Посох Адама.

решительно развернулась в нашу сторону. В её глазах каким-то непостижимым образом отразился свет фар скрывшегося грузовика.
  И тогда мы рванули к турбазе, повизгивая от страха. Я бежал быстро, сосредоточенно, но с ущемлённым самолюбием ; поскольку считал себя хорошим спортсменом - а передо мною всё время маячила спина Герасика.  Но окончательно Герасик втоптал в грязь мою спортивную доблесть когда через метров 400 он вдруг начал ещё и ускоряться. Я потерял его из виду и в «Хохотальник « влетел в полном отчаянии.
  В моём двухместном номере, одеяло натянув до носа, крепко спал Арслан -друг детства, приехавший погостить из Казани. Спать он очень любил и повторял часто: « Чем больше спишь, тем меньше нарушений, а с вами, уродами, хоть вообще глаз не открывай - на лицо агония местного загнивающего социализма»
  Но на свою беду он открыл глаза и пробурчал:»Здравствуй, слон в посудной лавке. Что случилось? Ты так дышишь, будто пытаешься лёгкие выплюнуть» Потом, разглядев, как я тычу пальцем в окно, отодвинул штору, нежно произнёс: Вашу маму!» и тут же крепко уснул, упав с кровати обмякшим телом. Звук удара походил на сорвавшуюся с крюка освежёванную свиную тушу о бетонный пол - по канатной дороге в холодильную камеру.
  В раздвинутых Арсланом шторках, я увидел, скребущую по стеклу снаружи, старческую, усыпанную гречкой, руку. Ногтями, царапая стекло, рука сползала к подоконнику. И мне показалось, что я отчётливо прочитал на ладони сигнатуру в форме буквы М, такую знакомую, такую близкую мне, что я сразу успокоился. Посмотрел на свою ладонь и засмеялся. Сигнатуры на ладонях были скопированы.
  Я уже спокойно поднялся со своей койки, подошёл к окну, чтобы тщательней сравнить ладони, но руки за стеклом не было. А вдали, будто в ускоренной перемотке кадров, плыла по чёртовой горе старушечья фигура. Я замер и любовался грациозной стремительностью её передвижений.
  - Сойди с меня, придурок - сказал Арслан.

  Итак, я умру в 25.  И это- правда.
- Ты видишь только то, что хочешь видеть.  И знаешь только то, что видишь. Остальное - вне понимания. А остальное - это целый мир, - обращалась ко мне векша.
  В  следующую ночь мы сидели у неё дома уже втроём. Она поила нас травяным чаем. Чай был странным по вкусу и заварен в какой-то деревянной посудине, больше похожей на медицинскую «утку». Причём, посудина  постоянно находилась на открытом огне.        Собственно, моё удивление этим фактом и послужило причиной её раздражительного откровения. Она была старушкой неразговорчивой,  а с нами приходилось говорить много, объяснять простые вещи, как детсадовским питомцам, и постоянно уводить нас от той главной мысли, которая одним предложением могла бы  открыть нам многие тайны.  Она путалась, перепрыгивала с одной темы на другую, и быстро теряла интерес, к только что высказанной идее.
  -Ты удивляешься: почему не горит чан? Всё дело  в дровах, - начала растолковывать она.      - Природа земли - это природа любви. Здесь нет ничего неживого. Всё живое: камень, вода, растения, насекомые. Всё создано для того, чтобы содействовать друг другу. Содействие - это жизнь. А у жизни главная цель  - это любовь. Но если бы всё вокруг содействовало со всем, то всё живое было бы совершенно. И не надо было бы стремиться к любви, потому что в совершенстве цель давно была бы достигнута. И всё живое давно бы пришло к Богу и стало Богом. Хотя, в принципе, главная задача Всевышнего именно в этом и состоит. Для понимания можно взять такой пример: у вас разбился вдребезги кухонный сервиз, чтобы восстановить его вы должны в точности подобрать к каждому предмету осколки и склеить их. Для этого вы должны окунуться в ещё одну природу - природу познания. Как вы сумеете восстановить побитую посуду - методом сравнения подбора или тыка - это другой вопрос. Но главное остаётся неизменным: каждый осколок должен содействовать каждому. Из того же сервиза, но другого предмета осколок никогда не станет сопутствующим элементом. Он будет врагом. Значит, враг в природе появляется только из-за отсутствия знания  или нежелания усвоить природу познания. Чан у меня на огне не воспламеняется только потому, что поленья наколоты из сопутствующей чану древесины. Если бы чан был выструган, скажем, из липы, он тут же вспыхнул, поскольку березовые поленья воспринимались липой не как сопутствующий, но как чуждый элемент.
  Векша сняла с печи «утку», открыла крышку и показала бурлящую в ней воду.
  - Я знаю деревья, сок корней которых превращает камень в кисель, - вдруг добавила она. - Этот сок не может причинить вреда ни человеку, ни насекомому. А вот камень с этим  деревом сосуществовать не может…
  - А что значит - содействовать, - удивился я. - И как можно поверить в то, что огонь не сжигает дерево только потому, что дерево содействует с другим деревом? Чушь какая-то!
 - Для этого и существует природа познания вещей.
 - И чему она меня научит?
  - Ни чему! Это не учение, - её начали раздражать мои вопросы. - Во Вселенной не существует учения. Учение - это диффамация устоявшейся формы знания. А в мире нет ничего устоявшегося. Всё - движение. Даже Бог не может сказать, что он, как Совершенство, знает всё. Нет. И Бог находится в процессе познания. Только сервиз у него больше и осколки мельче. Он, в отличие от нас, знает начало и знает конец, поскольку то и другое создал Он. Бог был Создателем, а значит, Совершенством. Но абсолют, т. е. любовь, из чего он воссоздался, привело Его к акту милосердия. Он разбился на триллионы осколков, которые ему опять необходимо собрать путём природы познания... Н-е-е-т! - вдруг отмахнулась векша - не сейчас. Вы всё равно ничего не поймёте.
  - Почему не поймём? - возразил Герасик. - Вот меня, например, вещи не любят. Я, как Господь, колочу всё вокруг вдребезги. Правда, склеивать осколки не вижу смысла, всё равно потом опять расколочу.
  Векша улыбнулась, точно нашла какую-то зацепку, и продолжила:
  - Когда я была чуть постарше вас, мне тоже казалось, что меня вещи не любят. Я приехала из Ленинграда сюда по распределению учительницей в сельскую школу. В то время я самонадеянно считала, что произведу революцию в сельском педагогическом учении. Представьте себе этакую столичную штучку, гордую, амбициозную.
  С  вокзала на попутке проехала километров двадцать. И ещё километров пять надо было пройти через лес пешком.  Пока тащилась со своими чемоданами по тропинке, на меня сзади напал мужик, изнасиловал и избил. И делал всё это молча, сосредоточенно, так, будто мстил мне за свою неудавшуюся жизнь. Потом я едва доползла до дороги обратно. Не было сил, не хотелось ни двигаться, ни жить. Я лежала на обочине дороги и рыдала, пока не подъехала та же попутка. Шофёр, очевидно, слышал мои крики. Он вылез из машины, забросил за борт чемоданы. Потом также,  как и мужик в лесу, молча и сосредоточенно начал насиловать. Он намотал мои волосы на кулак и долго издевался, то разворачивал на живот, то на спину, и с такой яростью ударял бёдрами, будто сваи вбивал. А шофёр-то был трусоват, всё время повторял: « Тебе же хуже будет, если кто узнает. Позору в деревне не оберёшься».
  Вот с чего мне пришлось начинать свою самостоятельную жизнь.
  - И это был первый сопутствующий элемент - съязвил Герасик.
  -Как ни странно, но всё именно так. Через месяц, благодаря шофёру, конечно, весь район уже знал, что со мной произошло в лесу. У меня тетради, мелки из рук валились, я ненавидела всех вокруг, и больше всего - себя: за беспомощность, за невозможность мести.   Но однажды ко мне в дом пришёл Парамон. (Этого человека в деревне боялись все: и председатель и юродивый пастушок Сёмка. Все. И в округе его знали как чёрного колдуна. Такое порассказали...  )
  - Вот это уже интересно, - вырвалось у Арслана.
  Арслан припёрся за нами следом, в надежде увидеть какие-нибудь ужасы, колдовские штучки и испугаться до полусмерти, будто одного обморока ему было недостаточно. Он, как наркоман, просто жаждал новых обмороков. Ну, какие чудеса  мог бы он узреть в своей Казани? Лязганье трамваев на улице Карима Тинчурина, юных бандитов, сбивающихся в кучки возле ресторана «Могильщик» или проделки сына секретаря обкома партии...
  Арслан безропотно исполнял все пожелания хозяйки дома: « Пей!» Он пил огромными глотками кипяток, захлёбывался, но пил. «Сиди смирно!» И сидел, как загипнотизированный: лишь бы  произошло чудо,  лишь бы опять рука поскребла стекло в окне «Хохотальника».
  Большой нужды в его присутствии у старушки не было. Более  того, я опасался за его психическое здоровье. Арслан был подростком впечатлительным, готов был поверить во всякую муру. Это свойственно рафинированным жителям крупных мегаполисов. В отличие от нас с Герасиком - горожан из большой и грязной деревни, в которой жителей чуть более ста тысяч на один ликёроводочный завод, кондитерскую фабрику и 3 предприятия оборонной промышленности.  Проснулся, выпил, закусил конфеткой и пошёл  на смену  «обороняться».  Не жизнь - сплошное веселье.
  Мне казалось, что от нехватки эмоциональных встрясок,  (что кишмя кишат в крупных городах), и придумывались разные страшилки в скучной, забытой богом и высоким начальством провинции. Мне же хотелось Арслану показать, что настоящая жизнь начинается здесь.
  Здесь основа, здесь изюминка. Здесь все друг друга знают если не по имени, то по милым пьяным рожам. Трезвый после 20 лет вызывал подозрения: или как шпион, или как антинародный элемент. В общем Арслану мы позволили увязаться за нами. Лучше уж получить новые впечатления, чем опять по морде на турбазовской танцплощадке.
  -Расскажите что-нибудь, пожалуйста! - канючил Арслан.
  Векша отмахивалась: - Да ну, вас.
  - По-жа-алуйста.
  - Ну, говорили, например, что Парамон был хозяином озёрного Ёла.
  - Это кто?
    Тут уж я решил блеснуть знаниями:
   - Это такое волосатое чудовище, которое живёт в местном озере. Купаться в нём по ночам нельзя! И молодым девкам близко подходить к воде воспрещается. Утащит в камыши - оглянуться не успеешь!
  - А поболтать с ним можно?  
  - О ком, о девках? Никаких изменений в их физиологии за последние пару-тройку  тысячелетий не произошло. А просто поболтать - для этого есть комсомольское собрание.
  - Так вот, -прервала меня векша, - пришёл ко мне как-то Парамон и сказал: « Не держи зла на людей, дочка не вынашивай в себе месть. Иначе всё это к тебе вернётся. Так лучше пусть вернётся к обидчикам твоим. Всё, что случилось с тобой - это плохо. Но это ещё не горе. Горе - когда такие напасти превратятся в твоих спутников. Забудь обидчиков. И плохое станет спутником обидчиков.                        
  - Расслабься и получи удовольствие - съязвил Герасик. - Так Парамон не говорил?
  - Нет - сказал я - Наверное, он дал ей лимон, чтобы морда от удовольствия не расплывалась.
  - Ты видишь только то, что хочешь видеть. И знаешь только то, что видишь. Остальное - вне понимания. А остальное - целый мир. Это мир чудес, который ты должен увидеть, но тебе не дано, поскольку тебе лень даже попытаться проникнуть в природу познания и обрести «содействующего». Все обречены прозябать в своём узком мирке.
  Нечто подобное мне сказал тогда Парамон. И то правда: если существует в природе естественный отбор, то он приведёт к погибели всего