длинный требовательный звонок, потом второй, словно объявляя тревогу. В раздражении она отбросила плед, встала, сунула ноги в шлёпанцы. «Ну, гад, опять припёрся! Понравилось алкашу! Сейчас я ему задам!» В ярости отперла и открыла дверь.
- Какого чёрта… - и осеклась: на пороге стоял, улыбаясь, Григорий Павлович, почти забытый катреранг. – Ты-ы… - удивилась Мария Сергеевна.
- Честь имею! – лихо отрапортовал нежданный гость, красиво приложив ладонь к фуражке и внимательно вглядываясь в лицо хозяйки, стараясь угадать эффект своего неожиданного появления. – Разговаривать через порог – значит, поссориться, - напомнил известную примету с намёком на то, что не худо бы ему и войти в квартиру.
- Входи, - разрешила Мария Сергеевна, не зная, как отнестись к незваному гостю. Лицо её было напряжено, левой рукой она, защищаясь, сжимала ворот халата, а правой старательно запахивала полы. «Лучше бы пришёл Валерка», - подумала, проходя в гостевую кухню. Григорий сам разделся в прихожке, а когда появился в кухне, сухо оповестила: - Могу напоить чаем и накормить колбасой с хлебом – больше ничего нет. – Она явно показывала, что не рада гостю, и он это понял.
- Не надо чая, у меня вот что есть, - поставил на стол бутылку «Муската».
- Исключено, - она поспешила занять своё защищённое со всех сторон место, - горло болит, - наврала, дотрагиваясь для убедительности до шеи, - надо беречься. – Они с минуту посидели молча.
- Ты ушла из театра? – спросил, пытаясь разговориться.
- А ты был там? – спросила, не поднимая на него глаз.
- Адрес узнавал.
- Понятно, - она сузила глаза и посмотрела прямо в его виноватые. – Вот что, давай сразу определим диспозицию, как говорят у вас. Того, что было, твёрдо обещаю, не будет, не надейся. – Григорий тоже присел с приклеенной к сухим губам улыбкой. – Не будем рассусоливать: зачем появился-нарисовался? Только не гони туфту, давай по-военному.
Он убрал улыбку.
- Слушаюсь, мой адмирал, - попытался ещё раз шуткой смягчить её негативное настроение. И сразу оглушительно: - Выходи за меня замуж.
Она и не врубилась сразу, о чём он, а когда сообразила, то:
- Ты что, спятил? Ты же женат!
- Разведусь.
Они опять с долгую минуту смотрели в глаза друг другу, сталкиваясь и отталкиваясь взглядами, не проникающими в души. Обоим было понятно, что предложение впустую. Потом она встала, осторожно обошла его выставленные колени, вышла в коридор, распахнула входную дверь и вышла на лестничную площадку.
- Григорий! – закричала призывно.
Он выскочил в коридор, недоумённо глядя на неё. – Одевайся и сматывайся пошустрей! – приказала громко.
- Не дури! – попытался он урезонить скандалистку.
- Не тяни резину! – рявкнула она. Лицо её было злым и некрасивым, распущенные волосы закрыли один глаз и щёку, она нервно отдула их. – Давай, давай, а то так заору, что переполошу весь подъезд, соседи сбегутся и застукают тебя как насильника. Тогда разведёшься не только с семьёй, но и с флотом, загремишь прямиком на галеры! Чешись, кому я сказала! – заорала в полный голос здоровым горлом.
У любопытных соседей начали приоткрываться двери. Григорий, поняв, что она не шутит, что её не унять и ему ничего не светит, кроме решётчатого окошка, торопливо нахлобучил фуражку на разлохмаченные кудри, накинул шинель, сунул руки в рукава и, застёгиваясь на ходу, выскочил на площадку. Она отодвинулась, давая ему дорогу на лестницу.
- Ну и стерва же ты! – прошипел, проходя мимо, и, наверное, ударил бы, если бы не подглядывающие соседи.
- Радуйся, что не досталась, - обрадовала она друга напоследок. – Счастливого плаванья, мой капитан! Пять футов тебе под килём! – и быстро ушла в квартиру, захлопнула дверь, заперлась на замок, задвижку и цепочку, прислонилась спиной к прохладной двери. «Не надо нам ваших чёрненьких Григорьевичей с тёмными ночными глазами, обойдёмся!» Постояла, приходя в равновесие, потом прошла на кухню, увидела оставленный моряком якорь, поискала штопор, не нашла и распечатала бутылку давно освоенным методом продавливания пробки внутрь с помощью толстой ручки вилки. Можно, конечно, и пальцем, но не исключено, что он может застрять и тогда не нальёшь ни капли и ходить неудобно. Набулькала полную кружку и, не отрываясь, выпила. Утёрлась по пьяни тыльной стороной ладони и окончательно успокоенная, чуть пошатываясь от мгновенного винного удара по мозгам, ушла в устроенное мягкое и тёплое гнёздышко на диване.
Самообразовываться больше не хотелось. Взяла лежащий на спинке мобильник, нашла в телефонных адресах Григория Павловича и стёрла из памяти, надеясь, что из собственной тоже. Перелистывая, наткнулась на Анну – и её долой. А заодно и Верку. И остановилась на Иване Всеволодовиче. Вспоминая забывающийся облик волшебника и перебирая в забытьи пальцами по мобильнику, она вдруг услышала искажённый электроникой, но такой знакомый басок:
- Слушаю, - и замерла, не понимая, что случилось, и как нажала на вызов. А оттуда, из далёкого далека уже донеслось как выдох, вмиг пролетевший почти десять тысяч километров: - Вы? – он маг, он её сразу вычислил, и молчать больше нельзя.
- Я, - ответила задрожавшим от волнения голосом. – Здравствуйте, Иван сын Всеволодов.
- Здравствуйте, дорогая Мария Сергеевна. Как хорошо, что вы позвонили, как я рад, - он и вправду был рад, что угадывалось по взволнованной интонации любимого ею баска. – Я, признаться, нечаянно стёр ваш номер, а через час улетаю на север, в тайгу, на всю зиму, а оттуда не позвонишь. Так что вы попали со звонком в самое то время.
Она рассмеялась.
- А я, признаться, - не поверила, что он нечаянно стёр её номер, - звоню, чтобы сообщить, что письма с вашим прощанием не получала.
Он тоже там засмеялся, радуясь, очевидно, прощению за прощание.
- А я его и не писал, - и предложил устраивающий обоих вариант: - Наверное, какой-то наш общий недруг подкинул его.
Она рассмеялась ещё громче, радуясь в свою очередь его способности находить удачный компромисс.
- Я так и подумала. Ну, как вы там после отпуска? Оклемались?
- Вполне. Родная природа, друзья и обжитые стены быстро привели в рабочее состояние, дел столько, что раскачиваться некогда. Да что я? Вы-то как? – приятно забеспокоился о ней. – Как гастроли?
- Лучше не вспоминать, - она невольно тяжко вздохнула.
- И не будем, - согласился он. – Помнить стоит только хорошее и собственные долги.
Она опять рассмеялась освобождённо, подумав, что никогда ни с кем ей не было так легко разговаривать.
- А я ушла из театра, - и сразу поправилась: - Вернее, меня ушли.
- И что? – в голосе Ивана Всеволодовича послышалась неподдельная озабоченность. – Переживаете?
- Ничуть! – чересчур бодро успокоила она его. – К этому всё шло, - и похвасталась: - Теперь снимаюсь в многосерийном фильме, - поспешила опередить события.
Он чуть помолчал, переваривая её неожиданное преображение.
- Знаете, мне представляется, что кино и театр – два совершенно разных искусства. Вам не стоит разбрасываться.
«Легко ему так говорить! А если жрать нечего?»
- К сожалению, работы в театрах пока не нашлось, - ответила с обидой за себя и на него за непреклонный дилетантский теоретизм.
- А вы попытайтесь устроиться хотя бы на третьи-четвёртые роли, - посоветовал, не зная реальной театральной обстановки, - потерпите забвение и нужду, упорно делайте своё дело, - «Опять он со своим маленьким делом!» - делайте его хорошо, даже если сейчас оно никому не нужно. Я верю, я знаю, вы выйдете в конце концов на свою дорогу, завоюете и сцену, и зрителя, и благожелательную критику. Как бы мне хотелось увидеть вас на сцене! – Он там, вдалеке, вздохнул, предавшись неосуществлённой мечте.
- А я, - откликнулась она, чуть понизив голос, - тоже хотела бы…
-12-
Она замолчала на полуфразе, так и не сказав, что хотела посмотреть. Иван Всеволодович с ненавистью взглянул на дисплей мобильника – так и есть: сдох аккумулятор. В сердцах выругался по матушке и, разозлившись, выкинул мобилу в открытую форточку. Несчастный аппаратик мелькнул серебристым корпусом и исчез в недавно нагребённом огромном снежном сугробе. Опомнившись, неврастеник выглянул в окно, высунул голову в форточку, но ничего не увидел, он даже не заметил, куда нырнул мерзавец. «Там же её телефон!» - чуть не взвыл в отчаяньи и хотел было выскочить с лопатой и найти, но тут вошёл Николай и поторопил:
- Иван Всеволодович, пора. Из аэропорта сообщили, что вертолёт ждёт. Машины загружены, всё на мази. Пошли?
Скрипнув зубами и зло взглянув на помощника, начальник открыл внутреннюю дверь кабинета и крикнул в камералку громче, чем надо:
- Зина! Вали сюда! – Вошла Зина, жена Николая, корпевшая над шлифами. – Слушай, я тут нечаянно выбросил в окно мобильник… - у Зины от удивления округлились глаза, - …найди и пользуйся. Приеду – отберу. Хорошо? – и, не ожидая согласия, заспешил на выход – он не умел заставлять себя ждать и терпеть не мог ждать других. Почти бегом пересёк двор, рывком вскочил в кабину вездехода «Урал». – Давай, Сашок, трогай с богом, - разрешил шофёру, и они поехали. А следом за ними двинулся ГАЗ-66 – фургон с зимовщиками.
И сразу все лишние мысли отошли в сторону, осталась только одна: что забыл? Не могли не забыть, так не бывает, но что? Он последовательно перебирал в памяти собранное таёжное имущество, перечислял в уме несколько раз и никак не мог вспомнить забытого. Неужели ничего не забыли? Плохая примета. И вдруг вспомнил: эврика! Он, растяпа, забыл новенький двухлитровый да ещё с насосом китайский термос с зелёными драконами по тёмно-красному фону с жёлтыми цветами, сохраняющий кипяток внутри в течение двенадцати часов. И сразу стало легко и свободно: всё начинается как обычно.
В аэропорту на взлётной полосе уже ожидала «Восьмёрка», много лет прослужившая в армии и теперь дорабатывающая рабочий срок на экстремальных таёжных транспортировках грузов для геологов, лесников, таёжных посёлков и на браконьерских охотах и рыбалках оборзевших от жира чинуш из краевого центра. Подкатили прямо к воздушному трудяге, споро и умело разместили груз почти строго по инструкции и так, что он чуть не касался потолка, оставив узкий проход для лётчиков и для восьмерых пассажиров. Вспомнился Гуга с его инновационной идеей вертолётной геосъёмки, для которой, хотелось верить, когда-нибудь и настанет время, а пока – вот так, только транспортировка, пока ноги геологов и дешевле, и эффективнее вертолётной техники. Иван Всеволодович по-хозяйски осмотрел груз и транспортник в целом, подивившись в который раз тому, что узенькие и длиннющие прогнувшиеся лопасти винта способны поднять в воздух громадину и держать её там, ни на что не опираясь. До чего только не додумается гомо сапиенс. Подошли летуны, заглянули внутрь, пилот покачал головой, но ничего не сказал, не заставил, умница, выгружаться. Он хорошо знал, как дорог, как нужен в тайге каждый, казалось бы, ненужный, предмет быта, сам стал поневоле таёжником, не раз ночевал в полевых лагерях, да и геологи не забывали подкинуть экипажу то хороший меховой спальник, то новенькую чешскую палатку, то крепчайшие яловые сапоги, а то и несколько бутылок чистейшего медицинского спирта, не говоря уж о тушёнке, икре и рыбе. Лётчики заперли на всякий случай дверь, чтобы никто не вздумал выйти по
