направлении.
По мере приближения к заветному рынку с целью купить морковку, я заметила, что ни трупы, ни их убийцы почему-то не кидаются на меня, желая отправить к праотцам. Они мирно расправлялись друг с дружкой. Что ж, мне это на пользу: может быть, всё-таки удастся вернуться домой живой и с покупкой. А ещё я свято верила, что к моему приходу все незваные гости-тени уберутся из квартиры, оставив родное пространство на моё пользование, и больше никогда туда не вернутся.
Кажется, моя наивность снова при мне.
Переходя вдруг ожившую дорогу, до недавнего времени будто бы вымершую и закопавшую где-то в себе трупы автомобилей, я еле успела увернуться от бешено сигналящей маршрутки. Мгновением позже она врубилась в фонарный столб, предварительно впечатав в него же уродливого пешехода. Существо, ранее бывшее человеком, даже не смогло вскрикнуть, его моментально разрубило на части, и он с угасающей жизнью в кривых глазах как-то пообмяк. Стало противно от этого зрелища, и я поспешно отвернулась. Хотя, если честно, все последние происшествия перестали казаться мне реальными. Моя болезнь упорно прогрессировала и с каждым днём делала моё сумасшествие всё более похожим на нечто жизненное и настоящее. Чем и взращивает в и так утомлённой душе сомнения по поводу подлинности происходящего. Но что-то подсказывало мне, что с наступлением завтрашнего дня ничего этого не будет, какими бы реалистичными не показались сегодняшние события.
Завтра я, наверное, увижу ссору, из-за которой частички мира-люди решили поубивать друг друга, вследствие чего вчера я видела их многочисленные останки.
Добралась до цели я довольно успешно, если в нынешней обстановке удачей приходится считать то, что меня не сбила машина. Как ни странно, лоток с заветной морковкой находился на своём прежнем месте и, словно приготовившись к моему приходу, увёл из жизни продавца. Этот представитель человечества преспокойно покоился на коробке с капустой, оставив след застывшей крови на несчастном овоще. Трудно поверить, но он был убит морковкой. Если говорить откровенно, мне было больше жалко эту рыжую убийцу, оказавшуюся в животе двуного существа не в качестве пищи. Мертвец рано или поздно оживёт, например, завтра, а она теперь основательно испачкана кровью и сырым мясом.
Набрав сородичей оранжевого оружия сколько нужно и даже больше, я немедленно отправилась домой, вооружившись уже показавшей себя с лучшей стороны морковкой. На случай, если в моей квартире остался какой-нибудь недоброжелатель. Правда, вряд ли овощ как-то поможет мне в борьбе с тенями.
Увидев невдалеке родной уголок жёлтого дома, моё сердце забилось несколько чаще в преддверии уже привычных не самых приятных происшествий. Но одна приличная новость всё-таки была: массовая драка соседей к моему приходу завершилась и, по обыкновению, следы от этого действа незаметно испарились. Будто бы ничего и не было. Тем лучше, есть шанс дойти до своей квартиры целой и невредимой, к тому же по чистому асфальту, а не по дороге, устланной потрохами убиенных. Но, почти добравшись до спасительной лавки, я резко ощутила что-то неладное, слишком уж зачастившее посещать мой несчастный организм. Только на этот раз болезнь подарила мне нечто абсолютно новое. Остановившись на полпути, я в омерзении почувствовала, как что-то или кто-то ползает под моей кожей. Медленно, словно вгрызаясь в каждый миллиметр пульсирующих вен, оно ползло в разных направлениях, напоминая про существование таких чудовищ, как опарыши. Мелкие мельтешащие червяки, личинки мух, пожирающие стухшее мясо. Но ведь я ещё не протухла, чтобы стать домом для детишек летающей цокотухи, в чём же тогда…Кажется, они залезли в мозг, судя по тому, как всё поплыло перед моим вконец удивлённым взглядом. Я нутром чуяла, система серьёзно повреждена, как и ждущий возвращения своей заплутавшей хозяйки компьютер. Ведь и его электронный разум бесцеремонно мучил вирус-червяк. Как же это символично: я, он и черви. Мы с железным другом, похоже, породнились, изнывая от совершенно одинаковых жутких симптомов: мы оба неумолимо увядаем, но загадочный вирус оставил нам сознание, чтобы умирая, мы могли почувствовать смерть на вкус. Некий призрак разума, иссякающий, поражённый заразой, но ещё живой и карабкающийся наверх из пропасти, что рано или поздно всё равно настигнет его.
Лучше бы нас убило сразу.
Отвернувшись от домофонной двери подъезда, почему-то твёрдо решив сегодня не возвращаться в квартиру, где в меня и вселилась эта гадость, я направилась к ближайшему магазину. По довольно странной причине: утопить горе в вине, по истинной русской традиции. Может, хоть мозги на место встанут после покинувших меня червей. Интересно, откуда они взялись и куда в итоге делись? Не могут же они просто взять и появиться из воздуха, да ещё и такими реальными, под кожей, чтобы потом мгновенно исчезнуть. Скорее всего, под влиянием болезни моё воображение стало материализовывать свои страхи и воплощать их в жизнь. И это не просто моя буйная фантазия. Я уже давно поняла одну простую истину: зараза проникла в меня в тот злополучный день, когда желая помочь умирающему компу я неожиданно подверглась жестоким ударам тока. Хоть это почти и невозможно, всё же такое произошло – нечеловеческие болезни существуют и проникают-таки в людей. Доказано мной. И даже если сейчас придти на приём к врачу, он всё равно обзовёт меня абсолютно здоровой и обвинит в тунеядстве. Это- нечестность моего мира, но не дай бог никому испытать то, что в данный момент творилось со мной.
Пространство, с неизменным постоянством окружавшее меня, стало как-то двоиться в глазах. Как картинка в испорченном телевизоре, да ещё и в сопровождении характерного хрустящего звука. Моё человеческое сознание медленно, но верно сливалось с компьютерной реальностью, будто я вселялась в железного зверя, либо наоборот. Было довольно неприятно чувствовать себя наполовину машиной, как некий терминатор без надлежащей силы и здоровья, у которого к тому же села батарейка в мониторе. Кажется, зрительный мир вот-вот померкнет и оставит за собой лишь чёрный след, заполняющий всё вокруг, и заставит меня навеки ослепнуть.
Но, как ни странно, этого всё же не случилось, и в мелькающем пространстве я смогла добраться до заветного пустующего магазина и бесцеремонно ввалиться внутрь. Как и следовало ожидать, продавца на месте не было. И он, между прочим, не был убит таким подручным средством, как шоколадный батончик. Он просто испарился. Значит, на моём пути больше не было преград.
Я перевалилась через невысокий прилавок, умудрившись зацепиться за него одной из ног, и свалилась из-за этого на жёсткий деревянный пол. Но даже не столь неуклюжее падение так развеселило меня, как бутылка вина, на которую в полёте я успела положить глаз. Она вдруг сорвалась с места и плавно подлетела ко мне, прямо в руки. О, отныне я ещё и телекинетик, впервые за последнее время теряющий сознание исключительно по собственной инициативе, упиваясь алкоголем.
Четвёртый день болезни
Как ни странно, очнулась я в очень неплохом настроении и без малейшего намёка на какой-либо похмельный синдром. Я знала: в моём поколении каждый второй жаловался на него с завидным постоянством. Хоть что-то злополучный вирус сделал мне на руку: голова, нечувствительная к боли после целой ночи жестокого пьянства радовала намного больше, чем голова, к боли чувствительная. Как будто всё мной выпитой и вовсе алкоголем не являлось. Что ж, если обстоятельства не решают измениться, что может быть проще и лучше, чем изменить своё отношение к ним? Вот и я в данный момент даже попыталась найти некоторые плюсы в своей нерадивой болезни.
Развалившись поперёк магазинного прилавка, я напоминала всем своим видом какую-нибудь опытную пьяницу с многовековым стажем. Разбросав руки в диаметрально противоположные стороны и заметив в одной из них часть не совсем целой бутылки, я увидела на полу мирно покоившиеся опустошённые стеклянные тары вокруг разбитой вдребезги стойки с жвачками. Кажется, именно я её и скинула. Н-да, пятнадцать бутылок спиртного, когда-то наполненные целительной жидкостью доверху, отныне немо вопрошали, глядя на меня снизу: куда же в меня столько влезло? Мы со стеклянной розочкой в руке тоже вдруг задались этим вопросом, потому что ни я, ни мой организм никоим образом не ощущали такое количество выпитого. Словно всё было как обычно, не учитывая того, где я ночевала. Стоило ли тогда пить, если нет никакого результата, даже самого незначительного?
Интересно, а если я останусь здесь на некоторое время, те тени, уже привыкшие посещать мою квартиру, и это место примутся осаждать в желании прикоснуться ко мне и показать свои мучения?
Пытаясь спрыгнуть на свободный от бутылок кусочек пола, я неожиданно почувствовала, как что-то торчащее в руке стремительно зацепилось за прилавок и препротивно заскрежетало, пронзив мой слух резким звуком. Как жаль, что уши не умею зажмуриваться. Загадочным предметом, вцепившимся в мою переднюю конечность, оказался осколок той самой разбитой бутылки, розочку которой я почему-то держала при себе. Но больше всего меня поразила не ставшая традиционной невосприимчивость к боли, а то, что я так и не смогла найти на стекле или ещё где-то следов своей же собственной крови. Ни капелек запёкшейся жидкости, ни мерно вытекающих струек из пореза, где обычно самоубийцы театрально режут себе вены. Ничего, будто вчера она вся покинула меня, заструившись из носа, пор пальцев и ушей. Но ведь, по логике вещей, во мне не может быть всего пол-литра крови, куда же она тогда спряталась?
Говорят, когда организм долгое время находится в холоде, кровь, стремясь сохранить в тепле самые важные органы (такие, как сердце и мозг), отливает от второстепенных органов, из-за чего они неизбежно немеют. Может, даже и отмирают. Но в моём случае этого произойти никак не могло. Ведь единственный холодильник в приютившем меня магазине стоял в четырёх метрах от нас с бутылками. Я не спала рядом с ним.
В любом случае, даже при охлаждении, кровь при порезе должна выливаться или, по крайней мере, вываливаться кусками, но не исчезать неизвестно в каком направлении. И почему со мной вечно происходит что-то ненормальное?
Я аккуратно избавила свою руку от нагло вцепившегося в неё стекла и снова убедилась в отсутствии на нём и в ране крови. Пустота. Невольно начинаешь ощущать себя то ли инопланетянкой, то ли роботом, наглухо лишённым жидкости, несущей жизнь. Но, трижды обозвав себя сумасшедшей, я (не будучи поклонницей модных течений самоубийц) решилась истерзать стеклянным оружием ни в чём неповинную ногу. Авось кровь спряталась там. Осколок бутылки, ведомый волей моей руки, плавно разрезал кожу, по ощущениям больше похожую на резину. Края новой ранки медленно разошлись в разные стороны, как бы хвастаясь тем, что в их владениях так и нашлось искомого. Красной влаги и след простыл, будто я всю жизнь так и существовала без неё. «Наверное, я умираю»- с завидным спокойствием констатировал мозг, вдруг решивший разорвать уши истошно завопившей болью во всей черепной коробке. Было похоже
