грубой ткани, поторапливая друг друга, сломя голову, бегут по тревоге к своим боевым постам...
Со временем его мозг научился управлять этими сегментами самостоятельно, вне зависимости от волевого усилия хозяина. Он быстро и ловко расставлял нарезанные фрагменты видео по своим местам, удаляя ненужное, дополняя недостающее. И тогда звучал другой, совершенно неизвестный ему хард, а управлять этой новой музыкой уже не составляло никакого труда. Без всякого напряжения мысли, сами собой менялись различные музыкальные ходы и вкусные, "безбашенные" опиумные гитарные рифы рождались и рождались, меняя форму, затем делясь и размножаясь, как клетки живого организма с неудержимыми, подвижными музыкальными процессами. Необычайные способности позволяли ему "монтировать" – создавать и видеть произведение, точно не существующее в природе, понимая его, и кожей чувствуя в нём отдалённое будущее... Не зная ещё слова клип, он уже создал их множество, помня и храня их в своём ментальном пространстве, чтобы потом, при случае, снова воспроизвести. Как жаль, что у этих произведений был всего один зритель... Он давно уже перестал рассказывать об этой аномалии кому бы то ни было, боясь снова упереться в стену непонимания. Он представил своего незабвенного старшину команды Шутова, с обидой в душе вспоминая его крутящийся у виска палец.
А прийти к капитану с расписанием будущих катастроф, мечтая стать его первым советчиком и помощником... Об этом можно было забыть навсегда – самое реальное, что в этом случае могло ожидать по приходу на берег – это обязательное медицинское обследование в психиатрической клинике.
Музыка оборвалась внезапно, словно кто-то поставил её на паузу. Раньше, стоило только мысленно нажать на невидимый "Пуск", как всё возобновлялось вновь. Но сейчас, как он не пытался продолжить прослушивание бесплатного киноконцерта, вместо музыки появлялись изображения каких-то незнакомых людей в форме офицеров военно-морского флота и отстроенные комментарии, словно обрывки телепрограмм будущего, отчаянно вклинивались в его сознание...
"Мы никогда не были инициаторами, наша позиция больше походила на защиту, чем на нападение..."
"Мы всегда работали в ответ..."
"Кто первым испытал ядерное оружие? Кто первым применил его?"
"Кто первым создал ядерные подводные носители? Наконец, кто первым развязал холодную войну?"
"Думаю, ответы на эти вопросы более, чем очевидны..."
"…конечно, штаты!"
"У Америки цель была определена чётко – власть над всем миром..."
"Политика штатовского военного антагонизма, подозрительно смахивающая на концепцию мирового господства в древнем Риме – где не только применение силы играет решающую роль, но и её постоянная демонстрация..."
"Мы же всеми силами стремились предотвратить осуществление этой адской идеи. В восьмидесятых годах, в результате продолжительной гонки вооружений, наш стратегический подводный щит имел абсолютный паритет с Америкой. Остановить же её, эту изнуряющую и опустошающую карманы простого народа гонку вооружений, не хватало мужества у руководств обеих держав..."
"Только сейчас выясняется, что подводный флот тогдашнего Советского Союза спас не только свою страну от ядерной угрозы, но и весь мир. И, возможно, наш земной шар не погиб именно благодаря ему. А не тому, что у руководителей тогдашних сверхдержав не раз хватало мудрости и сил остановить руки, тянущиеся к пусковым ядерным кнопкам. Несколько тысяч простых пацанов и мужчин в подводной робе, с пэдэушками на боку спасли мир?? Обывательское ухо режет, как ножом. Но, для моряков-подводников – это вполне реально..."
Ему сегодня долго не спалось. Впервые за три года. После аварийного поступления воды в родном девятом отсеке он вернулся к выполнению обязанностей вестового, но нервная дрожь и перевозбуждение после этого серьёзного происшествия никак не проходили. Может это усталость? Или сбой биоритма обусловлен резкой переменой в режиме дня? Ворочаясь с боку на бок, он вспоминал малейшие детали всех последних происшествий, представляя себе различные варианты исхода. А что, если бы всё прошло не так, а по-другому? А если бы это закончилось серьёзной трагедией? А если бы мы все... Не-ет, об этом он даже и думать не желает! Это же так, всего лишь мелочь, не достойная внимания. Но внимание к ней, к этой мелочи приковано, и оторваться от неё пока невозможно. А что, вправду говорят – мы действительно смертники, которых партия гонит на убой? Да брось, парень, всё равно никакой глобальной войны нет! Нет, и не будет! О смерти даже не помышляй. Всё закончится так, как нужно, вернёмся домой, заживё-ом!
Его мысли, оставив подводную тематику, вырвались из пределов обычных ограничений. Метаясь по планете, они гостили в прошлом и настоящем, находя всё новые и новые жизненные проблемы. Он вспомнил госпиталь, где провёл два долгих месяца, военный суд и оправдательный приговор, условием которого было обязательное дослуживание в родном экипаже. Он вспомнил мать, которую жалел, по которой тосковал, и чем дольше продолжалась служба, тем больше разрасталось это чувство к ней, поглощая всю душу до дна. Случилось так, мать во время автономок по несколько месяцев не получала вестей от сына, а написать правду было нельзя – секретный проект! Чем только не пугали их за эту правду – и тюрьмой и дисбатом и обвинением в измене Родине. Один парнишка из экипажа по простоте своей написал – так, мол, и так – уходим, мама, в автономку, поближе к Америке. Так его, болезного, чуть не посадили за сие! Потом долго думали, размышляли, что же с ним такое сделать, с врагом трудового нар-рода! Через день да каждый день, как опального диссидента таскали на допросы, воспитывая и запугивая по серьёзному. Но в конечном итоге наказывать серьёзно всё равно не стали. Ограничась контрольным предупреждением, любезно позволили служить далее, на прежнем месте... Низкий поклон вам за это, вседержители в погонах, кормильцы и благодетели! Благодарствуем вам за то, что не уничтожили ни за что, ни про что раба вашего смиренного…
Все произведения, созданные в самом распространённом на планете жанре письменного народного творчества, прежде чем отправиться к адресату, перечитывались, перепроверялись. Военная цензура перепахивала чужие словесные нивы, нарушая конфиденциальность личной переписки, взлохмачивая неприкосновенную, ментальную собственность в поисках утечки секретной информации через коварных и хитрых "врагов" в полосатых тельняшках. Замполит и прочие прямолинейные как строительный лом, военачальники с пристрастием объясняли матросам, что можно писать в заветном письме на листе школьной тетради, а что – нет. А писать можно было, касаемо темы отсутствия писем – только о загадочной трёхмесячной командировке. Но сколько времени прошло, прежде чем он стал так поступать?
А случай со стрельбой на гауптвахте? Трудно представить, что бы было, если бы ложный слух о его смерти дошёл до родного дома! Кто и зачем распространял эти дурацкие слухи, он не узнает уже никогда.
Однако родителям хватило и другого шока. Какой-то продвинутый журналюга, потенциальная жертва зарождающейся новой демократии, живая предтеча гласности, в новостях по телевидению сообщил об аварии подводной лодки в Тихом океане. Точно не ведая никаких подробностей обсуждаемого предмета, тщеславный писака перепугал тысячи матерей Советского Союза... Это была не их лодка, а что толку? Писем к тому моменту от сына не было уже более трёх месяцев. На письма родителей он не отвечал. Да и как можно было ответить, находясь на глубине пару сотен метров под водой? И что она должна была думать? Его мать, сорокатрёхлетнюю женщину увезли в больницу с сердечным приступом. В итоге, диагноз не утешительный – микроинфаркт, заработана ишемическая болезнь сердца. Месяц стационара. И тут он понял – мать, она и только она страдала и переживала за него, незримо брала все его горести и грехи на себя. Это было тяжело впервые в жизни осознать...
Но есть и свои плюсы в долгом отсутствии подводника на суше. Учитывая то, что письма с гражданки – это самая большая отдушина для матроса-срочника. В общем, когда моряк возвращается с автономки, его ждут с десяток-другой, а то и более, желанных конвертов. Не то, что отвечать – читать запаришься! Это, невзирая на всё, считается самым большой радостью для моряка.
Бобров ненадолго провалился в тяжёлый, в этот миг совершенно не отличимый от реальности сон и увидел своих родителей. Он возвращается с флота домой в тройке . Его бескозырка с надписью "Тихоокеанский флот" браво закинута на затылок.
Они стояли постаревшие, растерянно глядя на сына. Сколько жалости к ним в этот миг было в его сердце! У них почему-то стали белыми волосы и... на лицах были очки. Почему очки, ведь у вас же никогда не было проблем со зрением! Мать заплакала навзрыд. Он нежно обнял родителей, и по его лицу потекла горячая солёная волна, больно, словно кипятком обжигая душу.
БАЙКИ ИЗ-ПОД ВОДЫ
Не демобилизация, а ДМБ,
Не ВМФ, а ВМС! Понял, дрищ?!
Официальное обращение дембеля к матросу-первогодку.
Боевой корабль, в очередной раз с честью выполнив свой долг перед Родиной, весело шумя лопастями паровых турбин, повернул своё крепкое металлическое тело в сторону Камчатских берегов. До окончания похода оставалось около двух недель.
Он зашёл на кухню забрать положенный ему по закону маленький презент. В море каждому моряку полагается по одной небольшой шоколадке и сушёной тараньке в день, независимо от сана и положения на иерархической лестнице. Хочешь – ешь по одной, хочешь – съешь все разом в конце похода, а хочешь – не ешь совсем, а отправь их по почте родным или продай, но, хочешь-не хочешь, а получи и, как говорится, распишись! Сергей уже дважды отправлял домой банки с таранькой и коробки с шоколадом – так хотелось сделать "родокам" что-нибудь приятное и удивить их, чтобы не думали, что так уж всё здесь страшно и плохо. Конечно, он понимал, что это вред для здоровья – отказываться от солёной тараньки и шоколада в походе. Ведь не зря же учёными доказано, что таранька возмещает недостаток веществ в организме, возникающий из-за потребления конденсированной морской воды, а шоколад – уменьшает негативные последствия трёхмесячного вдыхания искусственного воздуха и снимает психическое напряжение. Но ничего, молодой крепкий организм выдержит всё. Да и чего не сделаешь ради родных!
Русский кок Вещев, болтливый, как тысяча морских чертей, травил очередную байку о различных происшествиях в море. Почти каждый день кто-нибудь из моряков, поддавшись словесной магии талантливого повествователя и развесив уши, слушал его невероятные и интересные истории. И где он их только берёт?! Ведь парень прослужил столько же, сколько и Сергей – около трёх! А баек у него лет на двести припасено! Прикомандированный он. Четвёртая автономка. Доходно-ой! Если, к примеру, записывать все анекдоты, которые он знает, то понадобилось бы завести гигантский архив,
