был всего один недостаток, что он это отребье не истребил до самого конца.
КОРНЮХИН. Ладно, пафосную часть своего выступления, будем считать, ты закончил. Еще причину давай.
ФРОЛОВ. Последний так сказать толчок? Ну что ж можно и последний. Сам не видел, но вся страна до сих пор дружно хохочет над женщиной, которая заявила, что в Советском Союзе секса нет…
КОРНЮХИН. Ну и…
ФРОЛОВ. А на мой взгляд она совершенно права. Секс это почти всегда разговоры о сексе, мол, посмотрите, какой я раскованный могу публично об этом говорить. Поэтому секса нет – это значит, у нас нет и слава Богу никогда не будет культуры обсуждать эти вопросы публично.
КОРНЮХИН. И из-за такой ерунды ты и?..
ФРОЛОВ. Из-за такой ерунды я понял, что у меня с моей страной еще и объективно разная группа крови.
КОРНЮХИН. Так что же ты все-таки надумал? Болтаем, болтаем, а все вокруг да около. Европейские штучки это все. Русские люди сражаются со своей судьбой обычно втихую или с помощью водки, а в скит уходят только после больших грехов. Если бы ты с этой согрешил (Показывает на Веру.) я бы первый сказал тебе: беги и еще дорогу показал. Но ты же не согрешил.
ВЕРА. У вас только одно на уме.
КОРНЮХИН. Да, но зато самое главное.
ФРОЛОВ. Я согрешил.
КОРНЮХИН. Как это? А когда? (С сомнением смотрит на Веру.) А почему только сейчас... (Вере.) Это правда?
ВЕРА. Да.
КОРНЮХИН. Тогда это меняет дело. А когда? Еще до связывания?
ВЕРА. Да.
ЖОРЖЕТТА. Она врет. Ее связанной сюда брат привез. Не выдумывай.
ВЕРА. Это произошло позже. После веревок я не могла пошевелить ни рукой, ни ногой. Он и воспользовался.
КОРНЮХИН (Фролову). Это правда?
ФРОЛОВ (смотрит на Веру). Да.
КОРНЮХИН (Вере). Что-то ты не похожа на жертву насилия.
ВЕРА. Может мне показать синяки на теле? Вот, например. (Расстегивает рукав и показывает синяк на предплечье.)
ЖОРЖЕТТА. Это у нее синяки от борьбы с братом. (Фролову.) Ведь не было же ничего, не было?
КОРНЮХИН (Фролову). Зачем ты это сделал?
ФРОЛОВ. Чтобы нельзя было уже отступать.
КОРНЮХИН. Но у тебя же нет фальшивых документов. Ты соврал.
ФРОЛОВ. В письменном виде врут очень редко. (Указывает на машинку.)
КОРНЮХИН (Вере). Но тут же милиция была, а ты молчала.
ВЕРА. Он мне поклялся, что обязательно женится. Я тогда еще не знала, что он женат.
КОРНЮХИН. Ну это уже совсем перебор. Его-то хоть чуть-чуть оправдать можно, а твой шантаж – никогда. Ты еще более грязная, чем он.
ВЕРА. Грязные люди тоже имеют право на существование. Вот вы, например.
ЖОРЖЕТТА (Фролову). Тебе это надо, чтобы уйти отсюда, да? Но ведь ты мог уйти и со мной. Зачем тебе понадобился этот цирк?
ФРОЛОВ. Должен я хоть что-то получить за... свою машину.
КОРНЮХИН. Вот и получишь... лет семь, не меньше. (Загораживает дверь.) Никуда ты отсюда не уйдешь.
ФРОЛОВ. Но ведь ты сам говорил...
КОРНЮХИН. Я не знаю, шутка у вас это или нет, но я доведу ее до конца. Хотел начать новую жизнь – начнешь! Я вас научу, как от царской службы бегать. Через семь лет и ты, и Алик будете у меня как шелковые. Правда, звезд с неба вам уже не хватать, но сами виноваты. Будете пожизненно чиновниками четырнадцатого разряда, коллежскими асессорами.
ВЕРА. Я пошутила. Ничего не было.
КОРНЮХИН. А я не шутил. Экспертиза найдет все, что нужно. И свидетели найдутся. (Жоржетте.) Найдутся?
ЖОРЖЕТТА (после паузы). Найдутся.
ВЕРА. Вы что это, серьезно?
КОРНЮХИН (угрюмо). Да нет, шутим.
ФРОЛОВ. А если я останусь и буду по-прежнему тянуть лямку?
КОРНЮХИН. Все, поезд ушел.
ФРОЛОВ. Ты, видно, все еще принимаешь меня за нечто аморфное, не способное сопротивляться?
КОРНЮХИН (изумленно). Сопротивляться? Мне? Ты?
ФРОЛОВ. Да, я. (Хватает выставленное за печку ружье и направляет на Корнюхина.)
КОРНЮХИН. Ну и что? Все равно не пущу.
ФРОЛОВ. Ты думаешь, я не выстрелю?
КОРНЮХИН. Если я тебя ударю – выстрелишь, а если буду стоять – то нет.
ВЕРА (Корнюхину). Вы должны нас только выпустить и все.
КОРНЮХИН. Нет.
ВЕРА. Тогда мы через окно. (Открывает окно.)
ЖОРЖЕТТА. Через окно тоже нельзя. (Отталкивает Веру подальше.)
Входит Тамара.
КОРНЮХИН. А вот и наша главная ударная сила!
ТАМАРА (Фролову). А ну спрячь свою берданку! На чем-нибудь другом выясняйте отношения. На стульях или по полену возьмите, чтобы честно было.
ФРОЛОВ (Корнюхину). Дорогу! Или буду стрелять по твоим мужским прелестям. (Прицеливается.)
Корнюхин испуганно отшатывается.
Так-то лучше. (Снимает с печи небольшую дорожную сумку. Вере.) Ты готова?
ВЕРА. Да.
КОРНЮХИН. Тамара. (Делает ей знак.)
Тамара пытается вырвать у Фролова ружье. В общей сумятице
происходит выстрел в воздух. Все разом останавливаются.
(Тамаре.) Что-то многовато сегодня выстрелов. Сейчас еще лесники сбегутся. Все. Закончили!
ТАМАРА (Фролову). Дурак старый. Он же тебя больше всех любит. А ты?
КОРНЮХИН (Тамаре). Помолчи.
ТАМАРА. Не помолчу. Если тебе на себя наплевать, то мне на тебя – нет.
КОРНЮХИН. Еще тебя не хватало.
ТАМАРА. Зачем тогда зовешь: «Тамара»? Сам бы справлялся.
КОРНЮХИН. Прикуси язык!
ТАМАРА. Что они от тебя хотят?
КОРНЮХИН. Уйти отсюда.
ТАМАРА. Ну и пускай катятся.
КОРНЮХИН. Пускай.
ФРОЛОВ. Все равно толку от меня больше не будет. Мало – не хочу, а много – не получается. Думаешь, твоя служба чего-нибудь значит? Калиф на час и больше ничего.
КОРНЮХИН. Мою службу не трогай, я с ней сам привык разбираться.
ФРОЛОВ. А может, давай со мной? Придумаешь болезнь и выйдешь в отставку на вольный воздух.
КОРНЮХИН. Мне и под партийным надзором неплохо живется.
ФРОЛОВ. Ты же говорил, что под тобой тоже все шатается.
КОРНЮХИН. У нас с тобой по-разному шатается.
ФРОЛОВ. Ну, как знаешь. (Жоржетте.) Извини, что так получилось.
ЖОРЖЕТТА. Забирай свои деньги. (Отдает ему.) На билет пригодятся.
КОРНЮХИН. Пиши мне каждый год по письму. Чтобы я знал, что ты жив. Хорошо?
ФРОЛОВ. Не обещаю. (Вере.) Ну что, пошли?
ВЕРА. Пошли. (Уходят.)
ТАМАРА. Куда это они?
ЖОРЖЕТТА. В аэропорту их могут задержать с фальшивым паспортом. Особенно, если предупредить.
КОРНЮХИН. А тебе-то что за интерес?
ЖОРЖЕТТА. Никогда в жизни меня еще так не пробрасывали.
КОРНЮХИН. Значит позвонить?
ЖОРЖЕТТА. Позвонить.
КОРНЮХИН (Тамаре). А ты что скажешь?
ТАМАРА. Я в твои дела не вмешиваюсь.
КОРНЮХИН (набирает номер телефона). Павел Алексеевич? Я тебя приветствую. Корнюхин... Как проходит дежурство? Не спишь на посту?.. Очень хорошо. Помнишь, у нас в райкоме раньше работал такой Фролов Егор?.. Да, он сейчас пока без работы, места ждет. У меня к тебе будет деликатная просьба. Он сейчас направляется в аэропорт. Надо как-то на сутки задержать его в городе... Обожди, это не так просто. Он, я слышал, фамилию поменял... А бог его знает из-за чего. Поэтому я тебя и прошу позвонить Булыге и дать команду. Пусть найдут его фотографию и по фотографии задержат. Возможно, он будет с девушкой, ее можно не трогать. Только оперативно и без шума... Предлог пусть сами придумают, им за это деньги платят. Только сделай это обязательно. Он не должен улететь из аэропорта. Я потом сам расхлебаю... Не сомневался в тебе. (Кладет трубку.) Ну всё, дело сделано.
ТАМАРА. А что он натворил?
КОРНЮХИН. Настроение мне испортил. Эх, застрелиться, что ли? (Хватает ружье и направляет в свою грудь.)
ТАМАРА. Нет! Не дам! (Пытается у него отобрать ружье.)
КОРНЮХИН. Глупая, зачем я тебе? Ведь ты же для меня как цепная собака. Только говорящая.
ТАМАРА. Пусть собака, все равно не дам.
КОРНЮХИН (Жоржетте). Ты видела такую?
ЖОРЖЕТТА. Она вас любит, только и всего.
КОРНЮХИН. «Любит». Что мне в ее любви? Скрываться от человеческих глаз, жить с оглядкой, бросать подачки внимания и получать такие же подачки взамен, прибавлять седины другой женщине? Это, что ли?
ТАМАРА. Ну, пожалуйста, я тебя очень прошу. Пусть хоть так, пусть даже хуже, только не делай того, что уже не поправишь. Твои подачки мне, это только для тебя подачки, а для меня они всё. Если бы ты знал, как я потом повторяю каждое твое слово, каждый твой жест. Ты первый человек, которым я по-настоящему восхищаюсь. Иногда мне даже кажется, что если бы мы виделись чаще, было бы хуже. Поэтому пусть все остается, как есть.
КОРНЮХИН. Пусть остается.
ЖОРЖЕТТА. Ну, а теперь-то мне хоть можно напиться?
КОРНЮХИН. Почему тебе? Все напьемся. А потом поедем кататься. Пусть за нас все решает наша судьба. (Затемнение.)
На авансцену выходят Фролов и Вера. Шум проносящихся по дороге
автомобилей. Фролов поднимает руку, но машины не останавливаются.
ФРОЛОВ. Проклятое жлобье!
ВЕРА. Мог бы и свою машину взять.
ФРОЛОВ. Ключи-то у твоего брата остались. Ничего, какая-нибудь остановится.
ВЕРА. Я все время думаю об этом камне и веревке.
ФРОЛОВ. Только не об этом. Сам не понимаю, как я его притащил. Ведь уже и вещи собрал и документы приготовил. А вчера пошел купаться, ну и взбрело, что и такой выход может быть.
ВЕРА. А все-таки почему именно я? Не сейчас, а когда ты с Саней договаривался.
ФРОЛОВ. Я часто видел, как ты по утрам бежишь на троллейбусную остановку. Ты скользила по мне глазами и не замечала. Потом случайно познакомился с твоим братом и, когда выяснилось, что ты его сестра, я подумал, что вариант с тобой и похищением – единственное, что еще может привязать меня к этой жизни.
ВЕРА. А почему ты сразу не предложил мне ехать?
ФРОЛОВ. Потому что вся ситуация изначально вышла какой-то глупой и нелепой.
ВЕРА. А потом?
ФРОЛОВ. Когда я увидел твои отношения с матерью, во мне что-то дрогнуло. У меня было похожее с моей теткой, которая меня воспитывала. Что тебя тоже надо выдергивать из этой жизни во что-то другое. Кстати, паспорт у тебя с собой?
ВЕРА. Да, я вчера как раз велосипед на прокат брала.
ФРОЛОВ. Почему ты все-таки согласилась?
ВЕРА. Трудно сказать словами. Всегда хотела сделать в жизни какой-нибудь сильный спонтанный поступок. А если это будет нужно еще кому-то другому… то это вообще предел желаний.
ФРОЛОВ. Ну что ж, так и запишем: я предел всех твоих желаний. Кажется, вполне убедительно. А вон и такси специально для нас едет. Стой, стой! (Шум тормозов.) Вперед навстречу новой жизни! (Бегут. Невидимому таксисту.) Нам в аэропорт, пожалуйста. (Шум уезжающего такси.)
З а н а в е с
