обладавшая приходящей с возрастом житейской мудростью, быстро оценившая духовную ценность психических расстройств её мужа. Она убедила его, что его видения были не признаками безумия, а посланиями бога. Используя преимущество психопатологического состояния внушаемости, она легко могла заставить его «видеть» ангела, входящего в комнату, чтоб доставить ему послание бога. Несомненно, такая драма могла быть сыграна только в окружающей обстановке невежества, суеверия и предрассудков – главных признаках, действующих при галлюцинациях. Но так родились все религии. Нет причин думать, что Ислам был исключением. Он был исключением в том смысле, что, кроме домысла божественного одобрения, он содержал меньше религиозных догм и метафизических предположений, чем здравого политического смысла, прогрессивных социальных принципов и замечательного кодекса личного поведения. «Он не занимался пустой метафизикой, а занялся улучшением социального положения своего народа путём регламентирования того, что касается персональной чистоты, умеренности, поста, молитвы, выше всего же он почитал милостыню и благотворительность. С терпимостью, с которой мир перестал в те годы быть знаком, он допускал спасение людей любой веры, при условии, что они добродетельны» (Draper, там же).
Сочинённый практически необразованным человеком, Коран, естественно, не является работой какого-либо интеллектуального образца. Он полон незрелых идей и фантастических мыслей. Эти очевидные недостатки Корана с лихвой перевешиваются его великими достоинствами, даже как источник вдохновения великой религии. Религия Мохаммеда была строго монотеистической, и как единобожие она была непреклонной, и эта выдающаяся характеристика завоевала для неё отличительную особенность высшей формы религии. Идея бога – основа религии в философском смысле. Эта идея не может быть свободна от всяких впадений в противоречие, пока она не ведёт к концепции сотворения мира из ничего. Рационализм древних философов Греции, как и Индии, исключал фантастическую концепцию. Следовательно, религии, выросшие из того примитивного рационализма, не могли окончательно создать фундаментальную идею бога. Результатом было то, что все великие религии – индуизм, иудаизм и христианство – в конце концов, закончились той или иной формой пантеизма, логически ликвидирующего религию как таковую. Потому что пантеизм, идентифицирующий ощутимый мир с богом, ставит саму идею бога под сомнение. Он избавляется от идеи сотворения, следовательно, идея бога должна также уйти. Если мир может существовать сам по себе, извечно, предполагать творца нет нужды. А лишённый функции сотворения, бог становится излишним постулатом.
Религия Мохаммеда разрубила гордиев узел. Она освободила идею бога от трудностей примитивного рационализма, смело утверждая в высшей степени иррациональную идею сотворения мира из ничего. Бог выступает во всём своём великолепии. Способность создать не только целый мир, но и бесконечный ряд миров – символ его всесильности. Основание таким образом идеи бога, хоть и в догматической и примитивной манере, было заслугой Мохаммеда. За эту заслугу он вошёл в истории как основатель чистейшей формы религии. По причине того, что Ислам как религия является самым настоящим иррационализмом, он так легко победил все другие религии, которые, при всех своих достижениях, богословских тонкостях и философских притязаниях, были несовершенны как религия, будучи всего лишь псевдорелигиями.
Единобожие, однако, очень подрывная теория. Будучи сама по себе высшей формой религии, она подрубает на корню религиозный образ мысли. Поставив бога над и вне мира, она открывает возможность вообще обойтись без него. Ислам, как наиболее строгая монотеистическая религия, закрыла главу человеческой истории, подчинённую религиозному образу мысли, и самой своей природой открылась неортодоксальным толкованиям, которые, в конце концов, ликвидировали религиозный образ мысли и заложили основу современного рационализма. «Мы можем сравнить работу единобожия с громадным озером, собирающим воедино потоки науки, пока они вдруг не начнут прорываться через дамбу… Третья из великих монотеистических религий, магометанство, более благосклонна к материализму. Она, самая молодая из них, была также первой, развившей, в связи с яркой вспышкой арабской цивилизации, свободный философский дух, который осуществил сильное непосредственное влияние на евреев в средние века, и, таким образом, опосредованно – на христиан Запада» (F.A. Lange "TheHistoryofMaterialism," Vol. I, pp. 174 and 177). Будучи наиболее законченной формой единобожия, Ислам играл эту роль. Незрелости Корана не мешали его базовой идее расцвести во всех её революционных последствиях.
Строгое единобожие Мохаммеда противоречило его утверждению о не имеющем себе равных пророчестве бога. В то время как Коран признавал Моисея, Иисуса и других еврейских пророков апостолами бога, утверждение Мохаммеда, если и не подвергалось сомнению сначала, в тайне ставилось под сомнение даже среди его товарищей. Божественность основателя Ислама – не главный символ веры в Исламе. И эта особенность вытекает из его строгого единобожия. Непосредственно после смерти Мохаммеда его последователи разделились по этому ключевому вопросу. Когда новость о смерти Мохаммеда дошла до военного лагеря, выступившего на завоевание Сирии, набожный Омар отказался верить, что Мохаммед мог умереть, и угрожал отрубить голову посыльному, про которого Омар подумал, что он неверный. По этому поводу почтенный Абу Бакр сделал замечание горячему молодому человеку: «Кого ты почитаешь – Мохаммеда или мохаммедова бога? Бог Мохаммеда живёт вечно, но его апостол был смертен, как и мы, и, согласно его же собственному пророчеству, разделил общую судьбу смертности».
Нужно отметить, что непосредственный преемник Мохаммеда в момент его исчезновения назвал его апостолом, вместо того, чтоб сказать «пророк». С менее амбициозным названием «апостол», Мохаммед был помещён его последователями на один уровень с другими религиозными учителями и законодателями. Отрицание божественности пророка сделало Ислам чистейшей доктриной единобожия. Раз допускается божественность пророка, он вскоре принимает атрибуты, которые предполагается иметь только высшему существу. Единственность бога или абсолютность первого принципа больше уже не может утверждаться логически. Сомнительные богословские методы пытаются примирить это противоречие. Первоначальная простота веры теряется или в богословском догматизме, или в мистическом самообмане. Без строгости своего богословия Ислам не смог бы утверждать о своей исторической роли так заслуживая доверие, как он это делал. Когда пророк лишён божественности, или его утверждение об этом не принимается большинством, священная книга не может иметь абсолютную и непогрешимую власть. Следовательно, верующим предоставляется свобода мысли. Учение смертного не может иметь величия вечной истины, и нельзя утверждать о неизменности законов священного книги.
До 12-го века у Ислама не было однородной совокупности догм. Мусульманин, при условии, что он верит в одного бога, имел практически неограниченную свободу духовной жизни. И история показывает, что арабские мыслители сделали свободной и полностью используемой эту гибкость новой веры. Для того, чтоб опровергнуть христианские доктрины троицы, которые они рассматривали как вульгаризацию высочайшей идеи верховного бога, мусульманские богословы развили фундаментальную идею религии до наиболее абстрактной формы, представленной когда-либо человеческим разумом (VideRenan, "AverroesetAverroeism", p. 76). Они смогли выполнить этот не имеющий себе равного подвиг богословского умозаключения, потому что «единобожие Мохаммеда было наиболее абсолютным и относительно свободным от мифических примесей» (F.A. Lange, "TheHistoryofMaterialism," Vol. I, p. 184). Тот же авторитетный источник свидетельствует, что фундаментальные принципы, заложенные непродуманно основателем Ислама, были полны скрытых возможностей для великого развития. И по причине его строго монотеистической природы, развитие неизбежно переросло узкие пределы религиозной мысли и увенчалось духовным расцветом, завершившим век веры. «Даже до знакомства арабов с греческой философией Ислам произвёл множество сект и богословских школ, некоторые из которых брали в расчёт идею бога так абстрактно, что ни одна философская теория не смогла продвинуться дальше в этом направлении, а другие верили только в то, что можно понять и показать… В Басре, в высшей школе, возникла, под покровительством Аббасидов, школа рационалистов, пытавшихся согласовать религию и веру» (Там же, p. 177).
В течение первых 5 или 6 веков своей истории Ислам произвёл не только учёных, занимавшихся больше небесными телами, чем небесными существами, кто спокойно откладывал в сторону Коран и придавал большее духовное значение изучению светских книг, но и революционных мыслителей, беспощадно жертвующих верой в пользу здравого смысла. Немало самих «командиров правоверных», кто правил в Багдаде, Каире или Кордове до 11-го века, придавали большее значение точным знаниям, чем открывшейся мудрости. Независимая империя Бухары предпочитала поэтов, а не священников, докторов медицины, а не докторов богословия, и поощряла скорее научные исследования, чем распространение веры.
Если принять во внимание, что эта линия интеллектуального развития стала возможной не только в силу социально-политических условий, созданных победой Ислама, но и брала начало в центральной догме религии Мохаммеда, ни чудаковатости Корана, ни примитивность Исламской веры не позволят нам преуменьшить историческую роль Ислама.
Глава 6. Исламская философия
Эра арабских знаний продолжалась около 500 лет и совпала с самым мрачным периодом европейской истории. В течение того же периода Индия также находилась в поверженном состоянии под победившей брахманской реакцией, ниспровергнувшей или извратившей буддизм. В конце концов, благодаря бесчестному успеху подавления буддистской революции, случилось так, что Индия так легко сделалась добычей мусульманских завоевателей.
При просвещённом правлении Аббасидов, Фатемитов и Оммиадов, знания и культура процветали соответственно в Азии, Северной Африки и Испании. От Самарканда и Бухары до Феза и Кордовы многочисленные учёные изучали преподавали астрономию, математику, физику, химию, медицину и музыку. Бесценное сокровище греческой философии и знаний было похоронено нетерпимостью и суевериями христианской церкви. Если бы не арабы, оно было бы безвозвратно потеряно, и можно представить мрачные последствия такого несчастья.
Показная набожность и лицемерная святость побудили христиан отвергнуть с презрением науку античности как богохульную. Вследствие этого невежественного тщеславия, народы Европы погрузились в средневековый мрак, который грозил быть бездонным и бесконечным. Счастливое возрождение божественного света знания, зажжённого мудрецами древней Греции, наконец, рассеяло
