Изъян

решился.
- Матрена Тимофеевна, а вы не покажите, где видели огонь.
Старуха не отзывалась. Алексей подошел к ней ближе.
- Матрена Тимофеевна, вы меня слышите? Мне надо посмотреть, где жгли эти костры?
Старуха продолжала не замечать Алексея. Она явно дышала, и убеждаться в ее жизненности не было нужды. Алексею казалось, что так она хочет высказать презрение ему. Ерзать она не переставала. Алексей попробовал обратиться к ней еще раз.
- Матрена Тимофеевна, если вы не скажите мне, может случиться третье убийство.
Старуха неожиданно схватила его за руку и открыла глаза, сказала не поднимаясь.
- А может, я хочу, чтобы вас здесь всех поубивали? Может мне так будет полегче?
И она вопросительно уставилась на Алексея. Алексей ощутил к ней какое-то родственное чувство, и сказал мягко.
- Матрена Тимофеевна, мне нужно, чтобы вас здесь заодно не придушили. Вы ведь хотите умереть естественным образом?
Старая Тимофеевна улыбнулась в ответ, но сказала жестко.
- Ты не умрешь естественно.
И она опять закрыла глаза, держа Алексея за руку. Алексей не торопил ее, стоял, ждал, что еще  она скажет.
- Но если тебе все равно, как умереть – выйдешь на задний двор и пойдешь прямо к лесу, где ольховник, огонь где-то там был, - голос у старухи стал мягче, но руку свою она убрала от Алексея, резко отвернувшись.
Алексею было приятно сидеть со старухой. Запах сырости теперь не мешал ему, тонко тянулся слабый  аромат укропа, воздухе плавали легкие куски иссохшей паутины. Чужое дневное солнце отсюда казалось веселее. Алексею показалось, что Тимофеевна плачет, и он поспешил выйти, чтобы не огорчать ее еще больше.

7.

Он вышел от старухи удивленный ее проницательностью и непонятной отзывчивостью. Алексей вышел на задний  двор и с него попытался увидеть, где может расти ольшаник. Тот виднелся вдалеке чуть уловимой серой дымкой среди густот елового леса. Алексей широкими шагами пошел туда, ощущая притяжение места. Пока он шел, деревья, будто тоже двигались, менялись местами, завлекая идущего к ним человека.
В лесу, несмотря на солнечную погоду, было сумрачно. Алексей осмотрелся, заметил за деревьями дом Тимофеевны. Он уже знал, что искать. Деревья раскачивались где-то вверху, глубокие тени вяло шевелились на земле. Внизу ветра не было и поэтому все вокруг казалось неживым.
Алексей быстро нашел остатки костра. Темное густое пятно лоснилось среди сухой лесной травы. Вокруг пятна ветви деревьев и кустарников были погнуты и обломаны, а земля оттоптана, будто здесь устраивали шабаш сразу несколько человек. Алексей осмотрелся еще и увидел, что возле костра землю недавно рыли. Он нагнулся и стал рыть там. Куски  обоженной ткани были закопаны неглубоко. Это были остатки обгоревших платий. Алексей растянул их. Было жутко видеть лес сквозь прожженные дыры на платьях, словно Алексей смотрел  сквозь еще живого человека. Алексей быстро и аккуратно сложил эти куски и засунул их себе в нагрудный карман.
Ему стало грустно и тяжело от атмосферы ожесточенного запустения устроенного здесь неизвестными. Пейзаж был испорчен  неистовством. Лес укоризненно глядел на Алексея, словно он был виновником преступления, и Алексей поспешил уйти.

8.

Была уже половина дня, и Алексей  ощутил жар солнца. Все это время он был в форме и только сейчас он почувствовал, как она нагрелась и жгла кожу. Алексею стало неимоверно душно. Отовсюду, ему казалось, за ним следили деревенские. Алексей почувствовал себя липко, люди смотрели за нм, но никто не подходил, словно это он был уже осужденный. Пустое эхо окружало его в этот жарко кончающийся день. Алексею очень захотелось зайти к Маше.
Он зашел во двор Маши и, не стучась, толкнул дверь. Маша переодевалась, увидев Алексея, она ойкнула и прикрылась платьем.
- Что тебе надо от меня? Тебе вчерашнего мало? Чего пристал? Хочешь, чтобы я людей позвала? – мгновенно со слезами на глазах ожесточилась она.
Алексей устало присел возле окна.
- Будешь орать, придушу тебя прямо тут ко всем чертям.
Маша как-то внезапно успокоилась, посветлела  и горделиво тряхнула головой, опустив платье, которым прикрывалась.
- А души! Надоел ты мне, ненормальный какой. Совсем замучил.
Алексей внимательно посмотрел на нее, беззащитно стоявшую перед ним. Она была далека от него и даже враждебна, но Алексею это сейчас  было нужно. Он желал обострить жизнь вокруг себя, как можно сильнее.
- Я нашел сегодня место, где убийца бывал после преступления. Там он жег платья, снятые с женщин, вытворял черт знает что. Ямы зачем-то выкапывал. Неуемной энергии человек. Я думаю, это кто-то из здешних – слишком связан с местом.
Алексей говорил небрежно и снисходительно. Маша от неожиданности села на пол.
- Это ты про те убийства, про которые все говорят в деревне?
Алексей молча кивнул. Маша растерянно прижала к себе платье.
- Что же теперь делать?
Алексей хмуро посмотрел на нее.
- Что делать? Убийцу искать.
Маша сжалась еще сильнее, эти преступления были далеки от нее, и она не думала про них так близко.
- А где его искать?
Алексей тяжело поднялся, с неохотой  проговорил.
- Сейчас, прямо тут и найдем, - и направился к Маше.
Та большими испуганными глазами смотрела на Алексея, медленно отползая от него и недоверчиво качая головой. Алексей уверенно приблизился к ней, вырвал платье и отшвырнул его в сторону, навалился на девушку, на ходу расстегивая штаны. Маша  отчаянно и истерично отбивалась от него, Алексей мягко и убедительно преодолевал ее сопротивление. Ускользающая все последнее время от  него жизнь билась сейчас в руках, и деться ей было некуда. Наконец, Маша как-то разом обмякла и осталась лежать неподвижно, только пристально вглядывалась в сосредоточенное  лицо Алексея. Тот продолжал страстно мять ее, бегая быстро руками по ее телу. Как только Маша перестала сопротивляться, Алексей утратил ощущение ее тела и возбуждение оставило его.

9.

Он вышел из ее дома торопливо, как можно быстрее -  хотелось избавиться от  следов своей поспешной страсти, забыть о них. Непонятное раздражение будоражило его. Ему хотелось выместить на ком-то свое недовольство собою. Для этого надо было найти совсем беззащитного человека. И Алексей направился к дому Григория.
Григорий был молодой человек двадцати пяти лет, недавно вернувшийся из армии и живший отдельно. Мать у него умерла, когда он еще служил, он приезжал на ее похороны, удрученный и подавленный. Григорий не спешил устроиться на работу, говорили, что в армии ему сделали какую-то инвалидность, и он жил на небольшую пенсию. В деревне о нем отзывались, как о человеке больном и слабохарактерном и не любили. Дом Григория поражал бедностью и убогостью, даже на фоне бедности и убогости всей деревни. Казалось, не сегодня-завтра он, покосившийся и почерневший, развалится.
Калитки не было, забор был разобран и Алексей прошел прямо к дому и постучался. Никто не отозвался, Алексей толкнул дверь. Дверь оказалась запертой. Алексей отошел от нее и решил обойти дом. Вокруг дома было много мусора, как бывает вокруг домов, где давно не живут. Алексей заметил, что одно окно было чуть приоткрыто, и он направился к нему, намереваясь пролезть вовнутрь дома. Он уже подобрался к подоконнику, как окно распахнулось и показалось настороженное лицо Григория, бледное, обросшее редкой бородкой.
- Чего вам надо?
Алексей чуть отступил.
- А ты что не открываешь?
Григорий подобострастно и гадливо улыбнулся, пытаясь скрыть дрожь испуга, вовсю колотившую его.
- Я стесняюсь, у меня тут не убрано.
Алексей поразился  идиотизму ответа, и тому, что Григорий носил дома солдатскую форму.
- Ты не девушка, чтобы стесняться. Открывай, поговорить надо. Я по делу.
Григорий вцепился в подоконник.
- Вы извините. Давайте в другой раз. Я сегодня не очень готов. Мне плохо.
И как будто в доказательство своих слов он перегнулся через подоконник, и несколько раз дернулся в конвульсиях, что-то выблевывая из себя. Алексей едва успел отскочить, чтобы не быть запачканным, его перекосило от брезгливости. Алексей смотрел на несчастное, неприятно искривленное лицо Григория, и его что-то удерживало, чтобы уйти.
– Если ты сейчас не откроешь, я вытащу тебя на улицу и измордую прямо тут, - и Алексей сделал угрожающее движение к Григорию.
Григорий тяжело поднял свою голову и зло посмотрел на Алексея.
- Ну, ладно. Я сейчас.
Он убрался из окна и пошел открывать дверь. Там он долго возился с замком, словно в оправдание того, почему не открывал и, наконец, распахнул, чуть не вывалившуюся саму дверь. Пахнуло кислым жилищем. Григорий обидчиво отвернулся и молча прошел в дом, Алексей двинулся за ним.
Потом они стояли напротив друг друга в почти что пустой комнате и молчали.  Дом внутри выглядел, будто нарочно испоганенным. Стены были измазаны  чем-то, пол  покрывал нарост давно не убираемой грязи. Алексей хотел чем-нибудь обидеть Григория.
- Что у тебя так запущенно? Может ты прямо испражняешься тут?  Чего дома ходишь в военной форме, как дурак? Тебе что, нечего надеть?
Алексей широкими шагами ходил вокруг Григория. Его бесило то, как трудно было ударить этого идиота, настолько он казался неприятен. Стойкий противоестественный для деревни запах замкнутой, отравленной самой собой жизни окутывал Алексея. Алексей направился к шкафу, он единственный, что указывало на какую-то обжитость, и распахнул его. Там ровными рядами висели  разнообразные женские платья. Алексей ахнул и обернулся к Григорию, но сказать ничего не успел. Тяжелый удар опустился ему на голову, и Алексей потерял сознание.
Григорий отложил в сторону ржавый утюг и засуетился над неподвижным телом. Он принялся раздевать Алексея; стянул с него штаны, торопливо начал стаскивать китель и остановился. Из нагрудного кармана Алексея выпала обугленная ткань, которую он подобрал в лесу. Григорий бережно подобрал этот обгоревший кусок платья, осторожно прижал к груди и заплакал. Иногда он вытягивал руки, чтобы  еще раз посмотреть на ткань, тогда он улыбался ей, словно человеку. Но потом Григорий снова прикладывал ее к груди и гладил, и глаза его вновь становились влажными. Воодушевление проступило на его изгаженном лице.


10.


Алексей пришел в себя, лежа на полу. На него было надето женское платье, и голова его болела. Настороженный Григорий внимательно стоял над ним. Алексей тяжело поднялся, его шатало.
– Что это такое? – вяло проговорил Алексей, показывая на платье.
Григорий заговорчески   и доверительно заулыбался.
– Я тебя почти уже убил. Знаешь, что спасло тебе жизнь. Вот это, - и он вынул кусок обгоревшей ткани.
Алексея тошнило, он приложил руку к голове, крови не было.
- А зачем ты на меня это надел? Где моя форма?
Язык плохо слушался его. Веселье и дружелюбие не покидало Григория.
- Я надел это платье, чтобы тебя не убить, чтобы тебе было понятно, что между нами много общего. Если на тебе платье – ты для меня безопасен. А форма твоя здесь лежит, зачем она мне?
Алексею было тяжело стоять, и он сел на пол, голова продолжала болеть.
– Так это ты их убивал?
Григорий радостно кивнул.
- Я их не убивал, я их обожествлял.  Я делал свой пантеон. Я люблю во всем порядок. Женщина должна выглядеть аккуратно. А аккуратно она может выглядеть, когда ее нет, когда