оказался один перед чужими воротами с живыми штангами и мечущимся между ними взъерошенным заполошенным Вахтангом. Мысленно проведя прямую через три точки – ногу, мяч и угол ворот – он, примерившись с прищуром, изящной щёчкой с мягким приседанием на левую заднюю ногу нанёс хлёсткий разящий удар, но опоздал, пропустив не подождавшую вторую точку вперёд. Прямая сделалась тупым углом, а Викентия Алексеевича развернуло на подвернувшейся ноге, и он позорно плюхнулся на задницу, ощутив нежной конторской кожей каждый мелкий камушек и каждый комочек засохшей земли. Рычащий Кинг-Конг остервенело сцапал еле докатившийся до него мяч, сжал, выронил, опять подобрал, хорошенько размотал как маятник правую ногу, подбросил добычу и хотел выбить в поле, но, плохо рассчитав угол прицела, промазал, и только с третьей попытки ему удалось, наконец, избавиться от непослушного дутыша. Обиженный мяч глухо чпокнул и, взвившись, пролетел над самой головой отступающего раком и красного как рак от стыда Викентия и попал точно в ноги Старче. Тот, не медля, перепихнул его истошно орущему «Дай!» Гусару, а Витёк, прошмыгнув по краю поля, перепаснул в центр Фигаро. И вот уже Фёдор, что есть молодецкой силы, пинает мячишко в ворота Циркулю, стоящему третьей центральной стойкой и флегматично наблюдающему за метаниями игроков. Удар был такой силы, что в голкипера полетел ком земли величиной с мяч, а сам мяч медленно покатился мимо ворот. Форвард же сел как подкошенный, завыл, сбросил ботинок и носок с ударной ноги и попытался засунуть в рот невыносимо болящий большой палец, чтобы хоть как-нибудь ослабить страдания.
- А если мяч попадёт в 21-й, тоже потянешь в рот? – едко поинтересовался остановившийся рядом Старче, добавив яду на рану.
Циркуль тем временем хладнокровно, не суетясь, подобрал мяч, причём с первой попытки, в отличие от Вахтанга, и метнул его длинной рукой, как пращой, Вальку, а тренер опять отпасовал директору, и снова Викентий Алексеевич один с мячом перед мечущимся Кинг-Конгом. Но теперь опытный плеймекер притормозил резиновый снаряд, с места щёлкнул его щёчкой в незащищённый уголок ворот и, омертвев от досады, увидел, что он катится чуть левее правой штанги мимо ворот. Однако непоправимого, слава богу-фанату, не случилось: штанга перед самым мячом быстро, на секунду, сдвинулась на полшага в сторону, непослушный мяч влетел-таки в ворота, а подвижная стойка, как ни в чём не бывало, заняла прежнее место.
- Го-о-о-лл!!! – победно заорали старперы.
- Не-че-ст-но! – обиженно завопили сосунки.
- Я раньше стояла не на месте, - оправдывалась подыгравшая штанга.
- С центра! – неумолимо показал на центр свой судья.
- Ур-ра-а!! – снова обрадовались «бритиши» и набросились на Викентия Алексеевича, поздравляя с первым голом: толкали, фамильярно хлопали по плечу, по спине, безжалостно трепали по волосам, обнимали как родственника, забыв, что он дважды директор, а Макс, расчувствовавшись, даже чмокнул в щёку. Но сильнее всех радовалась вихляющая штанга, прыгая на месте и опасно мотая собственными мячами, однако больше ей такие финты не удались – обеих отправили на скамейку болеть честно.
Только начали с центра, как Валёк перехватил мяч у центрального нападающего Фигаро и, обведя всех подряд – и чужих, и своих – вышел сам один на один с Кинг-Конгом и точно отправил мяч промежду широко расставленных ног незадачливого голкипера. Тот, пропустив юркнувший нахально мяч, скачком, но с опозданием соединил волосатые ноги и с ненавистью оглянулся на укатывающийся шарик.
- Поздно, дарагой! – посочувствовал ему подбежавший Бен. – Через девять месяцев родишь.
- Сам рожай! – гортанно закричал на него городской горец, оскорблённый до глубины гордой души, и убежал в поле, оставив остолбеневшему Григорию освободившуюся почётную и неблагодарную вакансию.
Как ни странно, но хлипкому Григорию удалось выбить мяч вслед сбежавшему Вахтангу сразу, без репетиций. Надутый снаряд догнал дезертира, шмякнул по спине и, на всякий случай, откатился в аут. Оказавшийся рядом Макс подобрал его, сдвинул ноги, насколько ему позволило свисавшее пузо, и, изогнувшись назад, хотел закинуть мячишко чуть ли не в чужие ворота, но вдруг скособочился, выпустил мяч из рук и схватился за то место, где когда-то у него была поясница.
Увидев это, Земфира отчаянно закричала:
- Ма-а-кси-ик! – и метеором через всё поле и замерших в ожидании игроков устремилась к пронзённому остеоболью. Подбежав, приказала: - Не шевелись! Я за тебя кину, - взяла мяч и, изогнувшись в тонкой талии пантерой, зашвырнула ненавистный спортинвентарь двумя руками, как заправский игрок, аж на середину поля.
Игра продолжилась, но без Макса. Он, поддерживаемый за бок санитаркой, поплёлся, охая и морщась, на пустую скамью запасников. Старперы остались в значительном меньшинстве, если учитывать массу выбывшего, а тут ещё мяч попал к Доу-Джонсу, и Васёк, рывком продвинувшись на свободное место, не мешкая, нанёс сокрушительный дальний удар. Однако настоящим вратарским мастерам такие нипочём. Арсений, не утруждая себя ловлей проворного мяча и вырабатывая свой индивидуальный стиль техники, размахнулся и встретил его сжатым кулаком как кувалдой. Мяч, стремительно отскочив, попал в спину Старче, а от неё – прямиком в незащищённый угол ворот. Автогол! Первый! Сосунки, торжествуя, вскинули вверх руки, переводя глаза друг на друга и не зная, на кого накинуться, попихать, пошлёпать по спине и по затылку. Не Циркуля же? Попадёшь как мяч под кувалду. Старче? Тот и без этого злой.
- В лапту, что ли, играешь? – накинулся он на безвинного голкипера. – Дубина стоеросовая!
Пришлось пацанам плестись к центру, не истратив эмоций.
После этого обидного гола старперы вчетвером явно подсели, несмотря на то, что Валёк отрабатывал и за себя, и за того парня, что мылился рядом с женщинами. Фактически их было на поле трое, потому что Серый не столько играл, сколько спасал ноги, отпуливая мяч куда попало. Вот и приходилось взмыленной троице отбивать настырные наскоки юсавцев на свои ворота, не думая о чужих. Они играли из последних сил на удержание счёта. Но такая тактика обычно никогда не срабатывает. Не сработала и на этот раз после коварного удара Гусара. У парня оказался прирождённо поставленный удар «сухой лист», причём в такой сухости, что он и сам никогда не знал, куда полетит мяч после удара. Вот и в этот раз он всем своим видом показывал, что бьёт в правый от вратаря угол, и не было ни у кого сомнений, включая мастера, что целит он именно туда, туда и Циркуль выставил кувалду, а мяч полетел в левый угол и, не торопясь, пересёк линию ворот. 2:2! Два незаслуженных нечестных гола, и сосунки не только сравняли счёт, но и, наконец, отвели душу и накостыляли герою по спине и шее так, что он решил непременно избавиться от подлой техники.
Валёк, в ранге играющего тренера, никак не хотел смириться с дружеской ничьей. Они с Викентием Алексеевичем взяли всю игру на себя, отодвинув в защиту немощного Серого и малоподвижного Старче, и всё чаще Валёк стал тревожить Бена, который чувствовал себя на воротах как расстреливаемый. Разозлившись, тренер, улучив момент, так саданул по мячу, что он ядром полетел в Григория, но и тот оказался не лыком шит и успел увернуться. Гол! 3:2!
Старперы не выразили никаких эмоций, не радовались и не обнимались, а были максимально сосредоточены, сжаты как катапультная пружина и завинчены на все нервные болты и гайки. Им во имя научного и возрастного престижа нужна была победа. Одна на всех! Но в футболе порой побеждают не мастерство и настрой, а фортуна, случай, удача, и похоже, что в этот вечер госпожа Удачина Фортуна Везеевна играла на стороне сосунков. После удачной подачи Васьком углового, который били не с угла поля, потому что никто оттуда не мог добить до ворот, а с середины между штангой и углом, мяч плавно с везением опустился прямо на волосатую голову Вахтанга, и если бы не Циркуль со своей лаптой, то Кинг-Конг мог забить нечаянно и честный трудовой гол. Правда, голкиперу не повезло, и он попал не по тому мячу, сокрушив нападающего и упустив мяч, который скатился по согнутой волосатой спине, стукнулся о выпяченную задницу и опять подло вкатился в бритишские ворота. Счёт стал ничейным не только по голам – 3:3, но и по потерям – 1:1, так как Вахтанга на всякий случай отправили опоминаться к Максу. Хорошо, что удар кувалды пришёлся вскользь кумпола, а то быть бы и первому спорттрауру.
- Хватит! – остановил игру судья, решив больше не испытывать фортуну, повернувшуюся к старперам не тем местом. – Перерыв.
Сразу навалилась смертельная усталость. Викентий Алексеевич механически добрёл до скамейки, с облегчением сел и с удивлением почувствовал, что подменённые ноги дрожат мелкой дрожью. И всё же, несмотря на предельную утомлённость всех членов, хотелось нового движения, чтобы снять физический стресс и унять телесный дребезг. Он равнодушно посмотрел на полутрупы с закрытыми глазами, как попало валявшиеся на голой земле и утоптанной пожухлой траве, визуально приискал и себе местечко рядом с Вальком, но лидерским усилием воли и разума пересилил слабину, осторожно встал на окостеневшие конечности, с трудом натянул брюки, чуть не забыв замолнить ширинку, и объявил:
- Пойду, поищу сторожа, чтобы договориться на будущее. – Никто не только не ответил, но даже ухом не повёл. Он хотел сделать первый шаг, но нога не повиновалась, хоть переставляй руками. Понадобилось сверхусилие, чтобы её сдвинуть, и второй ничего не оставалось, как двинуться следом. И он пошёл как неотлаженный робот, стараясь не показать, как ему тяжело.
- Я – с тобой, - послышалось сзади, и вот Марья Ивановна уже рядом, уже пытливо вглядывается в утомлённое лицо шефа, - подышу свежим воздухом, а то здесь недолго и задохнуться в потном смоге. - Вдвоём идти стало легче, да и сказывалось быстро восстанавливающееся богатырское здоровье, не сломанное даже позорным разводом и еже-весенними и -осенними ОРЗ и ОРВИ и укреплённое двухдневной ходьбой до института и обратно.
Подошли к школе. Все входы и выходы в фабрику неразумных грёз и радужных мечтаний были наглухо закрыты. Штамповочный конвейер стандартных личностей встал, дав им возможность обрасти заусеницами сомнений и бородавчатыми вопросами, которые мастерам обезличивания придётся безжалостно отсекать, подгоняя высовывающихся индивидуумов под всех как один. На энергичный стук настойчивого директора в парадную дверь с застеклённой и обрешёченной верхней половиной во внутреннем стекловидном мареве нарисовалась неясная коренастая фигура в заношенном спортивном костюме с поблёкшими белыми лампасами и растоптанных кедах без шнурков. Она, проясняясь, приблизилась к внутренним дверям, надёжно зашпиленным шваброй, просунутой в ручки, и подозрительно всматривалась маленькими водянистыми глазками в неурочных нахалов. Потом, решившись, сняла швабру, открыла те двери и вышла к внешним, запертым на замок.
- Чево надо? – спросила фигура, что-то прожёвывая. Маленькая голова реповидной формы украшалась глубокими залысинами, соединяющимися на затылке и обрамляющими на темечке клок жидких белёсых взлохмаченных волос.
