открытую дверь, я подняла глаза на его лицо и желание заговорить мигом отпало. Нижняя челюсть человека находилась где-то справа, будто кто-то не совсем добрый врезал по ней арматурой. Один глаз смотрел высоко вверх, наполовину закатившись и обнажая покрытый порванными сосудами белок. Другой глядел в землю, стремясь рассмотреть под слоем асфальта и земли придуманный человечеством ад. Нос с чьей-то чудовищной мощью был аккуратно впечатан в лоб и, как ни странно, казалось, что именно там ему и место. Вкупе со всем этим существо мило улыбалось, больше напоминая гротескную карикатуру на фотографию человека, изувеченную какой-нибудь компьютерной программой вроде Фотошопа.
Отведя от него взгляд, чтобы совсем не рушить свою и так неизлечимо больную нервную систему, я толкнула ещё не закрывшуюся дверь ушибленным плечом и прошмыгнула в образовавшуюся щель. Руки, так и не вернувшиеся к жизни, болтались мёртвым грузом. Они представлялись мне неким рудиментом – бездельные обрубки, неизвестно зачем пришитые к остальному телу. Поэтому, открывая дверь в квартиру, пришлось прибегнуть к помощи других оставшихся костей, заботливо подаренных природой.
Четыре стены знакомого пространства никоим образом не изменились за моё отсутствие. Духи, когда-то захватившие это место, как ни странно, ничего не сломали, не украли и даже не расписали матерными откровениями обои. Хорошо работают эти ребята, никаких следов после себя не оставили.
Моя догадка насчёт скорого онемения нижних конечностей тотчас же решила воплотить себя в жизнь, из-за чего я ввалилась в свою комнату как какой-то мешок с картошкой.
Привет, пол.
Падение на противоположный потолок, за три дня ставшее традицией, обернулось для меня, как всегда, неслабым ударом. На этот раз должны были пострадать рёбра и в меньшей степени голова, но по ощущениям получалось наоборот. Удар, что пришёлся по животу и рёбрам, никак не подействовал на меня. Ударилось что-то не моё, а какой-то чужой кусок мяса. К бесчувственности своих органов, что раньше разрывались на части от боли, я уже успела привыкнуть. Но вот по голове мне стукнуло достаточно сильно.
Уж лучше бы болели рёбра.
В глазах закружились чёрные снежинки, но вместо того, чтобы вырвать меня из реальности (как это постоянно случается в последнее время) и выкинуть за грани сознания, они оставили мне боль. И пока ещё бегающие мысли. Чтобы я могла осознать эти муки, прочувствовать, перетерпеть, как какое-то подопытное животное.
Я даже не могла протянуть руку и потереть ушибленный лоб. Или просто сесть на диван и попытаться привести себя в порядок. Из всего, что у меня имелось, двигаться могла только туманная голова, и лишь благодаря этому я краем глаза уловила знакомое свечение.
Всё тот же неизменный признак жизни мертвого компьютера, подающий сигналы через монитор. На сей раз показываемая неизвестно кому и с какой целью картинка отличалась от предыдущих невиданным разнообразием красок. На экране словно был рассыпан песок, добавляя изображению некоторую старомодность и зернистость, а за ними скрывался вид той самой лавки, под которой мне довелось ночевать. Было несколько похоже на колодец из фильма «Звонок». Из него по сюжету выбиралась мёртвая девушка. Значит, по закону жанра, монитор должен был показать, как из-под лавочки выползаю сонная я.
Но вместо этого он отключился и застыл в немой темноте. Я осталась наедине со своей кровью, почему-то начинающей вытекать небольшими струйками из носа и ушей. Лужицы, собравшиеся возле того места, где находился мой нос, увеличивались с каждой секундой. Неужели я так сильно ударилась головой?
Пытаясь хоть как-то пошевелить руками, я хотела остановить этот потоп, и снова потерпела неудачу. Я увидела, как живительная красная жидкость проявила инициативу и потекла стройными ручейками их пор пальцев. Что же это за зараза такая, если врачи не нашли во мне ни одного вируса? И почему, кстати, компьютер показал мне то место, где я не так давно спала? Получается, что он либо устроил за мной слежку, либо его болезнь каким-то образом связана с моей.
Пару раз постонав от надоевшего бездвижия, мне довольно быстро пришлось прекратить свои наивные попытки помочь себе голосом. В мою квартиру, по новой, но уже прижившейся традиции, снова наведались незваные гости. Против обыкновения они больше не мельтешили в зеркале, оставаясь невидимыми в моей реальности. Теперь всё было наоборот. Похоже, они каким-то чудом нашли способ перебраться из мира ограниченного зазеркалья в мой мир, населённый материальным безграничьем.
Удивительно, но почему-то именно в такой дикий, по сути, момент я вдруг вспомнила, что мне обязательно нужно сходить на рынок за морковкой.
Они сновали взад и вперёд как обычные люди, встречаемые на улицах города. Духи точно также проходили мимо меня, ведомые своими потусторонними заботами, не замечая ничего и никого. Должно быть, призраки умерших не так уж отличались от тех двуногих, что ещё были живы. Что ж, тем лучше для меня: оставаясь незамеченной, у меня появлялся шанс снова научиться двигать онемевшими конечностями и уйти отсюда. Избежав непрошенного спиритического сеанса и его последствий. Уйти, пока всё это не закончилось, как обычно, какой-нибудь травмой или потерей сознания.
Но моим мечтаниям не суждено было сбыться. Ни одна из рук или ног так и не отличилась умом и сообразительностью. Поэтому мне, медленно истекая кровью, пришлось тихонько мычать в немой молитве о благоразумии организма.
Одна из снующих теней неожиданно, словно заметила во мне кого-то знакомого, отделилась от общей массы и уверенными шагами, на которые вообще способны духи, направилась ко мне. Остановись, я тебя не знаю! Не подозревая, чего ожидать от его подобных действий, я снова тихонько застонала. Да, я слепо надеялась, что в такой экстремальный момент конечности точно должны ожить и унести меня подальше от этого хаоса. Ведь, по словам знакомых друзей моих друзей так обычно и происходит: стоит тебе только столкнуться с шокирующей ситуацией, как безграничные возможности мозга вдруг начинают проявлять себя и вовремя приходят на помощь. Так почему бы сейчас им не сделать то же самое?
По мере приближения тени во мне всё больше нарастал ужас, который обязан был послужить на всеобщее благо, просто потому что хуже уже некуда. Как в каком-то таинстве, тёмное существо неведомо для каких целей протянуло ко мне руку. Точнее то, что скорее всего являлось рукой, так как этот сгусток больше всего на неё походил. Несмотря на мои протесты, выраженные лишь отчаянным мотанием головы из стороны в сторону и режущим ухо криком, оно своим могильным холодом коснулось моего сердца.
Интересно, почему кто-то сидящий сверху позволяет мёртвым прикасаться к живым? Может, это знак, и время самодовольной смерти неумолимо приближается к моей хрупкой жизни?
Меня поразил истошный вопль этой несчастной души. Наверное, с самой её смерти до нынешнего состояния что-то терзало её, какие-то туманные и болезненные воспоминания. Перед глазами промелькнули странные картинки, показывающие острые ножи, режущие кого-то на части, отрубленные конечности и лужи крови. Должно быть, что-то подобное сотворили с телом этого духа.
И именно его крик боли, разорвавший на части и так шумевшую голову, привёл в действие мой онемевший организм. Руки и ноги, секундой раньше не подававшие никаких признаков жизни, как по команде налились силой. Я тотчас же поднялась с родного пола и понеслась за пределы переполненной квартиры. Пока ещё какой-нибудь призрак не решил прикоснуться ко мне.
Вспомнив про кровь, вытекающую из ушей, носа и пальцев рук, я вдруг заметила, что этот поток прекратился, оставив при мне живительную красную влагу. Авось ещё пригодится. Но вместо этого я неожиданно потеряла зуб, ранее не жалующийся на свой местоположение. И вдобавок значительный клок волос, безболезненно отделившийся от головы как абсолютно ненужный. Как будто я получила приличную дозу радиации, на пару с компьютером.
Решив разобраться с этим позже, если мне всё-таки удастся выйти на улицу, пробегая мимо уже проявившего себя зеркала, я в недоумении остановилась. Бывшее око потустороннего мира и в этот раз отличилось, показывая вовсе не меня, а какого-то Франкенштейна. Нет, я конечно понимаю, что не красавица, но ведь не совсем уж уродина. По крайней мере, не настолько страшная, как твердило отражение. Одежда на этом существе определённо была моя, тапочки вроде тоже, даже след от вырванных волос, как и полагается, на месте, а вот лицо…Оно было слишком уж похоже на ту гротескную физиономию, что сегодня утром премило впустила меня в подъезд. Видя в зеркале глаза, смотревшие в противоположные стороны, нос, повернувшийся ровно на 180 градусов и челюсть, знакомо отъехавшую вправо, я впервые в жизни задумалась о возможном родстве с умершим вчера соседом. Хотя, может, я уже настолько сильно свихнулась, что все люди, в том числе и я сама, будут казаться мне такими вот ошибками природы, совершенно одинаковыми.
Н-да, как воспоминание старой табуретки: все люди на одно лицо.
Налюбовавшись вдоволь на свою отныне неземную красоту, всё ещё с открытым ртом от изумления, я кинулась прочь от своей железной двери. Быстрее, на свежий воздух.
Впрочем, я уже не ожидала от него чего-то лучшего. И правильно.
Интересно, куда запропастилась моя легендарная наивность?
Улица прямо-таки кишела гротеском серых «лиц» вчерашних самоубийц, словно все они, воскреснув, собрались на некий только им известный праздник. Сверкая своим изувечием, тем, что минутой раньше красовалось в моём же отражении, люди-уроды будто бы заполнили весь белый свет, доказывая тем самым, что вчерашних убиений вовсе и не было. Но было одно «но»: они не просто сновали по тропинкам, задумавшись над своими искорёженными проблемами. Они кромсали друг друга столовыми ножами, топорами, били молотками по и так вывернутым носам и челюстям, оставляя где-то позади слово «соседи» и примиряясь с новой участью врагов.
Время, наверное, нашло такую шутку забавной, представив моему обозрению сегодняшние события как начало сцены, финальным этапом которой оказались вчерашние трупы. То есть, сегодня они подрались, а вчера они от этого умерли. Неслабо.
Я видела, как те, кто назывался семейной четой, выбрасывали друг друга из окон пятого этажа и, смиренно улыбаясь кривыми ртами, прыгали за ними вслед. Видела, как старушки, ранее мирно болтавшие обо всём на свете, хватали здоровенные топоры и дубасили ими своих соседей с такой дикой ненавистью, словно встретили фашистских нацистов. А также через открытую дверь подъезда мне выпала честь увидеть то, как вчерашний злополучный сосед был зверски убит своей собственной дочерью, с остервенением втыкающей в него вилки и ложки.
Делая неуверенные шаги по улице, медленно заполняющейся кровью убитых и их же выпотрошенными кишками, я пыталась не удивляться увиденному. Даже если время вдруг решило показать причину после следствия. Система – она такая, стоит какой-нибудь мелочи выйти из строя, как всё летит кувырком. И время, наверное, тоже в таком случае пойдёт в обратном
