Изъян

Бог, совсем что-то скверное выйдет. В наших силах избежать самого ужасного. Я не требую невозможного. Надо сохранить хотя бы уважение  друг к другу. А  то мне такого про вас наговорили. И все, все так считают. Не такие у нас скверные люди, чтобы их так презирать. Они работают, между прочим, как могут. И не опускают руки. Вы еще слишком молоды, чтобы понимать, как им непросто. А если мы вам все так претим,  то, пожалуйста, ищите другой участок, держать  вас насильно никто не намерен. Мы к вам тут всей душой – дом выделили, участок, жену собирались подыскать, а вы – пожалуйста.
Петрович  разгорячился. Он уже говорил, не обращаясь прямо к Алексею. Видимо, наболело у мужика, председателя когда- то крепкого, а теперь умирающего колхоза, и высказаться было некому. Алексей тоже его не слушал. Он бы сам мог сказать так же. Петрович осекся и замолчал. Ему стало вдруг неудобно за те резкости, которые он наговорил, и он завозился в поисках других, более мягких выражений. Но слова, наверное, все тут кончились у него и Петрович, то ли от усталости, то ли еще от чего, весь обмяк, и беспокойство оставило его, уступив место тихому отчаянию. Так они помолчали какое-то время, и Алексей проговорил в тишине.
- А ведь убить мог любой из них.  
Петрович дернулся было что-то сказать Алексею, но затем лицо его исказила гримаса недоумения, он махнул рукой на Алексея и пошел широкими шагами прочь. Отойдя недалеко, Петрович так же быстро вернулся и попросил, глядя близко в лицо Алексею.
- Я прошу вас, не уезжайте пока отсюда. Просто побудьте.
Он снова отвернулся и теперь пошел, не оглядываясь. Алексей ей  крикнул ему вслед.
- Я напишу отчет о происшествии.
Петрович шел, не оглядываясь, со спины он казался шагающим мертвым. Солнце крупным, крепким кругом уже укутывалось в траве. Прозрачный вечер окружил Алексея, приятно было ощущать прохладу. Алексей вздохнул глубоко, ему не хотелось думать о неприятном. Слишком много было вокруг неживых людей. Жизнь природы  волновала Алексея больше и казалась единственно многообразной и действительной. Он запрокинул лицо в небо, и  пошел на речку, купаться, смывать накопленные за день неприятности.

4.

Алексей любил купаться вдалеке от деревни, чтобы меньше встречаться с людьми. Но сейчас облюбованная им излучина реки была занята кем-то. Алексей осторожно, раздвигая высокую траву, поглядел, кто купается. В начинающихся сумерках трудно было рассмотреть тихо плескающегося  человека, но уже было понятно, что купается женщина. Иногда она поднималась  из воды, чтобы прыгнуть в нее обратно, выгнувшись всем телом. Тело у нее было гибкое, легкое и Алексей узнал Машу –  деревенскую девушку, дочь доярки, имени которой он не помнил. В деревни девушек было немного.  Маша Алексею  запомнилась хорошо и вспоминалась часто. Ему нравилась  молчаливость и потаенность этой девчушки, он надеялся, что в ней есть свой, отдельный от здешних жителей мир. Алексею казалось, что Маша тоже симпатизирует ему, иногда они разговаривали, сталкиваясь в деревне, и Алексей ждал, что их необязательные беседы когда-нибудь приблизят возможность взаимного доверия друг другу. В отдельные случаи Алексею чудилось, что Маша  делает попытки движения к нему, но это нельзя было утверждать с определенностью.
Он не хотел подсматривать, как она купается, хотя ему  было интересно увидеть насколько эта девушка может быть притягательной. Но делать это украдкой претило Алексею. Алексей отошел чуть в сторону, быстро разделся и шумом прыгнул в воду. Он с наслаждением несколько раз окунулся и посмотрел в сторону, где купалась Маша. Девушка плавала в воде, словно Алексея и быть здесь не могло. Алексея это задело, он набрал побольше воздуха и глубоко нырнул. Вынырнул он уже возле Маши и улыбнулся ей. Лицо Маши неожиданно исказила злая гримаса, она размахнулась, ударила сильно рукой Алексея и быстро отплыла. Алексей стоял растерянно в воде, ему хотелось сделать  Маше тоже что-нибудь неприятное.
Маша не стала   выходить на берег, она сидела, скрываясь по плечи в воде, и с яростью смотрела на Алексея.
– Чего уставился? Уйди отсюда! – кричала она.
Но когда Алексей начал приближаться к ней, она замолчала, испуг выразился на ее лице, и она замерла. Алексей спокойно подплыл к ней и, взяв за руку, вытянул ее на  глубокую часть реки. Маша, ослабшая от страха, почти не сопротивлялась. Алексей цепко взял ее за плечи и налег на нее, погрузив с головой в реку. Так он подержал Машу некоторое время под водой, пока она не забилась там, и отпустил. Маша выпрыгнула отчаянно из воды, задыхаясь и  шаря беспомощно руками, пытаясь вырваться. Ее мучитель подождал немного, пока она чуть отдышится, и погрузил ее еще раз в воду.
В этот раз он держал ее недолго и сразу отпустил. Маша с хрипом выскочила из воды и кинулась от Алексея к берегу. Там она упала на траву, ей все еще не хватало воздуха. Алексей тоже, не торопясь, вышел и сел возле нее.  Девушка корчилась беспомощным телом и попробовала отползти от Алексея, но он, заметя это, крепко схватил ее за ногу, и Маша застыла, напуганная всем своим существом. Только мелкая дрожь колотила ее тонкое тело, несмотря на мягкий, окутывающий их сегодня теплый кисель летнего вечера.
Алексей жалел, что жестоко обошелся с Машей, ему не хотелось отпускать ее сейчас, обиженную, запуганную. Объяснять свое поведение он тоже не хотел. Жалкое, белеющее в сумерках тело Маши разглядывать уже было не интересно. Маше передалось спокойное состояние Алексея, и молча села с ним рядом. Алексею показалось, что между ними возникло взаимопонимание, ему вспомнилось, как он хотел, чтобы они с Машей вот так сидели. Это настроение тянулось недолго, Маша беспокойно заерзала и тихо спросила.
- Можно я оденусь?
Алексея охватило ощущение глубокого одиночества, и он только согласно кивнул головой. Маша быстро встала и зашуршала одеждой, натягивая ее на себя. Алексей насмешливо смотрел, как она одевается, девушка уже не была похожа на ту гордячку, которая недавно еще била Алексея. Маша оделась и осталась стоять, вопросительно глядя на Алексея.
- Можно я пойду? – робко спросила она.
Алексей улыбнулся ей и тихо сказал.
- А  иди.
Маша резко развернулась и широко, ожесточенно шагая, удалилась. Алексей улыбнулся ей вслед. Высокая темная трава шуршала по ее сердитым округлым ягодицам.

5.

Алексей проснулся позднее обычного. Тело еще болело после вчерашнего, но настроение было деятельным. Несмотря на солнечную погоду Алексея знобило. Он быстро поднялся, оделся в свою форму и, не умываясь, вышел на улицу. Пистолет на этот раз он захватил с собой. Ежась под насмешливыми, недоброжелательными взглядами немногочисленных сельчан, Алексей решительно зашагал в сторону правления. Там он застал одного Петровича  встретившего его приветливо, словно не было тяжелого недавнего разговора.
- Здравствуй, Алексей. Пришел написать протокол? Пиши. Отвезли мы вчера Любу. Тебе вышлют заключение об ее смерти. Почтальона у нас, правда, нет. Может, с оказией какой привезут, или сам поедешь. Просил помощника тебе. Мне сказали руки, ноги у тебя есть, зачем тебе помощник. В общем, верно. Правда, майор обещал приехать, разобраться. А что он может за один день разобрать? Спросил, почему ты не приехал со всеми. Ты извини, я сказал, что не все ладно тут у тебя. Но все равно, так лучше, чем ничего. Так что надо Алексей что-то делать, не только отчеты писать. Зачем тебе конфликтовать со всеми?
Петрович был говорлив, как обычно, только выглядел уставшим. Алексей сидел все это время, молчал. Ему не хотелось ссориться с председателем. Он дождался, когда Петрович исчерпает свой словесный запас и вставил.
-  Петрович, я, в самом деле, не следователь. Я только текущие дела могу отслеживать: пьяная драка, воровство бытовое, что-то очевидное. Но я попробую поискать. Он же может быть не из наших. Как тогда? Патрулирование, я думаю, не поможет. Он только затаится на время. Тут даже оружие, не только у меня есть. Но я попробую найти свои методы расследования. Меня ведь и не учил никто. Я даже отпечатки брать не умею.
Они помолчали какое-то время. Петрович с досадой смотрел в окно, казалось, он забыл, что не один. Потом заунывным голосом он продолжил.
- Люди у нас, Алексей, привычные. Могут и к убийствам привыкнуть. Не хотелось бы только. Если будет третье убийство, мы откажемся вообще от должности участкового. Сами как-нибудь будем. Я так и сказал майору. Хотя бы временно. Это не угроза тебе, это мнение людей. А остальное, делай, как знаешь.
И Петрович безвольно махнул рукой. Они посидели какое-то время молча, и Алексей вышел. Солнце стояло уже высоко, но оно не могло осветить темноту, скопившуюся у него в груди. Деревня казалась обезлюдевшей, и даже мухи летали редко. Пыль змеино стелилась вокруг ног Алексея.  Он шел к дому на окраине деревни, к Матрене Тимофеевне. Эта была настолько ветхая старуха, что с ней на деревне никто не общался –  зачем, если вот-вот, не сегодня-завтра, она отойдет, все ее сверстницы давно почили, да и своенравная, не взирая на возраст. Но так она жила долго. Во дворе ее стояла тишина, никакой, как обычно, живности. Алексей постучался в ее дверь, тоже тихо, осторожно открыл дверь и вошел. В доме было темно и чисто, пахло мхом.
– Есть здесь кто? – звучно позвал Алексей.
Из дальней комнаты слабо ответили. И Алексей пошел туда.


6.

Тимофеевна в одежде лежала на кровати, будто и впрямь собралась умирать. Иногда она чуть заметно ерзала, словно хотела незаметно почесаться.
– Здравствуй, бабушка! – громко обратился к ней Алексей.
– Не кричи. Какая я тебе бабушка, - голос у  старушки, против ожидания,  был ясный и сварливый.
И она продолжала лежать, снова чуть шевельнувшись спиной.
-  Я Алексей Круглов. Я у вас уже два года, как участковый.
Алексею почему-то стало весело. Ему нравилась нелюдимость Тимофеевны. Та приподнялась на локтях и вгляделась.
- Ну, чего надо, если участковый?
Алексей слегка смутился.
- Я присяду?  
- У меня тут не седальня. Говори, что надо и иди, - старуха умела быть настойчивой.
-     У вас тут убийства с насилиями участились. А вы на окраине живите, на отшибе. Может, видели чего?
Старуха долго разглядывала Алексея, иногда по-прежнему дергаясь спиной, затем неприязненно сморщилась.
- А ты не у кого другого не нашелся спросить? Почему у меня спрашиваешь? Может, на кладбище кто знает.
Алексей снова улыбнулся, ему импонировала такая манера общения.
- Потому у вас и спрашиваю - самый надежный способ узнать что-нибудь с кладбища.
Матрена невозмутимо почмокала беззубым ртом,  продолжила брезгливо.
- Про страсти ваши ничего не слышала. Поделом вам грешникам. А насчет необычного, зрением меня Бог не обидел, второй раз за месяц в лесу, видела, кто-то огонь жжет. Может это и мальчишки. Но они бы повадились, жгли бы еженощно. А это – двадцать минут, и все. Я тогда еще подумала – не к добру это.
Тимофеевна упала, чуть ли не пластом обратно на подушки. То ли силы оставили ее вдруг, то ли это означало, что ничего другого говорить она не желает. Время от времени она опять двигала спиной о кровать. Алексей  был поражен ясностью, своевременной рассудочностью старухи. Он хотел еще спросить,  но было неудобно тревожить ее. Наконец, он