опять, а снова. Снова – по «новой», не так как было, а как мечталось когда-то, вот таким же рассветом. Но тогда ещё пробуждения не пугали, а слёзы были сладкими.
Бывало, случалось с тобой такое? А у меня бывало. Вот только зачем, если наступает день, который всё упростит и сотрёт. Проживёшь ты его в глухую, бездумно, а, засыпая, попросишь только об одном: не будите вы меня, не тревожьте, не трогайте башку мою. И буду я счастлив, как, наверное, счастлив ты пёс, и не будет мне стыдно за это.
Валера бросил окурок, затоптал. Подмигнул Копчёному, который смотрел на него в трепетном ожидании, как зритель на мероприятии: «лекция, а потом кино». Петрович улыбнулся:
- Жрать, небось, хочешь, чистая душа? Ну, пойдём. Неспокойно как-то на сердце, с похмелья что ли? Чувствую, день хлопотным выдастся. С событиями. Укрепимся.
Глава 13.
ВРИО - Викалыч
А в двенадцатом часу события действительно стали развиваться. Погромыхивая, на двор въехал запылённый «мерс» хозяина, левая фара была разбита, капот слегка помят. Сдавая задом, колымага упёрлась в сирень и заглохла. Передняя дверца распахнулась, из салона неуклюже, по-рачьи, отклячив объёмный зад, выбрался шеф. Обвел двор мутным взглядом и констатировал: - Никого.
Но тут же упёрся взглядом в Нину Ивановну, пеньком стоявшую в двух метрах, преданно вылупясь на него.
- Етить тебя Ивановна, ты что ли?!
Нина Ивановна, знавшая повелителя коптильни с детства, иногда позволяла себе «вольности», которые хозяин, чтивший субординацию, не одобрял. Так, в данном случае, мгновенно оценив ситуацию и чутким женским сердцем уловив подходящий для нравоучений момент, Нина Ивановна укоризненно покачала головой.
- Я, кто же ещё? А ты, что это Андрюша? Ясный день на дворе, трудятся все, и тебе тем же заняться бы, а ты вон какой. У тебя люди под началом, о них тоже думать надо. Чай не депутат, какой, в рабочее время безобразничать. Ответственность несёшь. А то расхлюстанный весь, лохматый, пьянь пьянью.
Вильнула взглядом на лобовое стекло, за которым маячила какая-то физиономия:
- Да ещё дружка с собой притащил. Нехорошо. Ты хоть человек большой, но ещё, кажись, не президент. Ему можно, страна большая, за раз не просрёшь, а у тебя каждый день в копилочку. Ну, что скажешь? Извини за прямоту, что ответишь старухе?! С какой радости гуляешь?
Нина Ивановна угадала, качнула авторитет, блеснула интуицией. Не держала она человека в машине за «дружка». Не спроста он тут появился. Ишь, ушки навострил, носиком поводит, точно мышка в норке. Кто такой? Что-то указало ей, что надо обозначить себя, показать – не последний человек она на коптильне. Не прогадала. Шеф, обычно вспыльчивый, на сей раз, повесил голову.
- Так это.… Не с радости я, неприятности… тыр-пыр… народ собери. Летучку провести надо. В багажнике всё необходимое.
«Летучки» хозяина на коптильне любили, не частые, но всегда к стати. Ивановна засеменила с поручением. А понурый Андрюша заглянул в салон.
- Вить, ты чего сидишь. Как сыч, давай вылезай, познакомься с людьми. Уснул что ли?!
И Витя вылез, показался. Как моллюск из раковины. Переступил с ножки на ножку, повертел головой, с обиженным выражением на сонном личике и, шмыгнув носом, замер.
Всем нам встречались такие «Вити». При кажущихся различиях, у этих типов есть одна объединяющая черта. От них за версту тянет бедой.
- Вот, ёжики, Виктор Палыч… Витя Перголин. Ваш временный, но новый начальник! Накрывайте поляну для летучки, объясню диспозицию.
Мужики дружно полезли в багажник, доставать коробки с выпивкой и снедью, а Нина Ивановна с кудахтаньем – «А я как знала, тарелки перемыла» – понеслась в бытовку.
Под навесом, покидав в угол какие то Тишины железки, от доживающего свой век погрузчика, освободили потемневший от времени дощатый стол. Застелили газетками. Крупно, смачно, как любит шеф, порезали хлебушек, рыбку, колбаску, по центру, что б никому не тянуться, расставили пиво и водочку. Присели на ящиках, ладошки на коленях, затихли в предвкушении – дети на именинах.
Подошли шеф с новеньким, умывшиеся и чуть посвежевшие.
- Давай, Витюха, по правую руку.
Шефу принесли стул, Вите, как всем ящик. Начальственно покряхтывая, главный присел. Выдохнул, покачал головой – устал. Ну, чего сидим, особое приглашение надо, разливайте. Разом зашевелились, загомонили, зашуршали, зазвякали.
- Не, не, я сам,… а это вот… куда столько ложишь… с утра не жрамши… полегче коленями, стол уронишь… и себе… шефу по полной… вам, простите, не расслышал,… беленькой не побрезгуйте… и с пивком… вот радость то!
- Тихо, тихо, ёжики! Дайте слово сказать. Выпьем, закусим и разговор есть. Поехали?
- За тебя, шеф!
- Не надо, Валер, знаешь, не люблю. Будь здоров.
Выпили, повторили. Закусили, чем Бог послал. Пора и закуривать. Шеф достал пачку дорогих сигарет, угостил Перголина, положил на стол - угощайтесь! А сам попросил:
- Валер, дай «примки», я знаю, у тебя есть, иногда тянет, покрепче! Ну, вот, ребята диспозиция.
Притихли, слушали.
- Потрепали мне нервы, покусали за мягкое, вымя подёргали. Но я тоже, не пальцем… тёртый, по жизни потырился. Отбрыкался. Вот, Витя помог, связи кое какие. Хотели коптюху нашу прибрать! На хрена? А, вишь, мал кусок, да сладок. Курочка по зёрнышку. А там такие хряки! Чего уж! Менты, налоговая, бандюганы: ребята интересные – всем вокруг известные.
- Ты, Андрюша, главное скажи. Мы с тобой остаёмся, или нам манатки собирать?
- Андрюша, Андрюша.… Со мной, Ивановна. Обойдётся всё. Только уехать мне на время надо. Да и то сказать, лет десять в отпуске не отдыхал, пора. А вон, Викалыч,… Виктор Палыч, за вами присмотрит, обязан я ему. Человек хороший. Слушаться как меня. На кого мне, по приезде, жалобы поступят, лично мозги вправлять буду. Вы меня знаете, зря не скажу. А то Андрюшу нашли…! По зарплате намеченная прибавка отменяется. Вот такая диспозиция. Вопросы есть? На этом официальная часть закрывается. Давайте, ёжики, выпьем, посидим по-хорошему.
Налили, выпили. Заговорили все разом. Теперь когда ситуация нарисовалась, было что обсудить. Главный, склонясь к Перголину, что то горячо ему доказывал. Работяги, не обращая на них внимания, загомонили между собой.
Мнения были самые разные, но сошлись на том, что пока ещё ничего, терпимо. Коптильня остаётся, зарплата, какая ни есть, тоже, не до жиру. Что за Витя такой? Разберёмся. Шефа проводим и встретим. А там видно будет.
Все устали от трудной темы, захотелось отвлечься. Пустые бутылки убирались под стол, полные выставлялись.
- Шеф, куда поедите?
- Я, Валер, руины люблю. Что б тепло и руины кругом. Такие, знаешь, без туфты. С исторической начинкой. Денег накопить и как Шлиман – слыхал про такого – откопать чего ни будь.
- Шлиман? Еврей, что ли?
- Сам ты еврей, я же говорю – археолог. Город целый откопал.
- Город? А кто ж его закопал? Работы то сколько, закопать город. Делать что ли нехера?!
- Дурак ты, Валера, и тёмный. Мечтаю откопать, что ни будь этакое, мирового класса. И в музей! Не выгоды ради, но что б табличка, на самом виду: «откопал А.А. Ерохин. Меценат».
- Красиво.
- Красиво…? Значимо!!! В масштабе человечества! Это тебе не кабель выкопать, да продать. Дело полезное. Я ведь не одним днём живу, как вы. А тут прочёл в газете, Турцию тряхнуло маленько, и там руины вылезли. Свежачок, не тронутые. Вот съезжу, приценюсь.
- В Турции – встрял, вялым голосом Виктор Павлович, - курорты хороши: море, солнце, девочки.
- Мне танцы-шманцы ни к чему, и девочки там – все наши, отечественные. Чего это я, за семь вёрст киселя хлебать? Ты меня не понял, Викалыч! Я за мечтой еду.
- Ну-ну.
- Сколько я тебя знаю, гнус ты, хоть я тебе и обязан.
Начали ссориться, все со всеми. Доза соответствовала. Но до драки не дошло. Уснули.
День выдался жаркий. Спали тяжело, в поту, со всхлипами и бульканьем. Один Копчёный, всеми забытый. Сидел у ворот и строго смотрел на дорогу, охранял.
Проснулись вечером и начали вяло похмеляться – завтра работать. А на завтра началась другая жизнь.
Глава 14.
Другая жизнь
Шеф, опухший и смурной, укатил спозаранку. Остальные занялись привычными делами. Новый начальник ночевал в городе и появился только к полудню.
Виктор Павлович Перголин в некогда замшевом пиджаке, в клетчатой, неровно застёгнутой рубашке, серых брюках, стрелка на которых скорее угадывалась, чем просматривалась и сандалиях, поверх неприятно болотного цвета носков, имел вид неопрятный и запущенный. Зато физиономия его светилась энтузиазмом. Пегие, с сильной проседью волосёнки развивались под тёплым ветерком. В левой руке, с изящно оттопыренным мизинцем, дымилась сигаретка. В правой – пластиковый стаканчик с чем-то тёмным. Прихлёбывая из стаканчика, чуть морщась и зажмуривая один глаз, он расхаживал по двору, изучая территорию.
Нину Ивановну, на этот день, Виктор Павлович освободил от фасовки (не зря старалась) и она семенила рядом, в качестве референта. В процессе осмотра, Перголин делал краткие замечания. Нарезав несколько кругов на пыльном пятачке перед сиренью, констатировал: - Эллипс.
Потом полез в саму сирень и, скоро вернувшись, сказал:
- Это надо вырубить. Там полезная площадь пропадает. Запишите.
Нина Ивановна достала из нагрудного карманчика халата красный карандаш, которым ставила галочки в учётном журнале готовой продукции, послюнявила и убрала обратно.
- Хорошо. Идёмте дальше.
Длинный, тёмный коридор коптильни, потея и глухо матерясь, он измерил шагами, промерил склад. Вышел, заглянул под навес к Тихону, который, упирая руки в бока, хмуро разглядывал развороченное нутро погрузчика.
- Что с машиной?
- Вам подробно, или вкратце?
- Вкратце.
- Не работает.
- А надо что б работала. К завтрашнему утру. Проверю. Запишите. Идём дальше.
Валеру он застал в бытовке.
- Воду пьёте?
- А вы, что пьёте? – Буркнул Петров.
- Минус три процента от оклада, за пререкание. Запишите. Кровати убрать, на столе поменять газету. Дальше.
Оказавшись на солнышке, осмотрелся – что бы ещё проверить. Споткнувшись о миску возле ящиков и, загляну за них, обнаружил спящего Копчёного.
- Это кто?
- Копчёный.
- Зачем?
- Сторож.
- Мелковат.
- Зато голосок звонкий.
- Тогда пусть на сцене поёт. Мы бультерьера наймём. Дальше.
И так весь день. Нина Ивановна уже ног под собой не чуяла, когда Перголин, наконец, угомонился. Уделив внимание сопровождающей.
- Так, теперь насчёт вас. Работник вы перспективный, хотя и без опыта. Старайтесь. Там в коптильне, за фанерной дверкой, конурка. Без окон, но с электричеством. Будет мой кабинет. Стол диванчик, вешалка, всё есть. Хорошо бы ещё сейф и транзистор. Позаботьтесь.
«Конурка» была Нины Ивановны.
- Там пахнет, Виктор Павлович. Рыба…
- Пахнет, перепахнет, окно и кондиционер – это уже моя забота. Старайтесь. Завтра буду к одиннадцати.
И отбыл.
Вечером собрались за столом под навесом. Откупорили бутылочку, почистили рыбки. Выпив, мужики закурили. Нина Ивановна сидела, подпершись кулачком.
- Ну, что скажешь, Ивановна?
- Чистый Мамай.
- Да, не к добру всё это.
Глава 15.
Ну, началось!
На следующее утро, около одиннадцати,
