«Донбасс», которых с чьей-то лёгкой руки стали называть укропами.
4
К середине мая отряд Семёна Михайловича насчитывал тридцать человек. Помимо односельчан присоединились к отряду мужики с соседних опустевших хуторов и маленьких сёл, остатки от когда-то большого хозяйства — колхоза имени Ильича — доживали и выживали, как могли, кто худо-бедно фермерствовал, кто подрабатывал в городе. Общая беда сплотила.
В отряде Семён Михайлович ввел строгую дисциплину. Разбил его на три взвода, назначил взводных и ротного. Затем выступил перед собравшимися бойцами, сказал, что с этого дня в отряде действует сухой закон. Мужики зароптали, мол, как это так, вечером не пропустить рюмочку самогонки для аппетиту; Семён Михайлович перебил, крикнув так, галки сорвались с деревьев, вы что хотите, чтобы вас пьяненькими да тёпленькими перерезали как цыплят. В таком случае сразу в землю ложитесь! Из пьяного защитник, как из козы барабанщик.
И завелось с того дня, общее построение, вечерняя поверка, посты и караул, выставили блокпост на дороге, ведущей к областному центру.
Две недели прошли мирно. Маячившие вдали контуры военной техники и украинских солдат примелькались и стали неотъемлемой частью ландшафта.
Под утро в понедельник, когда селяне спали, украинские войска нанесли первый артиллерийский удар. Взрывы раздались за селом в поле, где весной высадили подсолнухи. Красивые непрочные цветы разрывов поднялись вверх, затмив поднимающееся солнце, и осыпались серой пылью на землю. Полчаса ада запомнились селянам навсегда. К хате Семёна Михайловича прибежали ополченцы и селяне. «Что делать?» - единственный вопрос раздавался из уст земляков. Справившись с поднявшимся волнением, ответил: - Как что — воевать!
***
Неделю спустя поймали в поле за селом лазутчиков. Три паренька лет семнадцати в скромной одежонке: спортивные брюки, футболки, джинсовые куртки, потрёпанные кроссовки на ногах. Их обнаружили случайно: местный дурачок пастух Юрасик гнал овец на пастбище, увидел незнакомых и мало что, дурак, сообразил тихо вернуться назад и рассказать о чужаках Батьке-командиру (так уже звали Семёна Михайловича и ополченцы и селяне) и бойцам.
Внезапность — залог успеха. Чужаков застигли за передачей сообщения; увлечённые шумами эфира и возбуждённые исполняемой работой, они не заметили подкрадывающихся бойцов. Сопротивлялись пареньки отчаянно; один пытался отбиваться, применяя приёмы карате, его оглушили обрезом трубы (против лома нет приёма), двое остальных, видя перевес решили судьбу не испытывать.
Оказались хлопчики из Львовской области. Сторонники радикальной группировки «Правый сектор». Из разговоров и ними, Батька выяснил, насколько одурачены антинародной пропагандой мозги. Вызывающее поведение очень скоро сменилось раскаянием и плачем, когда пареньков повели на кладбище, они думали, их будут заживо хоронить; им показали могилы ребят их же возраста и одной маленькой девочки, погибших при обстреле села. «Жить хотите?» - спросили хором сопровождающие ополченцы. Лазутчики закивали головами и начали причитать, что, да, и жить хотят, и тату с мамкой увидеть, и что так мало прожили на белом свете.
На следующее утро их накормили, дали чистое бельё, харчей с собой и с миром отпустили.
5
Вчера приехал Мирослав, старший сын из Киева. Перед этим позвонил, поинтересовался как дела, здоровье. Семён Михайлович ответил просто, будто семечки лузгал, мол, воюем или у вас в столице ничего не говорят. И поведал о погибших, о раненных земляках, о тех, кто уехал к родственникам в Россию. А мы останемся здесь — у себя в родной Пречистенке, где наши деды и отцы похоронены — и похоронят нас здесь же, в родной земле. Пап, сказал, помолчав сын, я уволился, в органах такое творится... Ждите.
Следом за старшим сыном приехал младший - Андрей. Из Днепропетровска. С порога попросил ружьё, кипел как самовар, полный решимости броситься в бой. Семён Михайлович сына осадил, научись сперва его разбирать и собирать, смазывать, чистить, стрелять. А автомат, протянул ему АКМ, вот, бери. С утра учебные стрельбы, сообщил ему. Придётся, сын, второй профессии обучаться — военной, первую, мирную, металлурга, ты получил в институте.
6
Военные будни потянулись однообразной чередой. Даже становилось скучно, когда их позиции не обстреливали из пушек и миномётов. Ни один снаряд или мина не попали точно в цель. Создавалось впечатление, что боевыми расчётами руководят случайно встретившиеся военкому на дороге люди, показали пушку, сказали, куда вставлять снаряд и на что нажимать, чтобы выстрелила и оставили наедине со смертельной игрушкой — забавляйтесь.
Отвечали земляки Семёна Михайловича дружными залпами винтовок и автоматов, но только какой урон они могут сделать, так, шальной пулей-мухой задеть кого случайно. Возникла острая нужда в серьёзном вооружении.
Приехала семья казаков Заднепровских из Запорожья, четверо сыновей, Андрей, Борис, Владимир, Григорий, два племянника, Дмитрий и Евгений во главе с семидесятипятилетним отцом-казаком Тимофеем Кузьмичом, его могучую грудь украшали царские и советские ордена и медали, статный и крепкий, он держался прямо и на окружающих строго смотрел из-под густых седых бровей. Он командовал сыновьями и племянниками и те слушались его беспрекословно. Заднепровские привезли с собой гранатомёты с выстрелами, австрийские снайперские винтовки «Manlicher» с немецкой оптикой «Zeis», полный багажник патронов в заводской упаковке, противотанковое ружьё, гранаты, прочую нехитрую армейскую амуницию.
Ряды сопротивления росли, повышался уровень боевой подготовки; то, обучаться чему в мирное время, уходили недели, в фронтовых условиях схватывали на лету и через несколько дней бойцы ополчения, вчерашние рабочие и крестьяне, люди мирного труда, не нюхавшие пороха и не видевшие в глаза смерть, вели себя как бывалые ветераны.
За порохом и смертью не надо было далеко ходить — ими пропахли не вспаханные поля и огороды, ими пропитался тёплый весенний воздух, они впитались в хлеб и соль; всё, к чему бы ни прикасалось их холодное и мёртвое дыхание становилось ядовитым на вкус.
7
Украинская артиллерия свирепствовала три дня подряд. Снаряды летели вразброс, осколки засыпали улицы Пречистенки, как облетевший цвет с яблонь. Сухая, лезущая в нос и рот противная пыль, висела полдня над селом. Три часа пополудни подсчитали потери. Полностью уничтожен дом бабы Капустнихи, она уцелела чудом, полезла в погреб за картошкой. Вылазю, говорит, а вместо дома, - батюшки святы! – руины горящие, куры в панике мечутся по двору, пёс Каштан в будке сидит, не вылазит, скулит жалобно и смотрит вокруг грустными глазами, пожалела костлявая животное; задняя стена дома соседей изрешечена осколками, стёкла в окнах выбиты, крыша зияет прорехами. Нашли Капустниху в погребе же, со страху вернулась обратно, помогли выйти, она плачет и спрашивает соседей, за что её жилья лишили, ведь в этом доме она родилась с сёстрами, мать с братьями, бабушка и дедушка жили. Успокоили, как могли старуху; взяли её к себе соседи Марьины, не из жалости, из сострадания.
Больше всего пострадало ополченцев, что на блокпосту, что в селе от стрельбы снайпера. Старшие сыновья Заднепровского, кадровые военные, служившие в Афганистане в разведбатальоне, предупредили, как себя вести, лишний раз не высовываться из окопа, не пересекать открытую местность, не светить место положения. Укрыться от снайпера можно при условии соблюдения правил безопасности.
Не было четырёх сыновей старика-казака три дня. Спросили они разрешения у Семёна Михайловича, объяснили суть, попросили не разглашать их отсутствие. Растворились в сырой мгле дождливой ночи, незаметно покинув окопы.
Днём поймали канал украинского телевидения, ведущая, молодая девушка со скорбью в голосе и тревогой на лице сообщала о жестокой расправе сепаратистов: прошедшей ночью в районе посёлка Михайловка неизвестными совершено нападение на подразделение Нацгвардии Украины. Бандиты уничтожили пять БМП и роту солдат.
Дед Заднепровский довольно покачал головой и сказал, чтобы услышали все: - Хорошо сынки поработали!
Ополченцы восхищёнными взорами уставились на старика, попросили подробнее прокомментировать услышанное; он, покручивая седой кручёный ус, заметил, что вернутся сынки и сами поведают, что ему говорить нечего, его с ними не было.
На следующий день, на том же канале, другие упорно не хотели ловиться старенькими «Самсунгами», диктор снова, голосом, нагнетающим страх сообщил о жестокой схватке с боевой группой ополченцев; на этот раз речь ведущей была написана в правильном ключе и она в конце выступления рассказа о необыкновенной отваге и храбрости бойцов доблестной Нацгвардии, одержавшей победу в неравной схватке с противником; противник разбит, взяты в плен несколько сепаратистов.
Дед Заднепровский воспринял услышанное спокойно, после вчерашнего показа новостей дали руководству канала, как нужно преподносить новости народу Украины с какой стороны и в какой цветовой гамме и добавил, сколько же было со стороны укропов солдат, что схватку назвали неравной, один, что ли. А про то, что противник разбит, согласен, иначе его хлопцы воевать не обучены. И на этот раз попросили любопытные селяне и ополченцы в развёрнутом виде сообщить некоторые подробности из жизни его сыновей.
- Не домогайтесь напрасно, придут и сами расскажут, - закончил дед разговор.
С утра вдруг начали вещать российские каналы «Первый» и «Вести 24».
Не весёлые новости услышали жители Пречистенки от российских журналистов. Промелькнуло один раз сообщение о стремительной атаке ополченцев в районе Красных песков, рота солдат украинской армии отступила с большими потерями, оставив боевую технику — два БМП.
Селяне и ополченцы пришли к сельсовету и обступили Семёна Михайловича:
- Ну, ты-то хоть раскрой тайну, это наши там дают жару?
Семён Михайлович перевёл стрелки на Заднепровского:
- Спросите у него.
- Хитрите вы оба, - услышал он вердикт пришедших, - мы же в одной связке с врагом воюем.
Семён Михайлович вышел на крыльцо, поправил форму, подкрутил усы:
- Чтобы все было ясно без лишних расспросов, есть в армии подразделения разведчиков, которые выполняют задания особой важности. Цель не предаётся огласке. Никогда. Никому. Ни при каких обстоятельствах. К вопросу, что увидели по телевизору: наши это люди всыпали перцу укропам или нет, конкретно не скажу. Но задачу, что они, что мы, выполняем общую — уничтожаем врага.
Народ на площади успокоился, послышались разговоры, мол, да, так и должно быть, те, кто служил в армии, заверили, что так оно и есть. И в самый разгар споров раздался далёкий отзвук выстрела, кто-то в толпе вскрикнул. Народ пришёл в движение, послышались выкрики «работает снайпер!», «кто пострадал?», «бегом в укрытие!»; выстрелов больше не
