Маленькую трагедию «Скупой рыцарь» чаще всего понимают лишь как изображение страстей человеческих, но таковое понимание оставляет нас в недоумении о том, что прозревает великий поэт за деньгами – какую силу, власть и право «свободно» унижать себе подобных?
«…Жид и Пушкин…что общего между мелочным торгашом и великодушнейшим из смертных? Какое взаимное понимание? Не знаем мысли евреев о Пушкине, но ярко помним строки Пушкина из «Скупого рыцаря»… Хитрость, лесть…и какая-то сжатость и замкнутость в себе в свою очередь никому не нужного «жида»…
Что-то опытное и старое, что-то библейское…
…Пушкин сразу угадал: всемирное в «жиде» - его старость:
«Деньги? – Деньги
Всегда, во всякий возраст нам пригодны;
Но юноша в них ищет слуг проворных
И, не жалея, шлёт туда – сюда,
Старик же видит в них друзей надёжных
И бережёт их, как зеницу ока».
…Пушкин набросал эти главные и существенные черты, под которыми мы должны рассматривать «загадочное лицо» европейской цивилизации… Что весь библейский теизм есть собственно семейный теизм, что здесь как его родник, так и предметное устроение. Пушкин это понял и безмолвно указал» (В.В. Розанов).
Да, недаром в основании трагедии выносится образ старого торгаша еврея, способного на любую низость, вплоть до откровенного предложения сыну отравить своего родного отца:
« Жид:
Так –
Есть у меня знакомый старичок,
Еврей, аптекарь бедный…
…Товий торг ведёт иной –
Он составляет капли…право, чудно,
Как действуют они.
…В стакан воды подлить…трёх капель будет,
Ни вкуса в них, ни цвета не заметно;
А человек без рези в животе,
Без тошноты, без боли умирает.
…………………………………….
Смеяться вам угодно надо мною –
Нет; я хотел… быть может вы… я думал,
Что уж барону время умереть.
Альбер:
Как! отравить отца! И смел ты сыну…
Иван! держи его. И смел ты мне! ...
Да знаешь ли, жидовская душа,
Собака, змей! Что я тебя сейчас же
На воротах повешу!
Жид:
Виноват!
Простите: я шутил.
……………………………..
Альбер:
Вон пёс!
(Жид уходит)
Вот до чего меня доводит
Отца родного скупость! Жид мне смел
Что предложить! Дай мне стакан вина,
Я весь дрожу… Иван, однако ж деньги
Мне нужны. Сбегай за жидом проклятым,
Возьми его червонцы. Да сюда
Мне принеси чернильницу. Я плуту
Расписку дам. Да не вводи сюда
Иуду этого… Иль нет, постой,
Его червонцы будут пахнуть ядом,
Как сребреники пращура его … »
Образ жида дан Пушкиным в основании его трагедии, как древняя, знающая себе цену всемирная сила, подчиняющая и скупого рыцаря и его сына. И старый скупой рыцарь, заражённый могуществом силы денег и копящий сокровища, и его сын, мятущийся без денежной отцовской помощи и не полагающийся на себя, и жид, до времени сносящий унижения, но знающий себе цену – все они обречены вращаться в невидимом заколдованном круге силою денег.
Не зря и сын скупого рыцаря грозит жиду повесить его на Вратах, ибо деньги закрывают Врата Рода, Благо Рода вменяя ни во что, Древо Жизни подменяя древом смерти, звенящим на всю вселенную пустым, сковывающим души людские мертвенным звоном.
Потому и заканчивается трагедия словами : «Ужасный век, ужасные сердца!», что Пушкин предвидит, что ради денег, забудутся отец и мать и Род, а услужливые жиды найдут яд, чтобы отравить до конца природную естественную жизнь, как это пророчество и исполнилось в наше лукавое время.
Это именно о них писал величайший русский поэт XX столетия, прозаик и философ Б.Л. Пастернак :
«Кому быть живым и хвалимым,
Кто должен быть мёртв и хулим, -
Известно у нас подхалимам
Влиятельным только одним.
Не знал бы никто, может статься,
В почёте ли Пушкин иль нет,
Без докторских их диссертаций,
На всё проливающих свет…».
И да не решатся они обвинять русскую литературу в шовинизме и национальной ограниченности лишь на том только основании, что россияне не хотят, чтобы привыкшие к деньгам, к презренной пользе липкие пальцы торгашей брались за перо, тревожа чистую светлую память нашего великого поэта! … Нет, что ж, мы не против…
«Будь жид и тоже не беда, беда, что скучен твой роман»… Более того, надо со всею ответственностью признать, что именно евреи Д.Самойлов и Б. Пастернак дали нам глубочайшее понимание творчества нашего русского гения и с успехом продолжили искания его, идя по Родовому пути им найденному. Дело не в национальном вопросе. Просто сегодня нужно каждому мыслящему человеку иметь ясное представление о том, что у старых и нынешних «новых русских» торгашей и их западных идейных вдохновителей и учителей их же «ветхо» и «ново» заветной веры есть все основания и по смерти глубоко и страстно ненавидеть нашего великого поэта.
Так еврейский русскоязычный поэт В.Шали после перестройки по его же словам: «стал чувствовать себя также уютно, как Дантес в России после убийства Пушкина». И это наверно потому так для него стало уютно и хорошо, что нам, гражданам великой страны, плохо стало. Здесь работает закон сохранения материи и энергии на социальном уровне в точности также как и на физическом, только и всего.
Вспомним «монаха» Варлаама из трагедии «Борис Годунов»:
« Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало Богу дают. Прииде грех великий на языци земнии. Все пустились в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трёх полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдёт неделя , другая, заглянёшь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? С горя и остальное пропьёшь; беда да и только. – Ох, плохо, знать пришли наши последние времена. Хозяйка (плачет): Господь помилуй и спаси!»
Вот оттуда же и гениальная сцена с юродивым на ту же тему:
«Юродивый: А у меня копеечка есть. Мальчишка:
Неправда! Ну покажи(вырывает копеечку и убегает).
Юродивый(плачет): Взяли мою копеечку; обижают Николку!
Народ: Царь идёт. (Царь выходит из собора, боярин впереди раздаёт нищим милостыню. Бояре).
Юродивый : Борис! Борис! Николку дети обижают.
Царь: Подать ему милостыню. О чём он плачет? Юродивый: Николку дети обижают….
Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича.
Бояре: Поди прочь, дурак! схватите дурака!
Царь: Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка. (Уходит).
Юродивый (ему вслед): Нет, нет! Нельзя молиться за царя Ирода – Богородица не велит»…
В этой сцене всё символично. И копеечка, ставшая на место кровно-родственных отношений, и подрастающее поколение, озлобленное, лживое, готовое в подлости опередить старших, и лукавая милостыня, и подобострастие народа, забывшего о человеческом достоинстве, но главное в этой сцене то, что уязвлённый Правдою юродивого Борис, Николка так и обращается к царю по имени, как к простому человеку, просит молиться за него.
Это недвусмысленно говорит о том, что не только царь и его бояре, но и весь народ русский православный, - обретаются во всеобщем свальном грехе. Царь и рад бы покаяться и очиститься от греха, но ему бояре его и в первую очередь лукавая, узаконивающая грех, ложь и зло, церковь «православная» не дадут. И только один юродивый Николка остаётся верен Правде, и, стало быть, и Богу, и не желая смешивать добро со злом, говорит в лицо царю и боярам: «Нельзя молиться за» ложь, зло и убийство, - «Богородица не велит»!
Русская история повторилась ещё более страшно в 1993 году, когда так называемый «первый президент России» Борис Ельцын расстрелял Парламент своего народа. Дьякон Андрей Кураев, надо отдать ему должное, опубликовал тогда статью «Богородица не велит», утверждая в ней, что в православной церкви уже не молятся за нечестивого президента. Но прошло время и беззаконная власть с воровскими деньгами всё поставили на своё, «положенное от века» место. – И вот уже 15 лет «наша церковь» молится своему Господу, поминая убийц вместе с невинно убиенными в «междоусобице». О совершенно очевидной всем и вся противозаконности ельцынского указа не вспоминают, как и о том, что приехавший из Америки через неделю после начала событий патриарх Алексий и ни один из его епископов не сочли для себя возможным и необходимым прийти на помощь своему народу и попытаться остановить кровавое развитие событий. Не вспоминают и о раздавленном гусеницами танка, приехавшем из Харькова в Москву великомученике святом отце Викторе, со Святым Крестом, вышедшем на встречу безвременной своей героической смерти.
Обратимся к особенным характерам человеческим, занимавшим живое и праведное воображение Пушкина. Казалось бы один из наиболее страстных его персонажей - Германн из «Пиковой дамы». Первое впечатление о нём у читателя весьма благоприятно. Германн скромен, тих, тактичен, умён, не обременяет своею особою окружающих. Но недаром Пушкин пожалел для Германна русской национальности и представил его как холодного расчётливого немца, зажигающегося неистовым огнём при виде денег. И не так опасна старая ведьма графиня, как страстный Германн, готовый отдать себя всего без остатка картам, и ради денег ни во что вменяющий искренние чувства к нему бедной Лизы. Чудовище без чести, но с твёрдой волей и расчётливой сноровкой, с умением нравиться, артистически изображающем природные чувства, которыми никогда и ни при каких условиях не мог он обладать.
И в «Русалке» та же тема – та же замена открытого чувства любви деньгами и драгоценным жемчугом, что обвивается как змея вокруг шеи любящей девушки – дочери мельника. Пушкин не обременяет свою музу задачей обрисовки характера и психологии князя; его волнует нечто более важное – правда искреннего чувства и холодный материальный расчёт, воспринимаемый гением автора не иначе, как предательство.
И нет прощения тем, в ком совесть нечиста, неважно кто это, царь Борис или изменивший любви и продавший её князь. Тот, кто предаёт свои мечты, поверяет алгеброй гармонию, как жид и Сальери, … кто стремится перевести в звонкую монету чувства и вдохновение, … кому всё равно, кто перед ним, законный ли русский царь или же самозванец, лишь бы была выгода для него, тот не только сквернит родную землю, не признавая
С поклоном,