаптированный к новой жизни! Что ты – себе бабу не найдёшь?? Нормальную? Чтобы тебя ценила, а не свою «самостоятельность, независимость», которые близко тут не лежали. Зачем тебе это гламурное говно? Да у тебя, брат, ещё всё впереди! Я иной раз опасаюсь, что ты у меня Эльку отобъёшь, вижу я, как она на тебя с обожанием смотрит!..
Оба засмеялись. Олег вновь опрокинул себе в стакан пузатую бутылку Джека Дэниэлса, отсчитывая «бульки».
- Да найдём мы тебе девку, не переживай! Знаешь, сколько нормальных баб?? Та же Сталкерша. Они ведь более живучие, чем мужики. Да любой скво, кто сможет пережить эту зиму, будет за счастье за тобой; ноги будет тебе мыть и воду ту пить! Если ты к тому времени не сопьёшься ещё, – добавил Толик, наблюдая, как брат опрокинул в себя очередные полстакана желтоватого пойла.
- Этот вот… карамболь, что в мире произошёл, – он многим мозги на место вправил! Он бы и твоей, может, вправил – но она, за тобой-то, за твоей спиной и твоим люгером сложностей-то не нюхала! А ещё пасть раскрывает! Да я бы её за одно хоть высказывание поперёк угандошил
