СТРАНА ПЕТРОВИЧЕЙ

1990

============================================================================================================

СТАЛЬНАЯ ДАНЬ

                                                 ARS LONGA, VITA BREVIS

                                                 "Я сейчас допью стакан,
                                                  Пусть на казнь меня выводят..."

                                                              В.Ропшин (Б.Савинков)

Точной даты описываемых событий я не решаюсь указать, поскольку иной дотошный читатель, пролистав повесть, бросится к Большой Советской Энциклопедии и, не найдя там подтверждения изложенному, обвинит меня в подтасовке фактов, и еще чего доброго поспешит заявить Куда Следует. Одно могу заявить с полной определенностью, что история эта имела место в те времена, когда Польша и Финляндия были нашими, а вожди мирового пролетариата и профессиональные революционеры в политической эмиграции разрабатывали теория и тактику социалистической революции, строчили статьи, бичующие царское правительство и писали книги, изданные позже миллионными тиражами собраниями сочинений во многих томах. В этих произведениях давались критические оценки империализму, как высшей и последней стадии эксплуататорского капиталистического строя, характеризовали его, как загнивающий и паразитический и предсказывали неминуемый крах.
Вот в эти самые старые добрые времена располагался на пересечении границ страны Петровичей и Пруссии маленький уездный городок Кладбищ-унд-Гробен. Назывался он так испокон веков, никому и в голову не могло придти переименовывать его, скажем, в Кутозовск или Распутинград. Население было преимущественно русскоязычное, но жители не желали никаких привелегий для своей нации, а тем более не требовали выселения инородцев за тридевять земель. Короче говоря, национальный вопрос здесь был решен полностью и окончательно. Что касается образования, то и тут все было в полном порядке. В городке действовала гимназия, о каковой пойдет речь в дальнейшем, а также две церковно-приходских школы и несколько богоугодных заведений, где людей учили добру и любви к ближнему. Были в Кладбищ-унд-Гробене и увеселительные места, включая ресторан "Сосновый бор", где по праздникам пели цыгане. Простой же люд посещал кабаки по-проще, напивался там на пятак в стельку и тому был рад. Из промышленности здесь дымил мыловаренный заводик фабриканта Панферова, и скрипела ткацкая фабрика Раушенберга (никакого отношения к художнику-авангардисту не имеет!).
Лишь одно неудобство смущало горожан. Приезжем предоставлялась возможность размещаться лишь в одной-единственной гостинице, название которой утиеряно, но гостей города было настолько мало, что все номера пустовали круглый год.
Грозные городовые следили за общественным порядком. Полиция вела непримиримую борьбу с уголовными элементами, слава богу организованной преступности и рэкета тогда еще не было, как не было и неформальных движений и объединений! Отдельных же преступников помещали в большую серую тюрьму, располагавшуюся в самом центре города. О, это была самая главная, хотя и жутковатая достопримечательность Кладбищ-унд-Гробена! В тюрьме содержались не только воры и убийцы, но и политические (диссиденты и враги народа по-нашему). Здесь же приводились в исполнение смертные приговоры. К слову сказать, горожане слегка побаивались этого места, старались обходить его стороной, а уж коли случалось выйти прямо на тюрьму, то всякий стремился скорее покинуть это место.
По воскресеньям в ухоженном городском саду играл военный духовой оркестр, и люди, надев чистые рубахи, гуляли там, наслаждаясь жизнью. Вобщем-то это были обычные петровичи, ничем не отличавшиеся от россиян, ничем не выделявшиеся и не высовывашиеся. Они жили своими заботами, которых, как известно, всем хватает.

На окраине города в убогой трехкомнатной квартирке обитал пожилой человек, неказистый и некрасивый, по фамилии Борисевич Илья Петрович. Работал Илья Петрович скромным учителем музыки в местной гимназии и выполнял свой долг с любовью и прилежанием. На его уроках никто не скучал, ребятишки с открытыми ртами слушали учителя, забывая обо всем на свете. Илья Петрович играл на скрипке и виолончели, на рояле и флейте. Когда его пальцы касались струн или клавишей, начиналосб волшебство. Все застывало, а люди, пораженные неземными звуками, буквально таяли... И было как-то странно, что человек, имея столь выдающиеся способности, преподает в уездном городе и не помышляет сделать карьеру в столице, выступать в первоклассных залах и срывать аплодисменты знатных дам и кавалеров, а затем прославиться на весь мир, давая концерты в Париже или по крайней мере в Москве и Санкт-Петербурге.  Но еще страннее было то, что при своем более чем скромном жаловании Борисевич не давал частных уроков, ссылапясь на безумную занятость, хотя предложений поступало сколько угодно. Сам городничий просил господина Борисевича обучить его бестолковую дочь игре на фортепиано, но учитель музыке остался верен своим принципам. Городничий получил отказ. Поговаривали, что Илья Петрович пишет какую-то оперу или симфонию и не имеет свободного времени. Некоторые, ссылаясь на самые достоверные источники, сказывали, будто живет с ним в квартире старуха-мать, и что у нее неизлечимая болезнь, и господин Борисевич, как любящий сын вынужден все вечера уделять ей. Третьи утверждали, что видели, как учитель вечерами выходит из дома в черном пальто с поднятым воротником, в черной шляпе, надвинутой на глаза и направляется к центру. Делали вывод, что он состоит в тайной подпольной организации  социал-демократов, сам которую организаовал и воглавляет. Правда этому мало кто верил, но слухи есть слухи. Необычное поведение настораживало и заставляло задуматься.
Не обращая внимание на все, Илья Петрович действительно каждый вечер ровно в восемь часов по нормальному непереводному времени покидал свою квартиру, где он проживал в полном одиночестве, не имея ни горничной, ни кухарки, и плутал по бесчисленным улочкам, иногда пересекая одну и ту же по нескольку раз и в конце концов устремлялся в ценр. Если бы в городе нашелся хотя бы один действительно любопытный, да к тому же не ленивый человек, то он наверняка вычислил бы маршрут. Но таковых не было, и тайна оставалась тайной.
А скромный учитель музыки имел вторую профессию, хобби, как сказали бы сегодня. Он служил в... городской тюрьме пыточных дел мастером и палачом. Подходя к темным воротам, наш герой открывал саквояж и водружал на голову красный капюшон с прорезями для глаз и подавал условный стук в окошко. Высовывалась сонная голова охранника и ухмыляясь произносила:
- Милости просим, господин исполнитель!
Ворота распахивались и пропускали палача. Илья Петрович пересекал пустынный двор и пропадал в здании, спускаясь в подземелье, где его ожидали узники, приготовившиеся к пыткам. Борисевич снимал пальто, оставаясь в красном балахоне, приближался к станкам, цепям, ножам, иглам, щипцам, веревкам и другим приспособлениям, с помощью которых он выбивал признания и показания даже у самых несговорчивых. Для профилактики он использовал расплавленный металл, кипящую смолу, горящие угли, кислоту, соль (он присыпал ею кровоточащие раны, несмотря на крики заключенного: Не сыпь мне соль на рану, она еще болит!). Пожилой учитель музыки преображался. Он становился выше ростом, раздавался в плечах, его голос грубел, становясь властным гласо вершителя человеческих судеб. Случалось, Илью Петровича отвлевали от этой процедуры, и он спешил во двор.
Существовало два вида казни: "через повешение" и "через отсечение головы". Борисевич искусстно выполнял и то и другое. Он ловко вздергивал жертву, и та, сделав несколько конвульсивных движений, замирала навеки. Или: он брал огромный топор и подмигивал приговоренному, отрубал голову, поднимал ее за волосы, любовался выидом выпученных застывших глаз, а затем швырял на неструганые доски, и та со стуком скатывалась в пустое ведро. После совершения казни он возвращался в камеру пыток и продолжал выкручивать руки, ломать ребра, вырывать ногти, прокалывать зрачки, отрезать уши, лить в глотку расплавленный свинец, поджаривать на огне пятки...
Все заканчивалось далеко заполночь, и уставший, но довольный Петрович возращался под крышу дома своего в приподнятом настроении.
На утро совершалась метаморфоза, и он становился обыкновенным учителем музыки - любимцем детей и кумиром их родителей.

Вы справедливо возмутитесь, если я закончу рассказ на этой, далеко не оптимистической ноте. Шутка ли сказать! Оборотень в добропорядочном городке. Кровопийца среди честных тружеников, предпринимателей и эксплуататоров-капиталистов. Я полностью поддерживаю негодующие возгласы и говорю: НЕТ, ЭТО НЕ КОНЕЦ!

В октябре-месяце, но еще до тех десяти дней, которые потрясли мир, в Кладбищ-унд-Гробене появился внушительного вида господин. Раньше таких здесь не видывали. он был высок, строен, красив и молод, что само по себе было исключительно для городка такого масштаба, к тому же одет в английский с иголовчки фрак и цилиндр, курил кубинские сигары. Молодой человек проследовал в гостиницу без названия и занял одновременно три номера, чем в конец расположил к себе все население Кладбищ-унд-Гробена. Исключение составли лишь наш знакомый - Борисевич Илья Петрович. У него были на то основания. Ему показалось знакомым лицо приезжего, но где и когда он видел его? Илья Петрович не спал всю ночь, его мучали кошмары. Он просыпался, вскакивал, подбегал к двери, вслушивался в тишину и возвращался к постели, пытался уснуть, ворочаясь с боку на бок. Утром Борисевич заболел. Присланные дирекцией ученики, застали учителя в плачевном состоянии. Он не мог пошевелить руками и ногами, но стонал. Ребятишки укутали любимого преподавателя в одеяло и бесшумно удалились. Вечером ему стало немного лучше. Сил хватило настолько, что он смог добраться до тюрьмы и взял отпуск на пару недель. На обратном пути он увидел таинственного незнакомца, и тот загадочно улыбнулся, обнажив ряд золотых зубов, причем в то же время глаза сверкнули бриллиантами, вонзив в тело Ильи Петровича тысячи тончайших игл. Прибежав домой и заперев дверь на все тридцать два запора, он придвинул к ней комод и кровать. Забаррикадировав таким образом вход, Борисевич забился в угол, когда сбоку послышался глубокий вздох. У окна стоял тот самый незнакомец и голова его касалась потолка.
Петрович затрясся, руки ходили ходуном, а зубы стучали, как колеса паровоза.
- Кто.. кто... кто вы такой? - простонал Илья Петрович.
- Мое имя не принято произносить вслух! - сказал мужчина с легким иностранным акцентом. Борисевич почувствовал, как в жилах твердеет кровь.
- Я пришел за вами. Вы достаточно потрудились здесь, - пришелец вновь загадочно улыбнулся.
и больше ничего не было...

                                                                               2.01.1990


============================================================================================================

НОВОСТИ ИЗ СТРАНЫ ПЕТРОВИЧЕЙ

19 января в стране Петровичей был введен комендантский час. В час ночи коменданты всех населенных пунктов страны были обязаны выходить на улицу, исполнять государственный гимн страны Петровичей и расходиться по домам. За не выполнение