жало мудрой змеи» было направлено в последние годы жизни в сторону обличения цивилизации, и он ведал о том, кто был её движущим началом и крёстным отцом… Но всё это только догадки…
Фи, как это всё банально, - скажут современные, привычные к новейшим извращениям, «просвещённые» читатели, - хотелось бы чего-нибудь более «оригинального» ( им невдомёк, что слово originalв переводе с латыни означает действительный) , фантастического, ибо не могут видеть Пушкинской глубины за кажущейся такой простой и обыденной узорной тканью стихотворного текста великого поэта, да и к тому же «дикость, подлость и невежество не уважают прошедшего, пресмыкаясь пред одним настоящим»:
«Ваш дед портной, ваш дядя повар,
А вы, вы модный господин, -
Таков об вас народный говор,
И дива нет – не вы один.
Потомку предков благородных,
Увы, никто в моей родне
Не шьёт мне даром фраков модных
И не варит обеда мне» (1823 г.)
«Понятна мне времён превратность,
Не прекословлю право, ей:
У нас нова рожденьем знатность,
И чем новее, тем знатней…
Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов…
Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
Я не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил…» (1830 г.)
Речь у Пушкина идёт о том, что Вера может быть только при наличии у отдельного человека и народа в целом Святынь на родной земле – гробов и пепелищ славных предков… мало того, противопоставляя святыни - иудейской пустыне Пушкин недвусмысленно объявляет иудейскую веру мёртвой, а алтари их , лишёнными святости.
И не только так к Иудее, как было уже показано в опубликованной ранее статье, относился поэт, но и к Европе в целом. Так он пишет по поводу русской истории:
«Гизо объяснил одно из событий христианской истории: европейское просвещение. Он обретает его зародыш, описывает постепенное развитие и, отклоняя всё отдалённое, всё постороннее, случайное, доводит его до нас сквозь тёмные, кровавые, тяжёлые и порою рассветающие века.
Вы поняли великое достоинство французского историка. Поймите же и то, что Россия никогда не имела ничего общего с остальною Европою; что история её требует другой мысли, другой формулы, чем мысли и формулы, выведенные Гизотом из истории христианского Запада. Не говорите: «Иначе нельзя было быть». Коли было бы это правда, то историк был бы астроном, и события жизни человеческой были бы предсказаны в календарях, как и затмения солнечные. Но провидение не алгебра. – Ум человеческий, по простонародному выражению, не пророк, а угадчик, он видит общий ход вещей и может выводить из оного глубокие предположения, часто оправданные временем, но невозможно ему предвидеть случая. Один из остроумнейших людей XVIII столетия предсказал Камеру французских депутатов и могущественное владычество России, но никто не предсказал ни Наполеона, ни Полиньяка – мощного, мгновенного орудия провидения» (1831 г.).
Что и говорить, нет ничего удивительного в том, что на Западе Пушкина не понимают, было бы просто невероятно, если бы наш русский поэт их хотя бы заинтересовал.
Как могли непредвзято отнестись к тому, кто всем устроением своей жизни и силой творческого художественного гения противостоял Западу? Что, и каким местом могли понять те, кто строил западную культуру, определяя развитие цивилизации, занимаясь просвещением, без тени сомнения веря лживым идеалам «свободной личности», «прав человека», «демократии» в сочинениях своего антипода? – В лучшем случае можно было промолчать и не заметить, в худшем – извращать и обращаться к властям с вполне понятной целью запретить призывы плыть против европейского сточного течения. Редко кто на Западе обладал трезвостью взгляда и глубиной нравственности Проспера Мериме, чтобы понять Правду Пушкина, и через это суметь оценить красоту его творений!
Пушкин и нравственность естества есть синонимы. Так вот, для того именно, чтобы он никогда и никем не был понят и пущена была в ход легенда о его личной безнравственности, его свобода расценена как гордыня и похоть, его искренность и человеческая простота, как отсутствие «лица необщего выражения», его гражданственность и желание блага Отечеству, как соглашательство с беззаконием царской власти.
Ещё стоит отметить, что в четвёртом колене Пушкин был эфиопом, и так как у нас и в Европе, самое неверное представление об этой древней национальности следует привести слова Псалтыри, где речь идёт об этой великой когда-то стране:
«Приидут молитвенницы от Египта, Эфиопия предварит руку свою к Богу»(Пс.67, ст.32).
«Пред Богом припадут эфиопляне, и врази его персть полижут»(Пс.71, ст.9).
«Помяну Египет и Вавилон ведущим Меня: и Тир и люди эфиопстии, сии быша тамо»(Пс.87, ст.4).
Нам, северным русским людям, нужно гордиться, что Бог, оживил нашу благородную, но прохладную, кровь огненным вливанием благородной южной крови эфиопской для того, чтобы выразить в полноте нашу праведную тёплую русскую душу.
Не токмо Глас Пушкина и Глас Шевченко, но и вообще Глас славян пока есть Глас, вопиющего в пустыне. Нас не слышат потому, что не хотят слышать правду, потому, что славян никому из «просвещённых» библейскими знаниями и «нравственностью» народов новой и новейшей истории не удобно слышать.
Потому нас не слышат, что нечем им нас услышать, попросту в алфавитах их языков нет букв, соответствующих Роду, чистоте сердца и молитвенной устремлённости к Небу. На Западе утеряна народность, точнее она отнята у социальных людей цивилизацией до конца, отнята от людей, совершенно сознательно забывших своё естество, свою человеческую утробу, родовое и природное единство: «Уходит с Запада Душа, Ей нечего там делать!» ( Б.Л.Пастернак).
Но Россия, «Росс, Больной расслабленный Колосс», просыпается. Спящий встаёт. Доброта и Правда Слова Небесного стучатся в сердце человечества!
«Из переполненной господним гневом чаши
Кровь льётся через край, и Запад тонет в ней.
Кровь хлынет и на вас, друзья и братья
наши! –
Славянский мир, сомкнись тесней…
«Единство, - возвестил оракул наших дней, -
Быть может спаяно железом лишь и
кровью…»
Но мы попробуем спаять его любовью, -
А там увидим, что прочней» (Ф.И.Тютчев).
С поклоном,