самой одеться, ни дочь не одеть, ни в Египет в отпуск не смотаться, на два дома живём. И вообще, говорит, надо бежать из этой берлоги в город, туда, где по-людски живут. Житья от её попрёков-щипков не стало, домой из тайги возвращаться не хочется. Дура, обзывает себя, была, когда за тебя замуж выходила. На пределе у нас, дальше так жить невтерпёж.
«Мария Сергеевна не дура», - подумал в сердечной горячке исповедник, - «она за геолога-бродягу не выйдет. Чем её, интеллектуалку, здесь развлекать? На охоту, идиот, вздумал утащить! Там она тебя и пристрелит с отчаянья. На рыбалку? Утопит в речной канаве от безысходности. По тайге намерился потаскать? Может, и согласится разок, да и то, если на лошадях, без комаров. Будет она тебе томиться, ждать по редким вечерам, держи карман шире! В худой самодеятельности предложить корпеть? Одно расстройство для профессионала. Хотела, вот, приехать посмотреть на тебя здесь – приедет, посмотрит и ужаснётся! Права Зинаида – женщине нужен город.
- Куда пойдёшь работать?
Николай перевернулся на бок, коротко и облегчённо вздохнул, поняв, что неприятная часть разговора закончилась и закончилась удачно, взглянул виноватыми глазами на уважаемого руководителя.
- Всё равно, лишь бы не было скандалов. – Помолчал и высказался более определённо: - Думаю попытать себя в руднике или на стройках. – Ещё помолчал и добавил чуть слышно: - Там и платят хорошо, не то, что у нас.
«С этого бы и начинал!» - зло подумал Иван Всеволодович.
- Вали, удерживать не буду, – и громче, и злее, чем надо: - Вместе с Зинаидой! - Встал, оделся и вышел наружу, охлаждаясь от обиды.
Падал густой крупный снег, изредка срываемый порывами ветра в снежную круговерть. Из густо дымящей бани доносились довольные задорные голоса и незлобивая матерщина. Всё вокруг было белым-бело, и деревья стояли побелённые снегом – красота неимоверная, такой не увидишь даже в компьютерном обмане диснеевских мультфильмов. Подняв лицо вверх, подставил его, уже заросшее баками и бородой, пушистым снежинкам, глубоко и удовлетворённо вздохнул и взялся за колун. Жизнь продолжается, господа геологи!
С размаху саданул по виноватой толстенной чурке, развалив её надвое. Нет лучшего лекарства от хандры, чем рубка дров. Если вдруг приживётся в Москве, то придётся заказывать на зиму машину чурок, и будет он колоть их в тесном московском дворике, заставленном иномарками и огороженном высотками, удивляя торчащих в окнах пенсионеров. Иван Всеволодович улыбнулся, представив себе эту нереальную сцену. А Марии Сергеевне достанется роль сбытчика плодов от стресса. Николая, конечно, жаль, но Иван Всеволодович не терпел предателей любимого дела даже на нюх и расставался с ними без сожаления. Зинаида, конечно, вымотает из него ослабшие от постоянных уступок нервишки, оторвёт от дела, которое ему по силам и по нраву, и окажется парень в воздухе, потеряет ориентиры и связь с геракловой землёй, превратится в тряпку, полощущуюся на бытовом ветру во все стороны, а заносчивая баба вытрет о неудачника ноги и выставит за дверь. Тогда-то он и вернётся в геологию, на путь свой, но уже не геологом, а бичом, прячущимся от жизни. И предостеречь его от такого финала нельзя – не поверит, каждый должен сам преодолевать судьбоносные испытания, только собственный опыт ценится в нашей жизни. Стало жарко. Дровосек сбросил ватник, шапку и с ещё большим остервенением принялся за физиотерапию. Нет и нет, нельзя двоим, безмерно увлечённым разными делами, объединяться – дороги их будут расходиться всё больше и больше, и в конце концов, находясь рядом, они потеряют друг друга из вида и разбегутся. Так что – прощайте, Мария Сергеевна, прощайте и не томите раненую душу. Из баньки выскочили трое голышей с загорелыми по локоть руками и шеями и девственно белыми телами, не знающими лучей солнца, выбежали и – в сугроб. Закопошились там с отчаянными и восторженными матерными воплями, обсыпая друг друга снегом, а обварившись снегом до красноты, разом вскочили и опрометью убежали в жар. Иван Всеволодович, расслабляясь, невольно расхохотался: как мало надо обычному человеку, не развращённому расцивилизованным интеллектом. Проще надо жить! Не журись, старшой, ещё не вечер!
Праздничное утро решением начальника зимовки под давлением общественности было отдано восстанавливающему сну. Лежали, закутавшись с головой в спальные мешки и дыша собственным тёплым смрадом. Один лишь бугор, вымахав сдуру почти на два метра, вынужден был прятать обросшую голову в ватник. Однако, ему не спалось. Почему-то было тепло. Он приоткрыл один глаз и увидел, что полевой русский обогреватель вовсю старается, а перед ним сидит на пустом ящике и курит Иван Васильевич.
- Чего не спишь?
Ивась как-то безразлично посмотрел на неподвижного шефа, не решающегося так сразу расстаться со сном, втянул и выдохнул никотиновую струю, почесал обросший жёсткой щетиной подбородок.
- Да, вот, понимаешь, сижу, вспоминаю, когда и где я встречал Новый год по-человечески, чтобы с ёлкой, подарками и хорошими друзьями, и не вспомню. Всё какая-то муть в башке: водка, бабы, алкаши, ругань, драки. Очухаешься, выйдешь на улицу, спросишь у прохожих какое число, оказывается уже третье или четвёртое. – Он опять затянулся самокруткой, да так, что засверкал и зашипел раскалившийся кончик, выдохнул, закашлявшись. – Память напрочь отшибло, уже и не помню, была ли у нас в детстве ёлка. Вряд ли. Не было в нашем почерневшем от копоти горняцком посёлке такой интеллигентской манеры – ставить и наряжать ёлку. Нажраться водки – это да, это свято, а ёлка и подарки – извините, пусть интеллигентики балуют. – Он вдруг хорошо улыбнулся, даже как-то стеснительно и виновато. – Вот и думаю: давайте-ка мы сегодня здесь, в лесу, поставим у себя ёлочку и как-нибудь нарядим, а? Как ты думаешь?
Иван Всеволодович смял телогрейку под голову, высвободил лицо, расстегнул спальник, вытащил из него руки.
- Это ты здорово придумал. Обязательно поставим, обязательно нарядим и обязательно отпразднуем. – Он и сам без подсказки хотел это сделать, но на душе стало много теплее, когда такое предложил закоренелый проспиртованный бич. – Тебе и поручаю, идёт?
- Ладно, - охотно согласился инициатор.
- Там поставим, у тех? – предложил Иван Всеволодович.
- И там, и здесь, - подправил дед Мороз.
После обеда наладились всем гамузом лепить праздничные вареники с мятой картошкой, да с томлёным, чуть поджаренным лучком, да на сливочном маслице, да со шкварками – объедение! Витёк попробовал совать ложку с начинкой через раз в рот, но, получив другой ложкой пару щелбанов по лбу, отлынил от муторного дела будто в обиде и сосредоточился на подсчёте и складировании готовой продукции на фанеру да ещё поддерживал огонь в тоже повеселевшей от коллективных хлопот печурке.
- Смотри, паря, пожара не наделай, - предостерёг его показное рвение главный вареникодел и вообще кухмастер в их колхозе Гривна.
- Я-я? – возмутился Диджей. – Да я, знай наших, не один пожар потушил! Людей сколько спас!
- Давай, давай, трепись, сорока, - подначил Тарута, - всё польза для общего процесса.
- Обижаешь, дядя, - спасатель прикрутил орущего гнусавым голосом Киркорова, любимца пятнадцатилетних недорослей. – В позапрошлом, тож под Новый год, случилось как-то дефилировать…
- Дефигилировать, - подправил «дядя».
- …мимо одного пятиэтажного небоскрёба. Гляжу, народ из подъезда сыплет, что тараканы, а из окна на самом пятом дым чёрный валит, погуще, чем из нашего генератора. Кругом орут: «Пожар! Пожар!», а чего блажить-то? И так ясно, что пожар – действовать надо.
- Точно! – согласился Семён. – Под шумок-дымок можно и грабануть пару квартирок.
Но Диджей не соблазнился лёгкой наживой.
- Смотрю, близко к тому окну водосточная труба подходит, взглянул и вмиг скумекал.
- Направить её в то окно, - догадался и Тарута, - и дождаться дождичка до четверга.
Витьку подсказки, однако, ни к чему.
- Сымаю, - продолжает, - штаны, чтобы сцепление лучше было…
- …на улице -20, - не унимался Лёня.
- …стаскиваю новенькие разноцветные штиблеты, - хорошо, что когти давно не стриг, – новенькие итальянские носочки, складываю всё аккуратной кучкой, подзываю пацана, чтобы стерёг от мародёрства, а сам, поплевав на ладони…
- Не забудь и на ноги, - напомнил Николай.
- …вцепляюсь в железяку и мощными махами пошёл наверх, только труба поскрипывает. Снизу кто-то из сбежавшейся со всего квартала кодлы советует – у нас всегда советников хватает: «Надо было», блеет, «застраховаться на всю жизнь!».
- И самому страховку получить, - посоветовал Ивась.
Витёк проигнорировал и этот мудрый совет.
- Ничё, - ору, - если чё, то не погребайте на Красной площади, отдайте останки…
- Во, - прервал насмешливый хохол, - из тебя от страха уже и остатки посыпались, хорошо, что без штанов.
Диджей посмотрел на него презрительно-убийственно.
- …отдайте в Медакадемию, а плату пусть перечислят в банк на счёт Приходько Семёна, пусть заткнётся.
- Добрый хлопец, - похвалил жертвователя Гривна.
- Да, так вот, дополз я мощными рывками до уровня чадящего окна, а достать до него не могу – далековато.
- Спускайся, Витёк, - посоветовал сердобольный Тарута, но спасатель не послушался.
- Тогда я покачался из стороны в сторону и рывком – раз! – в сторону окна. Оторвавшееся колено трубы отпустил, а сам зацепился цепко за решётку балкона…
- Ты ж говорил – окно? – некстати напомнил Ивась. – Или построили, пока ты рывками полз?
Мелкие неточности не могли сбить Витька с панталыку.
- …рывком перемахнул через неё, мускулистой ногой – в дверь, она распахнулась с треском…
- Чё, не заперта, чё ли, была? – съехидничал Лёня.
- …а оттуда – дымища и огонь аж с рёвом. Я – на пол и по-пластунски, зажав ноздри…
- А чем грёб-то? – опять пристал Тарута.
- …рывком вполз в комнату, осмотрелся – никого. Тогда – в спальню, а там на кровати лежит полураздетая баба, то есть, девушка…
- Ты чё, проверял, чё ли, гинеколог? – сладко зачёкал Семён.
- …неописанной красоты. Сую ей руку под титьку…
- А больше никуда не суёшь? – поинтересовался любознательный Гривна.
- …сердце колотится, но медленно. Набираю в свои лёгкие как в мехи побольше воздуху и, прильнув к её алым губам, с силой вдохнул…
- Она и кончилась, - удручённо вздохнул Тарутин.
- …смотрю – зашевелилась, глаза открыла, что голубые озёра…
- Ты и утонул по уши, - определил Иван Васильевич.
- О-о, шепчет серебряным голоском, вы – мой спаситель, возьмите меня…
- Взял? – Гривна с силой втянул слюну, пожалев, что не он там был.
- …я хватаю её немедля поперёк, прижимаю к себе…
- Но-но, - предостерёг Семён, - от этого шкеты рождаются.
- …и бережно несу к окну.
- Мощной мускулистой ногой – раз! – и выбиваешь раму, - подсказал молчавший до сих пор Санёк.
- Да-а, гляжу, внизу толпа собралась как на митинг в пользу Жирика, все интересуются: подохну я в огне или выкарабкаюсь? Огонь уже к ногам подбирается.
- Хорошо, что ты пятки послюнявил, - похвалил предусмотрительность отважного спасателя Николай.
- Не медля вспрыгиваю с драгоценной ношей на подоконник, весь в зареве и дыму, внизу МЧС-ники растянули полог с большой нарисованной мишенью, чтобы не промазать, а рядом устанавливают столик, покрытый белой скатертью, и…
-
