давней истории вспоминал немецкий хронист XII в. Гельмольд: “Этот город, или провинция, был некогда населен храбрейшими мужами, так как, находясь во главе Славии, имел соседями народы данов и саксов, и [всегда] все войны или сам первым начинал или принимал их на себя со стороны других, их начинавших. Говорят, в нем иногда бывали такие князья, которые простирали свое господство на [земли] бодричей, хижан и тех, которые живут еще дальше” (Гельмольд “Славянская хроника”, с.53-54, М., 1963).
Гельмольду вторил арабский историк и географ ад-Димашки (1256–1327): “Здесь находится великий залив, который называется морем Варенгским (Варяжским). Варяги же есть непонятно говорящий народ и не понимающий ни слова, если им говорят другие (т.е. имеют свой особенный язык). Они суть славяне славян (т.е. знаменитейшие из славян)” (“Известия о варягах арабских писателей и злоупотребления в истолковании оных” // Ю. Венелин “Истоки Руси и славянства”, с. 547, М., 2011). Сведения явно получены от славян, потому что только на Руси и у балтийских славян Балтийское море называли Варяжским. Называя варягов “славяне славян”, арабский автор, по собственному признанию, плохо понимавший местную речь с неожиданными речевыми оборотами, дословно перевёл выражение “славнейшие из славян”. Такая ошибка могла появиться только при непосредственном общении со славянами.
Имя варягов летописцы стали распространять и на прочих балтийских славян. Вот летописное свидетельство однозначно указывающее на Южную Прибалтику как землю варягов: “Въ лЪто 6813.<…> она бо бЪ рода князей Сербскихъ, съ Кашубъ, отъ поморiя Варязскаго, отъ Стараго града за Кгданском” (Ипатьевская летопись, ПСРЛ, т. II, с. 227, С.-Петербург, 1843). Летописец напрямую отождествил варягов с балтийскими славянами (поморянское племя кашубов) и упомянул город Старгард, расположенный неподалёку от Щецина.
И одно из позднейших упоминаний варягов: “Князь велики же Ягайло Литовскiй по прежереченным урокомъ своим совокупилъ Литвы много, и Варяг, и Жемоти, и прочаа” (Никоновская летопись, ПСРЛ, т. XI, с. 55, 1897). Варяги (очевидно, те же кашубы) здесь включены в число подданных литовского государства и помещены между литовцами и жемайтами – среди прибалтийских народов, не имеющих отношения к скандинавам.
“Нестор, дошедши до Вислы, так и машет рукою на Померанию, говоря: по тому же морю, к западу.
Итак, дело кончено, потому что легко узнать было, кого Нестор и его современная русь называла варягами. Нестор и его современная русь называла варягами померанских славян…”
(“Скандинавомания и ее поклонники” // Ю. Венелин “Истоки Руси и славянства”, с. 467, М., 2011).
Как бы обрадовались норманисты, если бы нашли для себя подобные доказательства. Но чего нет, того нет, только и остаётся им огульно охаивать чужие аргументы, пытаясь доказать недоказуемое, лишь бы не признавать, что в основе норманизма лежит самая примитивная русофобия.
2) Этим же термином в летописи обозначались все народы, жившие вокруг Балтийского (Варяжского) моря: “… звахуся Варязи Русь, яко се друзии зовутся Свие, друзие же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 18-19, Рязань, 2001). Поэтому летописец и объединил в одну группу англов (живших некогда в Ютландии), скандинавов и славянскую русь (“А Словеньскый языкъ и Рускый одно есть”). В результате, варягами на Руси стали называть любых иноземцев и в этом значении слово оказалось постепенно заменено на “немцы” (В.В. Фомин “За море”, “за рубеж”, “заграница” русских источников” // “Сборник Русского исторического общества”, т. 8 (156), М., 2003).
3) И третье значение термина “варяги” – наёмные ратники. Уходя от немецкой агрессии на Русь, варги занимались тем делом, которое знали лучше всего – сражались. Их этническое наименование стало обозначением профессиональных воинов. Когда в летописи говорилось, что у Игоря варягами были словене: “… и бЪша у него Варязи мужи СловенЪ” (Новгородская I летопись, ПСРЛ, т. III, с. 107, М., 2000), это значит, что в свою дружину князь предпочитал нанимать словен. Аскольд в Киеве “многи Варяги съвокуписта” (Лаврентьевская летопись, РЛ, т. XII, с. 20, Рязань, 2001), то есть пополнял свою дружину за счёт местных полян. Ярослав, готовясь к походу на Киев, собирал “Варягъ тысячю, а прочихъ вой 40000” (Там же, с. 138), и в бою все они оказались новгородскими ратниками. Вот и в 859 году против новгородцев воевали именно военные дружины, возглавляемые Аскольдом.
О власти Аскольда над Новгородской землёй, возможно, сообщали какие-то источники, с которыми познакомился Я. Длугош:
“… пока такого рода наследование не привело к двум родным братьям – Оскальду и Диру. В то время как они княжили в Киеве, некоторые русские народы, которые по причине чрезвычайного умножения расселились по новым местам, тяготясь их княжением, приняли трех князей от варягов, поскольку из своих они не пожелали выбрать никого из-за [их] равенства [с собой]”
(Н.И. Щавелева “Древняя Русь в “Польской истории” Яна Длугоша”, кн. I-VI, с. 226, М., 2004)
Это сообщение польского историка явно перекликается с летописным рассказом о варягах из “заморья”, бравших дань со словен. Но при этом и дополняет его. Из сообщения Я. Длугоша следует, что Новгородская земля подчинялась Аскольду до его прихода в Киев, и, будучи киевским князем, Аскольд уже не имел над ней власти. Тогда выходит, что именно Аскольд возложил дань на словен, что именно его варягов новгородцы затем прогнали “и не даша имъ дани”. А куда прогнали, уже ясно – в Киев.
Подробности об этих событиях сообщаются в Иоакимовской летописи. Неудачную войну с варягами вёл словенский князь Буривой, а успешную – его сын Гостомысл. В это время, как рассказывается дальше, к Гостомыслу прибыло посольство от полян с просьбой отпустить Аскольда со всем родом к ним на княжение (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 110, М., 1994). Очевидно, Аскольд оказался сильным противником, и война с ним затянулась, а тут ещё и поляне могли за него заступиться. И Гостомысл дал согласие прекратить войну при условии, что его противники навсегда покинут свои земли. Так словене добились доминирования на Русском Севере, а поляне получили сильного союзника.
Аскольд стал не самостоятельным князем, а подручным Рюрика (может быть, поэтому летописец и принял его за боярина). Константинопольский патриарх Филофей Коккин (XIV в.) в своей молитве, посвящённой нападению русов на Византию в 860 году, основываясь на каких-то древних источниках, назвал Аскольда воеводой прегордого кагана (В.Н. Татищев “История Российская”, ч. II, т. II, с. 205, М., 1995). Каган – очевидно, Рюрик, этот тюркский титул на Руси соответствовал великому князю. Воевода в те времена считался вторым лицом в государстве (заместителем), а значит, он был тоже князь, но рангом пониже. И ещё Аскольд назван в молитве свирепым вепрем. Вероятно, вепрь был тотемом прибалтийских русов, в отличие от соколов-рюриков. В виде огромного вепря почитался Радегаст, чей культ был распространён в земле балтийских славян (Титмар Мерзебургский “Хроника”, кн. VI, с. 103, М., 2009). А киевские язычники вставляли челюсти кабана в ствол священного дуба (Б.А. Рыбаков “Язычество Древней Руси”, с. 212, М., 1988).
Обосновавшись в Киеве, Аскольд, как сказано в Иоакимовской летописи, первым делом разгромил Хазарию: “Оскольд же, шед, облада Киевом и, собрав вои, повоева первее козар” (В.Н. Татищев “История Российская”, т. I, с. 110, М., 1994). Н.М. Карамзин тоже считал, что Аскольд не мог утвердиться в Киеве без войны с Хазарией: “Не вероятно, чтобы Козары, бравшие дань с Киева, добровольно уступили его Варягам, хотя Летописец молчит о воинских делах Аскольда и Дира в странах Днепровских, оружие без сомнения решило, кому начальствовать над миролюбивыми Полянами…” (Н.М. Карамзин “История государства Российского”, т. I, с. 98, М., 1989). Сообщение Никоновской летописи о том, что русь князя Аскольда “живяху въ ЕксинопонтЪ” (то есть в Причерноморье) показывает намерение киевлян поставить под удар хазарские владения. Русские дружины, расположившиеся у границ Хазарии, сдерживали её агрессивность. По данным арабского географа XII века ал-Идриси в Причерноморье появился город Русия, который И.Г. Коновалова отождествляет с Керчью (И.Г. Коновалова “Город Русийа в арабской географии XII-XIV вв.” // “Древнейшие государства Восточной Европы”, 2003, с. 102-106). Скорее всего, до настоящих сражений дело не дошло, киевляне просто опустошили владения хазар, чтобы показать свою возросшую силу. Противостоять им хазары не осмелились, и вытеснить русов из Причерноморья тоже не смогли. С тех пор хазарские набеги прекратились, а соотношение сил стало неуклонно меняться в пользу Киевской Руси. Так что не Олег освободил славян от хазарской дани, а предшествовавший ему Аскольд. Уже потом летописцы исказили историю в угоду Рюриковичам.
А на следующий год нападению подверглась столица Византии. Аскольд так умело организовал свой поход, что греки узнали о нём, лишь увидев русские корабли у стен Константинополя. Географию похода, хотя и схематично, обрисовал Иоанн Скилица (XI в.): “А внутреннюю часть Эвксинского [Понта] и все его побережье опустошал набегами флот росов <…> и самому царственному [граду] угрожал ужасной опасностью” (“Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. II, с. 218, М., 2010). Очевидец тех событий патриарх Фотий признавал в своих проповедях, что нападение явилось местью за преступления византийцев против русских:
“Откуда нахлынуло это варварское, упорное и грозное море, не стебли пшеницы пожинающее и колосья попирающее, не лозы винограда поражающее <…> но тЪла самихъ людей жалко сокрушающее и весь родъ (нашъ) горестно истребляющее? <…> Не за грЪхи ли наши все это постигло насъ? Не обличеніе ли это и торжественное свидЪтельство нашихъ преступленій? <…>
ТЪхъ, которые должны намъ нЪчто малое и незначительное, мы жестоко истязали, наказывали; не вспоминали о благодарности по минованіи благодЪянія, и за то, что сами получали прощеніе, не миловали ближнихъ <…> не обращали вниманія на маловажность и незначительность въ сравненія съ нашими долга одинаковыхъ съ нами рабовъ, но, получая себЪ человЪколюбивое прощеніе многаго и великаго, другихъ за малое безчеловЪчно ввергали въ рабство”
(Е. Ловягин “Две беседы святейшаго патриарха константинопольскаго Фотия по случаю нашествия россов на Константинополь” // “Христiанское чтение” – 1882 – вып. 09-10, с. 419-420)
Ромеи помогали хазарам в их войне с Русью, да ещё, поверив в безнаказанность, жестоко обошлись с русскими купцами. Но тут они просчитались – такого свирепого нашествия им ещё не приходилось испытывать. Автор “Жития патриарха Игнатия” Никита Пафлагон буквально рыдал от горя:
“В это время запятнанный убийством более, чем кто-либо из скифов, народ, называемый Рос, по Эвксинскому понту прийдя к Стенону и разорив все селения, все монастыри, <…> грабя все (драгоценные) сосуды и сокровища, а захватив людей, всех их убивал”
(“Древняя Русь в свете зарубежных источников”, т. II, с. 135, М., 2010).
“Продолжатель
