спросил я.
- Какая разница, Андрей? Можно подумать, у тебя другая профессия. Оба мы смерти ищем. Что? Не так? Только ты на государственном окладе сидишь, копейки получаешь, а я в творческом поиске, за твердую валюту работаю. И проживешь ты, может быть, не больше моего... И валю я здесь тоже гадов, как и в армии на войне! Подонков! Они же здесь все друг друга заказывают! Партнеры по бизнесу, язви их в кочерыжку! Я ведь не простых работяг делаю, не женщин и детей. Один бандит другого заказывает, банкир совладельца заказывает, ты думаешь, они тут честным путем деньги заработали? Так что я тоже, пусть косвенно, но на Родину работаю, как и ты. Очищаю родную землю от негодяев. И знаешь, я за полгода считаю, стране больше пользы принес, чем за службу в Афгане или в Чечне. И при этом не сижу на шее у Родины, мне эти подонки и платят, которых я грохаю. И платят гораздо больше, чем ты заработал за всю свою службу.
- Давно с армии-то уволился, киллер?
- Полгода... После Чечни. Дальше не смог служить. После того, как мы в январе Грозный брали... Паша-Мерседес - ссука! Заказал бы кто-нибудь его! Сколько из-за этого долбона народа полегло... Кинули мне на грудь орден Мужества к Красной Звезде за Афган и забыли про меня. Приехал я домой. Семьи нет. У матери на шее сидеть не будешь, а как попытался на работу устроиться, так вообще чуть с ума не сошел. Мы ведь служили и не знали, какая она - гражданская жизнь? А знаешь, какая она оказалась? Пока мы Родину защищали, подонки во власти и их родственнички всю страну прихватизировали, везде все частное. Куда ни сунься - предлагают или швейцаром, двери этим ворюгам распахивать, или сторожем, опять же этих ворюг охранять, или еще кем-нибудь, но только везде надо на этих жуликов пахать! Схватился я за голову, что делать - не знаю. Ну и под такое настроение встретил одного афганца, который мне эту работу предложил. Андрюха! Только не грузи меня, ладно! Понимаю я все, что когда-нибудь закажут и меня, что вечно это продолжаться не может, сколько веревочки не виться... Да хрен с ним! Хоть немного русскую землю от подонков очищу. Они же себя неуязвимыми чувствуют! У них же все схвачено, и фээсбэшники, и менты, и налоговая, и прокуратура! И если боятся они кого-нибудь, то только меня! Что кто-нибудь заплатит, и приду я - беспощадный и жестокий! И плевать мне на то, что у них все схвачено и куплено!..
1996 год. Москва.
Онищенко Геннадий.
Брат встретил меня с распростертыми объятиями. Он уже достиг жизненного уровня и материального благополучия, когда про таких, как он, говорят - животик, ушки и кошелек. Его фирма преуспевала, он организовывал и проводил шикарные презентации, дружил с влиятельными людьми, и оказание помощи сродному брату было для него просто еще одним актом самоутверждения в этом мире.
На следующий день после моего приезда он купил мне однокомнатную квартиру в стареньком панельном доме, почти в центре Москвы и дал неделю на развлечения и праздношатание по городу. Как мы с ним и обговаривали в мой последний отпуск, когда я решил уходить из налоговой полиции, моя работа будет заключаться в том, что я умею лучше всего - в обеспечении безопасности физического лица, коим был мой брат.
Сомневаюсь, что ему действительно что-нибудь угрожало, скорее всего, ему было просто приятно осознавать, что целый бывший спецназовец десантно-штурмовой бригады и налоговой полиции, рукопашник и просто здоровый жлоб будет его охранять. Типичный комплекс неполноценности типичного нового русского. Однако проработали мы с братом только месяц.
Поначалу все было нормально. Я стал его тенью и следовал за ним везде, где ему приходилось бывать. Я не чувствовал себя быдлом, так как он представлял меня везде и всем как своего брата. Он гордился моим внушительным видом, а я гордился его положением и возможностями. Неудобства ненормированного рабочего дня, определенные лишения и трудности работы телохранителя после службы в армии не были мне в тягость, тем более за те деньги, что он мне платил.
Как обычно принято у новых русских, старую жену он оставил сразу, как только у него появились деньги. Новая, в соответствии с принятым у них стандартом, была на две головы выше его, бывшая фотомодель, бессовестно и нагло сосущая деньги. Конечно, стерва была красивая, молодая, поэтому полноценно удовлетворить ее в свои годы он не мог, что сам прекрасно понимал, и потому ревновал по всякому малейшему поводу и без повода.
Где-то на третью неделю моей работы он психанул, заметив, что его жена слишком уж приветливо мне улыбнулась, вечером нажрался вдрызг и начал высказывать мне претензии, что я засматриваюсь на его жену. Я перетерпел, а утром прямо сказал все, что думал по этому поводу. Он извинился, и мы пожали друг другу руки.
Однако через неделю, после очередной презентации, на которой он опять сильно перепил и попытался сам сесть за руль машины, я не пустил его на водительское место.
- Не понял! Ты что, забыл, кто тебе деньги платит? Да у меня все менты знаешь, где сидят! Хрен кто меня остановит! - орал он.
- Ты мне деньги платишь за работу, которую я обязан делать хорошо, - жестко ответил я, - и потому, пока отвечаю за твою жизнь, я не допущу с твоей стороны действий, которые могут принести тебе вред.
Он попытался отпихнуть меня, а когда понял, что ему со мной не справиться, психанул.
- Да ложил я на твои действия! Козел! Меня! В мою машину! Не пускать! Тебе машина нужна моя?! На! - кинул он в меня ключи от машины, - Что тебе еще надо?! Жену?! Дело мое?!
И рванул прямо по улице, матерясь и сыпля на мою голову всевозможные проклятия. Я потихоньку тронулся за ним, он заметил и, показав мне кукиш, начал останавливать проезжающие машины. Возле него тормознул старенький Жигуленок, в который он заскочил, со всей силы грохнув дверью. Плюнув в окно, я тронулся за ним, чтобы убедиться, что он приедет домой.
Отогнав машину в гараж, злой пришел домой, с твердым намерением утром поговорить с ним - нужны ему мои услуги или нет.
Он меня ждал. И видимо ждал всю ночь, не прекращая пьянствовать.
- Явился! Бр-ратик! - язык плохо повиновался ему, - Как вид-дишь, я живой! Что, не оправдались твои надежды, что я замерзну, заболею и умру?!
- Заткнись, - мои нервы были на пределе.
- Он еще мне рот затыкает! А я знаю, чего ты хочешь! Это у тебя на лбу написано! Что глазами лупаешь! Хочешь, чтоб я сдох, и тогда ты завладеешь моей женой, да? Бизнес мой по-братски заберешь, да? Ты же для этого приехал в Москву, только об этом и мечтаешь!
Я вытащил из кармана ключи от квартиры и машины, которые он подарил мне и швырнул ему в лицо. Брата у меня больше не было.
Так я остался один. Без денег, без квартиры, без прописки. Родине, которой я отдал всю свою сознательную жизнь, я тоже не был нужен. Я не получил и не имел от нее ничего. Она выкинула меня как использованный презерватив. Я остался с одним единственным желанием выжить в этом жестоком мире и доказать всем, а себе в первую очередь, что я хоть чего-то стою.
Благодаря тому, что через брата удалось познакомиться со многими людьми, я обратился к одному человеку, на которого работала многочисленная колония приезжих хохлов и молдаван. Он обеспечивал им проживание в рабочей общаге на окраине Москвы и предлагал варианты трудоустройства. Мне нужно было где-то жить, и я попросил его временно устроить меня в эту общагу. Он находился в курсе моих отношений с братом и знал причину нашего разлада. Ко мне относился с уважением и без проблем подселил в одну из комнат.
Сильно хотелось жрать. Я брался за любую работу, какая подворачивалась, чтобы заработать кусок хлеба. Я ненавидел сытых и самодовольных москвичей, шарахающихся от исходящей из меня злобы, ненавидел процветающих и наглых кавказцев, оккупировавших рынки и чувствующих себя в Москве вольготно, как дома.
Самым идеальным вариантом для меня оказалась работа на рынке. Здоровье у меня было, я разгружал мешки, ящики, сумки, коробки, перетаскивал их туда, куда показывали, когда удавалось что-нибудь украсть - воровал. На фоне других работяг я выделялся здоровьем, наглостью и злобой. После того, как я жестоко избил местного рыночного авторитета, наезжать на меня боялись. Постепенно сбилась бригада грузчиков, попросившаяся под мое "крыло", чтобы я держал им "крышу" и "разводил" конкурирующие с нами бригады.
Они знали мое прошлое и дали кличку Капитан. За то, что по пьянке меня заносило и я орал, что я - капитан спецназа. Однажды конкурирующая с нами бригада кавказцев, с которой мы несколько раз схлестнулись за подконтрольную нам территорию рынка, сдала меня местным рыночным ментам. Что у меня нет прописки. Не знаю, сколько они заплатили, но два мента подошли ко мне явно с определенной целью.
- Ваши документы?
- Я офицер запаса, - протянул я удостоверение и афганское свидетельство.
- Мы не спрашиваем, кто ты, - скривился сержант, - ты паспорт с пропиской покажи!
- Мужики! Ну, нет с собой, - попробовал договориться я, - может порешаем как-нибудь этот вопрос?
- Так, пройдемте с нами в участок! - решительно заявил сержант.
Я разозлился:
- Кто там у вас начальник?
- Майор Душков, - ответил тот, - так вы идете, или вас силой вести?
Я насмешливо оглядел их. Таких я на себе и десятерых утащу, но не буду же я с ними здесь бодаться, черт побери! Мне здесь, в конце концов, еще работать. Может быть, хоть начальник будет попорядочнее, и мы сумеем договориться, как офицер с офицером?
В участке, располагавшемся прямо на рынке, меня завели в дежурку, в которой сидело несколько отдыхающих ментов и майор, чья жирная расплывшаяся рожа сразу вызвала у меня глубокое омерзение.
- Товарищ майор! У гражданина отсутствуют документы, нет прописки, показывает афганское удостоверение и удостоверение офицера запаса, - бойко доложил сержантик.
- Так, значит герой-интернационалист? - брезгливо сморщился майор, - А ты знаешь, что сейчас это не котируется? Что вас сейчас в Москве, как собак безродных? Ты запомни, сейчас ты - не герой! Прошло то время, срать мне на твои заслуги перед Родиной! Сейчас я - герой, потому что защищаю Москву от таких подонков, как ты...
Договорить он не успел, потому что слова застряли в глотке, вбитые в его широкое "хлебало" вместе с зубами. Кинувшихся на меня ментов я раскидал, как котят, но уйти не мог, так как у выхода уже сидел с взведенным пистолетом и разбитым лицом майор. Собранные по тревоге его подчиненные со мной справиться не смогли, а после второй попытки скрутить меня и вовсе отказались от этой мысли. На подмогу они вызвали ОМОН .
Прибывшую группу ОМОНа возглавлял капитан. Он зашел в дежурку, окинул взглядом помещение, перевернутую мебель, сгрудившихся возле выхода ментов, оценил мое телосложение, и оно ему явно не понравилось. Меня он не боялся, оба почувствовали друг в друге родственные души, и он без колебаний подошел ко мне. Мы оба были волкодавами, прошедшими войну.
- Ты кто?
Я выматерился, и сбиваясь на маты, рассказал ему все, что думал о Родине, не дающей мне жить, и работать где хочу. Про этого сытого майора, не нюхавшего порох и берущего взятки. Про оскорбление. Про то, что и ОМОНу я не дамся, им легче будет меня убить.
Убивать меня никто не собирался. Он просто сказал:
- Пошли
