Эндорфин

третью по счёту сигарету и крепко затянулась.
Алексей очень редко пил, но когда оно того стоило, он уходил в процесс с головой, осознанно, чтобы заглушить всю ту тягу, которая тянула его за собой. Со стороны они были похожи, разве что на упившихся с горя подростков, где случай представлялся классический: она залетела, узнала это и оповестила его. Он твёрдо настоял на том, чтобы она сделала аборт и теперь, они, сидя тут, хлещут вискарь и преют в табачном смоуке.  Если для Лины Карл Берк был любовником, то для Алексея находиться здесь, рядом с ней, означало прекрасный жест солидарности, но всё же... Да, мы, несомненно, встречаем людей в жизни, которые вроде и не родня, вроде и знаем мы их так себе, но что эта за чертовщина такая, когда мы понимаем, что эти люди есть драгоценнее самых обильных приисков золота на свете. Тогда тусклый свет их похорон сменяется на тусклый свет кабака, в котором проходят тягучие часы, заставляющие перемалывать косточки мёртвому, вспоминая его заслуги перед нами и жизнью. Мы будем ещё ни раз вспоминать этот угар, бредить от самих мыслей, душить себя и бросать взгляд на жёлтую луну, потому что в нашей комнате будет душно, настолько душно, насколько это может быть в аду. Но всё равно мы придём к одному итогу - забвение. Мы забываем всё и вся, потому что жизнь должна идти вперёд, по своей дуге или перспективе, как хотите, короче.
Часы шли, двое провожали их молчаливыми переглядками, но по большей части смотрели каждый в свою точку.
- Сколько мы уже здесь Лёш, - выдавила она ел-еле.
- Часов пять, может быть, я слегка преувеличил.
- Мне кажется, нам пора убираться. Я заплачу.
-Давай пополам.
- Давай, хотя пополам уже не будет.
- Я тебя понимаю. Мне ужасно это осознавать, но в меньшей степени, наверное. Как будто помер мой отец... Кстати, думаю, завтра он мне всыплет.
- Мне тоже влетит. Тем более что о нас с ним  дома никто не знает. Но мне плевать, - и она глупо рассмеялась. Глаза её плыли вслед за точкой перспективы, а губы едва выдавали звуки.
Они вышли, обнявшись под руку, шатались как два тополя во время урагана. По наклонной и наискось. Один дирижировал свободной рукой, вторая пыталась поймать её взглядом хоть на секунду. Наверное, не стоит пояснять, что думали о них прохожие, в особенности, когда одного из них начало тошнить прямо на асфальт. С него вылились и кола, и виски, высыпались чипсы, чешское пиво и утренний плов.
Как оказались дома не помнят оба и то, что было после, тоже.
Наутро он позвонил первый.
- Алло, - хриплым басом начал Алексей.
- Привет, - ответила она.
- Как ты?
- Если бы через трубку можно было бы передать всю боль и в особенности запах перегара, я думаю, ты бы оценил моё состояние по достоинству.
- Хм. Я вот лежу сейчас под одеялом и думаю, о том, как я пойду, сегодня на учёбу, а ещё у меня десять пропущенных звонков, я даже боюсь глядеть от кого.
- Считаю, что тебе лучше незамедлительно посмотреть, потому как если это твои предки, то мне жаль тебя.
- Думаешь это они?
- Я думаю, как бы встать и не упасть на пол.
- Смешно. Ок., увидимся.
- Я разве сказала, что приду?
- Я разве сказал, что сегодня?
- Ладно, иди к чёрту.
-Тебе того же Лин, ты держись, пока.
- Пока.
Если написать, что у него ужасно болела голова, то это будет, звучать слишком неубедительно. Ну да, многие проходили через похмелье, когда тягучий неосознанный бред между сном и явью сопровождается ужасной тошнотой, давлением и болью во всей черепной коробке. Поэтому думаю, стоит ограничиться тем, что на полу, прямо под лежащим Алексеем, располагался тазик, а в нём записка: «Если ты видишь её, значит, у тебя хватило сил дотерпеть до туалета. Мы с папой очень переживаем за твоё самочувствие, и поэтому он обещал выдрать тебя до костей, предварительно спустив шкуру и вырезав филе для ужина... В общем, вечером поговорим с тобой сын».
- Ну да мам. Теперь я очень рад, - прохрипел он, едва оторвав затылок от подушки.
Новый день выдался куда более ярким и красочным. Ужасное физическое и моральное состояние организма не могло противопоставить себя состоянию природы, которая якобы не замечала всего того, что творилось в этой жизни.
«Интересно, почему я так напился?! Из-за того ли, что умер Берк или по большей части, чтобы Лина не оставалась в этот вечер одна, во всех отношениях?!» - думал он, сидя на дерматиновой обивке, одноместного сиденья автобуса, везущего его далеко, далеко - на пары.  
«Нет, мне действительно будет не хватать его, он был великолепным дядькой. Но как же так Лёша, что же могло так сорвать тебе голову? Ты же никогда не отличался упоротостью в своих начинаниях... Я порицаю тебя сволочь».
Каждое утро, он ездил на автобусе, до своей остановки, располагающейся прямо у подножия громадного здания храма науки. Каждое утро, он смотрел на скрючившихся в три погибели старушонок, иногда сопровождаемых такими же дряхлыми телами, но мужского пола, только те едва ли даже говорили. Алексей жил очень близко от места учёбы, всего четыре остановки, поэтому набитые целиком и полностью маршрутки, были ему не так уж и интересны. Он всегда мечтал о своём автомобиле. Он видел многие, иногда отождествляя их хозяев со шпротами, закупоренными в металлических консервах. Естественно, присущий ему гонор и чрезмерный нигилизм, как впрочем, каждому юноше, который очень многое знает, как он думает о жизни, но каждые полгода меняет свое мнение, тем самым взрослея, становясь всё более опытным и злым, постоянно заставлял его думать, размышлять по поводу большой никчёмности людского существования и нашей планеты. Он не был уверен, есть ли Бог, он понятия не имел, что такое бифуркация и синергетика, но всё же воспринимал этот мир не хуже других, целиком и полностью, посвятивших себя данным понятиям, а может быть даже больше. И что же такого должно произойти в иллюзорности существования одного индивидуума, чтобы он склонил свою волю и дарованный от природы и мамы с папой ум, к чему-то повседневному и так привычному нам с вами? Скорее всего, это зрелость, которая достигается весьма долгим и нудным образом. Сначала, он должен осознать, что готов воспитывать ещё кого-то, кроме себя. Ведь, в большинстве своём, ребёнок становится взрослым, только тогда, когда у него у самого появляются дети. Есть, конечно, уроды, косящие под отцов, матерей. Скажу даже больше, есть уроды, косящие под уродов, но такие ситуации, как правило, рассматриваются в судах или психиатрических лечебницах, но никак не в философии быта. После того как он осознает свою причастность и вселенскую миссию по продолжению человеческого рода, природа сама намекнёт ему, будь то по двум полоскам на тестере или большому животу его женщины, во всяком случае, такой момент должен будет осчастливить индивидуума, в корне и насовсем, поменяв его привычное существование. И  как-то вдруг исчезнут все эти мысли, уйдут прочь все догадки и догмы о бытие и смысле смыслов. Жизнь станет куда более обыденной, но не менее счастливой, потому что ищущий Бога или ответа, сам становится им, создавая свой маленький мир, новую жизнь, за которую, он несет полную ответственность и которая будет как две капли воды похожа на него и маму.  
Играющие вуалями теней, ещё не начавшие набухать голые стволы, оттаявших после длительных холодов деревьев, рябили картинку в салоне автобуса, закидывая как удочку свои полутона и оттенки то за шиворот, то куда-то пониже. Сквозь окна, влетали они, тёмные и не знающие преград и протыкали образы людей, ползли по стенкам и прорастали через металл. Как тысяча змей, они, крадучись, сползали с крыши салона к сиденьям, завивая своими хвостами остатки людской плоти. Ах да, ещё этот оранжевый небесный свет солнца, преломляющийся через стекла окон, рисовал чуть более чем желтоватую картину внутри автобуса и, казалось, что даже с похмелья, человек способен увидеть сказку там, где быть её не должно. Цвета играли. Дело не в их палитре и даже не в утреннем солнечном блеске ярких всплесков лучей, нет, всё было гораздо проще: природа ожила и наполнила мир сказкой, которая бывает лишь однажды - весной. Утренняя сказка наполняется ещё большей мистификацией фактов, потому что все её обитатели находятся в полулетаргическом состоянии: между сном и явью, когда вроде бы одежда прежняя, но мир всё ещё тот, с которым ты просыпался.
Автобус неумолимо приближался к своей заветной цели - остановке. Именно на ней Алексей и вышел.
Спустившись со ступенек, он провёл ладонью по затылку, затем, опустив кисть чуть ниже шеи, поправил небрежный и заломанный воротник. А дальше вперёд, через пешеходный переход, прямиком на ту сторону, где ждал его ученья свет.
Время было ещё достаточно, чтобы прогулять отрезок первой пары, поэтому он решил провести его под тем самым козырьком, который служил неким приютом для заблудших студенческих душ и являлся частью университета.
«Что ж, так и поступим» - решил парень: «Во всяком случае, приходить на пары во время больше не к кому».
Удивления не было, когда он увидел сидящего там Стаса.
- Ты как всегда на своём посту. Как бабушка Клавдия. Тебе семечек принести завтра? - начал Лёша.
- Ты милок себе рассольчику сначала принеси, а то глядеть больно! - крикнул Стас во всё горло и дико рассмеялся. - Ты же мне нотации читал, что это змий-совратитель, что он губит, что он вызывает преждевременную потенцию детород...
- Мне плохо. Я давно так не пил, но вчера...
- Говорят ваш препод умер, соболезную, - добавил Стас, надменно затянувшись сигаретой.
- Так и есть и это совсем не глум. Он был отличным человеком и педагогом.
- И ты решил в честь этого события убить в себе прежнего трезвенника?
- Это было спонтанное решение, и я уже жалею. Скорее всего, потому что я хотел поддержать мою старосту, которая... в общем, ей тоже плохо было.
- Так плохо просто так не бывает! Плюс ко всему язык твой явно тебя сегодня подводит, он заплетается как косичка в руках мастера. Так у неё тоже был повод?
- Спроси ее сам, если хочешь, я не знаю.
- Ха-ха-ха, - монотонно и цинично произнёс приятель Лёши.
- Это не твоё дело!
- Ладно. Тогда я не скажу тебе с кем я сегодня видел Катю! А она так вальяжно зашла с ним в это здание, - произнёс Стас и, прищурив лукавый взгляд, щекотливо посмотрел в сторону ошарашенного приятеля.
- А?
- Б.
- Джентльмены так не делают! - крикнул Лёша.
- Я не джентльмен.
- А Катя назвала нас джентльменами.
-А я курю гашиш!
- Короче, ты не скажешь?
- Нет, - отрезал Стас.
- Ладно, иди к чёрту! - задорно произнёс Алексей и, собравшись уходить добавил - Пойдём наверх?
- Я ещё посижу, мне нужно кое-чего дождаться.
- Завязывал бы ты с этим!
- Обязательно пап! Но как-нибудь в другой раз. Мне просто нужно расслабиться.
- Твоё дело, я ушёл.
И он ушёл.
Искры дорожной пыли агрессивно впивались в чувственную слизистую Лёши. Неожиданно для себя Алексей заметил, что сидит на автобусной остановке, вместе с Катей...
- И...  - послышался нежный голос справа.
Лёша увидел, что почти вплотную с ним сидела та самая, которую он никак не мог забыть, почти как похмелье, но только ближе к сердцу, а не к горлу. Она сидела и ярко улыбалась ему, обнажив свои белые зубы и слегка прищурив глаза, в уголках которых собрались мелкие складочки. Что это миф или быль? Как он, только что отправившийся ко входу, сидит здесь,