балык, проливавший золотистые слезинки, королевские креветки, омары, камчатские крабы, гребешки… Рядом с витриной в стеклянном аквариуме сонно плавали зеркальные карпы, небольшие сомы, угри, щуки…
В углу магазинчика виднелись табачные и вино-водочные изделия. Все полки просто ломились от разнообразных алкогольных напитков, в том числе и таких экзотических, как “виски”, “текила”, португало-испанских вин и французских коньяков. По соседству с блоками отечественной “Явы”, ”Дуката”, ”Столичных”, ”Апполона-Союза”, “Тройки” и болгарского “ВТ”, “Опала”, “ТУ- 104”, кичились этикетками импортные - “Мальборо”, “Кент”, “Парламент”,”Лаки Страйк”, ”Винстон”…
Пока я ошарашенно шарил взглядом по переполненным стеллажам, Зинка разобралась с товаром и открыла магазинчик. Береслава позвала меня, взявшись за руки, мы вслед за бабульками нырнули в пропахший аппетитными запахами полумрак торгового помещения. Я спотыкался на одеревеневших ногах, приближаясь к прилавку, и не верил своим глазам.
- Откуда? - прошептал я на ухо Береславе, которая всё время косилась назад на площадь, - Откуда такое изобилие? И это в небольшом зачуханном продмаге… Чем же тогда торгуют в центральных гастрономах?
- Тебе лучше не знать, а то Кондратий хватит!- так же шёпотом смеясь, ответила напарница
- Но почему у нас так, а у них этак?
- Потому что потому, долго рассказывать.
- А ты вкратце.
- Ладно. К примеру, в той параллели, откуда прибыл фиксатый комитетчик со своей группой, в 1982 году в период с 19 января по 3 февраля совершился кремлёвский переворот! Брежнева, как и он, когда-то Хрущёва, по-тихому отправили на пенсию, кое-кого посадили, кое-кого поставили к стенке и Союз стал жить по-новому! Догадываешься, кто занял трон генсека КПСС?
- Андропов?
- Да, Юрий Владимирович! С той минуты, как это произошло, всем в стране стало заправлять КГБ! Да что там СССР! КГБ стало править всем земным шаром! Понял, откуда что берётся?
- Угу!
- Вот и в здешней параллели то же самое с небольшими несущественными отличиями…
Тем временем одна из старушек, встав рядом с аквариумом, обратилась к продавщице со странным вопросом:
- Зинка, щука у тебя свежая?
- Ты чо чудишь, старая? Видишь, плавает - значит живая! – возмутилась продавщица.
- Дык, я тоже живая! – махнула, как отрезала бабулька, - Так свежая аль нет?
Зинка не была тугодумкой. Через секунду до неё дошло, что пожилую покупательницу интересует возраст рыбы.
- Так ты спрашиваешь, молодая щука или старая? – догадалась она.
- Ну да!
- Так я почём знаю? Спроси её сама, а я по щучьи не разумею…
Бабка насупилась.
- Ты есть продавец! Лицо материально ответственное! Потому должна о своём товаре всё знать и отвечать за него.
- Я и отвечаю за качество! – начала заводиться Зинка, - И слежу за сроком годности…
- Ага! – обрадовалась старушка, - Тады, какой щуке срок годности?
- Плавает, хвостом машет, значит, годна! - скулы у продавщицы стали понемногу наливаться малиновым оттенком.
- Я тоже хожу, - огрызнулась бабка, - А никуда не годна, так-то!
- Сравнила хрен с пальцем! Была бы не годна, давно бы на погост снесли!
- Меня? На погост? – обиделась старушка, - Это оскорбление!
- Ничего я не оскорбляю, а говорю как есть…
Атмосфера в магазинчике сразу же накалилась, скандал грозил разразиться с минуты на минуту. Покупатели в очереди разделились, одни, в основном пожилые, поддержали старушку, другие, помоложе, с жаром ринулись защищать Зинку. Разгорелся жаркий спор с выяснением родословных и прочих интимных подробностей схлестнувшихся на торговом поле женщин. Чем там кончилось дело, мы так никогда и не узнали, потому что милицейский “Уазик” укатил, и Береслава поспешила вывести меня наружу.
Мы на всякий случай двинулись в обход площади, затесавшись в толпу горожан, которые целенаправленно курсировали от одной торговой точки к другой. Я всё не преставал удивляться тому, что СССР в этой параллели действительно процветает, как утверждала Береслава. И угораздило же меня родиться не в том месте!
Береслава уверенно тащила меня вперёд, а я покорно следовал за ней, как и полагается примерному мужу подкаблучнику. Мы миновали автобусную остановку, сваренную из уголка и обшитую листами цветного пластика. Как и в моём мире, здешние курильщики тоже предпочитали гасить окурки о стены остановок и плевать мимо урн.
Да и дворники, похоже, тут не отличались усердием - давно не метеный тротуар и прилегающие газоны были завалены мусором: обёртками, бутылками, пустыми сигаретными пачками…
Потом были приземистый магазинчик “Хлеб”, из которого летели дразнящие запахи свежевыпеченных горячих батонов и двухэтажная коробка “Детского мира”; за ними открылся небольшой рынок с рядами деревянных прилавков и наваленными на них овощами и фруктами с собственного огорода. В глубине рынка, на въезде, стояли две-три машины “КАМАЗ” с крытыми брезентом кузовами.
Прямо с машин, из-под откинутого полога, велась бойкая торговля. Пока мы проходили мимо, я разглядел на брезенте одного из КАМАЗов прикреплённую табличку с названием союзной республики: “Беларусь”, а на другой - “Украина”. Гости с Украины торговали мясом, салом, домашними копчёностями и соления ми. Белорусы же продавали верхнюю одежду из кожи и обувь. Весь товар индивидуального пошива, можно сказать эксклюзив, причём современного, модного фасона и весьма отменного качества.
- Гродненский кооператив! - громко разъясняла раскрасневшаяся продавщица-бульбашка происхождение товара особо любопытствующим покупателям. Я смотрел, слушал, запоминал и мотал на ус, как учила Береслава. Именно этим мне отныне и предстоит заниматься, как дыроколу-наблюдателю. Ни одна подробность не должна ускользнуть теперь от моего сосредоточенного внимания.
Сразу за рынком, в небольшом палисаднике, утонуло в кустах шиповника невзрачное на вид обшарпанное строение с настежь раскрытыми дверями. Если бы не тянущийся наружу табачный дым, перемешанный с духом прокисшее го пива, его можно было бы принять за заброшенный колхозный гараж
- Пивнушка! - сморщила носик Береслава. Над дверью сараюшки висела вывеска:
КАФЕ
Синяя птица.
Под словами, для наглядности, действительно было намалёвано нечто напоминающее синюшного птеродактиля, который судорожно парил то ли над белопенным морским прибоем, то ли над снежными вершинами.
Я замедлил шаг и сглотнул набежавшую слюну. Мой взор помимо воли так и впился в полумрак помещения, где размытые тени счастливцев подходили к прилавку с пустыми кружками, а спустя мгновение отходили с наполненными искрящимся янтарным напитком. И лёгкая пена при этом клоками отрывалась от шапки и плавно падала и падала на пол….
Несмотря на расстояние, я смог прочесть грозное предупреждение, висящее на двери кафе:
“Приносить и распивать спиртные напитки строго воспрещается! Адм.”
И чуть ниже ещё одно:
“ Кружки с пивом выносить из зала на улицу запрещается! За нарушение штраф - 3 руб.
Адм.”
Невзирая на грозные запреты, многочисленные посетители кафе и приносили, и распивали, и выходили с кружками на улицу… Десятка два любителей древнего напитка расположились отдельными компаниями в палисаднике прямо на травке. Кто с водкой и закуской, а кто просто с таранкой и раками. Отовсюду лился размеренный, задушевный разговор, иногда, правда, прерываемый выкриками разгорячённых спорщиков.
Варёными раками торговал кривобокий мужичонка с плутоватой физиономией, одетый в потёртый пиджачишко. Он пристроил свой тощий зад на фундаменте кафе, на углу, выставив перед собой два эмалированных ведра. На оббитом боку одного виднелась надпись, сделанная красным маркером - “5 коп.”, а на другом ведре - “3 коп.” По пять копеек у него шли крупные, отборные раки, а по три - так, мелочь одна. Мне отчего-то припомнилась старинная интермедия Рома на Карцева - вот вчера были большие, но по “пять”, а сегодня маленькие, но по “три”…
Береслава окинула кафе презрительным взглядом и попёрла вперёд, что твой танк. Я немного притормозил и, когда она вопросительно обернулась, робко просипел:
- Пивка бы, а?
Но противная девчонка передёрнула плечами, задрала носик и отрицательно мотнула головой:
- Некогда пивком разговляться! Дело не терпит! Сначала наведаемся к профессору, а уж потом всё остальное, - прошипела она мне в лицо.
Помня о её старшинстве, я поник плечами и поплёлся следом, словно побитая собачонка, спиной ощущая сочувствующие взгляды мужиков в палисаднике.
ГЛАВА 9. Возвращение на базу.
Тихая пустынная улочка, на которую мы свернули, покинув привокзальную площадь, тянулась вдоль железнодорожного полотна, местами вплотную примыкая к нему. Она, возможно, потому и носила своё непритязательное название - “Привокзальная”.
Дорогу тут недавно заасфальтировали. Новенькое антрацитовое покрытие размякло на солнцепёке и проседало под каблуками. Мы с Береславой перешли на брусчатый тротуар, который тянулся вдоль высоченных заборов по обе стороны от проезжей части.
- Смотри на калитки! - подсказала Береслава, - Номер дома профессора - “61”.
Я стал внимательно рассматривать и калитки и ворота, мимо которых мы проходили. На них, рядом с почтовыми ящиками, белели прибитые эмалированные таблички с номерами. Но по нашей стороне шли только чётные числа, а нечётные - по противоположенной. Мы топали не спеша, делая вид, что прогуливаемся. Встречные прохожие попадались редко, иные обгоняли нас и, не обращая внимания, скрывались за своими надёжными оградами, через которые на улицу свешивались ветви плодовых деревьев.
По сравнению с шумной площадью, в этом зелёном мирке царили тишина и покой. Только изредка со стороны железной дороги долетал грохот проносящихся грузовых составов, перестук поездов дальнего следования и слышались свистки электричек. Нужный дом неожиданно появился за очередным поворотом, где дорога стала полого опускаться в низину.
- Вот он! - кивком указала Береслава на запертую воротину с табличкой “61” на другой стороне улицы, в полусотне шагов от нас
Мы остановились возле ворот дома № 60 и осмотрелись. Кроме нас двоих на сонной улочке никого больше не наблюдалось . Только в конце проулка, удаляясь, брела чёрно-белая, с бочкообразными боками, бурёнка. Её подгонял раздетый до пояса подросток, который угрожал скотине веткой, но не стегал. Видать, мамка наказала мальцу отогнать коровку на выпас после дойки.
Двухэтажный дом профессора стоял далеко от забора в густом саду. С улицы была заметна лишь черепичная крыша да труба со следами потёков на кирпичах. Из дома не доносилось ни звука, а над трубой вился лёгкий дымок. Вроде бы ничего подозрительного…
- Чего встали? Пошли! - шагнул я на проезжую часть. Но напарница вцепилась в руку.
- Нет! Подожди меня здесь! - она указала на скамейку, врытую сбоку от калитки, — Сначала я сгоняю, разведаю, что там и как, потом вернусь за тобой!
Я плюхнулся на скамью, а она перешла улицу и, вернувшись назад, скрылась за поворотом. Честно говоря, я так и не понял, как она собирается проникнуть на двор к профессору. Ломая над этим вопросом голову, я посидел несколько минут, а потом встал и тоже побрёл в обратном
