Красный Берег (Всем жертвам нацизма посвящается...)

                                                                                           Белоруссия, деревня Красный Берег, 1941, оккупированная территория

В маленьком классе деревенской школы шёл урок. Обычный урок арифметики: пожилой учитель Александр Григорьевич, как обычно, писал мелом на чёрной крашеной доске арифметические задачки для своих ребятишек. Только вот обычно уроки в четвёртом «А» классе проходили весело. Но теперь всё изменилось. Совсем недавно – в июне – началась война.
Что такое война? Многие ребята задавали этот вопрос пожилому учителю тогда, двадцать второго июня, когда взрослые выбегали из своих домов, слыша по радио это страшное слово. Дети не знали, чего ждать и чего бояться. Для ребят «война» так и оставалась просто чем-то, чего надо бояться так, как боятся Кощея Бессмертного, слушая сказки у горящей печки. Но в отличие от четвероклассников, Александр Григорьевич, седой, слегка сутуловатый учитель с добрыми серыми глазами, знал, что на самом деле есть война…
На фронт почти сразу ушли все мужчины и юноши – все, кто мог держать в руках оружие. Остались только женщины, дети и старики. Прошло совсем немного времени – и вскоре война пришла и в Красный Берег. Дети увидели сами, кто принёс им войну.
Фашисты вошли в деревню без боя – некому было защищать стариков и детей. Солдаты в серой форме говорили на непонятном языке, веселились, пьянствовали и делали всё, что хотели. В первую ночь немцы врывались в дома, избивали стариков и женщин, уносили с собой всё, что могли унести. Тех, у кого находили красный советский партбилет, выводили и расстреливали прямо во дворе своего дома.
На утро следующего дня фашисты согнали всех жителей деревни на площадку перед домом председателя колхоза. Капитан вермахта Ульрих Тауб – немецкий офицер в строгой выглаженной тёмно-серой форме, круглых очках и с железным крестом у чёрного воротника – объявил, что деревня переходит под его контроль. Два солдата с короткими автоматами вывели из деревянного дома председателя. Кузьму Петровича, плечистого кудрявого мужчину, которого уважала вся деревня, было не узнать: белая рубашка на нём была порвана и испачкана грязью, под правым глазом виднелся большой кровоподтёк, а у свежей раны на лбу запеклась кровь. Немец в круглых очках подошёл к председателю, презрительно окинул его надменным взглядом и задал какой-то вопрос. Кузьма Петрович рассмеялся громко и плюнул фашисту в лицо. Тогда офицер прокричал что-то по-немецки, резко выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в председателя…
Так и дети тоже узнали, что такое война.
И всё же школьный учитель Александр Григорьевич как обычно первого сентября начал новый учебный год для своих четвероклашек. Александр, будучи до революции православным священником, верил, что детям будет легче, если они будут вместе в это трудное время – вместе друг с другом и со своим учителем. Ведь кто-то из ребят остался совсем один…
Сейчас шёл урок арифметики. Пожилой учитель писал скрипучим мелом на чёрной доске арифметические примеры, но думал он о другом.
Витя, светловолосый голубоглазый мальчишка со смешными веснушками на носу, сидел, опустив голову, на третьей парте в ряду у старого окна. Александр Григорьевич жалел этого мальчишку больше остальных детей. Десятилетний Витя потерял всех своих родных: его мать умерла три года назад, отец ушёл на фронт. А сестру недавно забрали немцы.
В тот день в деревню приехала большая крытая брезентом грузовая машина с медицинским крестом на бело-красном фоне. У детей из второго и третьего классов немецкие врачи взяли кровь на какой-то анализ. Когда анализы были готовы, женщина из медицинской службы СС – очевидно, главная здесь – скомандовала солдатам: «Всех с первой группой крови – в машину. Остальных детей обследуем в следующий раз». Нескольких семи- и восьмилетних мальчишек и девчонок фашисты забрали прямо из школьных классов. Среди них была и Маша – сестра Вити.
У четвёртого «А» в это время тоже шёл урок. Витя увидел из окна, как немцы выводят из школы ребят и сажают их в машину с крестом. Мальчик выскочил на улицу и попытался подбежать к сестре, которую солдат в каске и с автоматом уже подсаживал в кузов грузовика.
- Маша! Маша! – громко кричал мальчишка, бежав, спотыкаясь, к немецкому грузовику. – Не трогайте её! Куда?..
До машины Витя не добежал – один из солдат схватил его за шиворот и кинул на землю. Мальчик упал, ударившись лбом о камень, но попытался подняться, сквозь слёзы крича имя сестры. Тогда солдат громко проорал что-то по-немецки и изо всех сил ударил Витю прикладом по спине. Мальчишка снова упал лицом в пыль, чувствуя сильную боль: фашист наступил ему сапогом на спину, намертво прижав к земле.
Так Машу увезли – и Витя остался совсем один. Александр Григорьевич забрал парнишку к себе. Учитель, как мог, старался разговорить Витю, но тот почти всё время молчал. О чём думал и что переживал маленький одинокий человек – знал только один Бог…
- Так, ребята, – произнёс Александр Григорьевич. – Завтра будет проверочная работа. На первый урок никому не опаздывать.
Неожиданно деревянная дверь в класс распахнулась от резкого удара. Несколько сидящих за партами девочек вздрогнули от неожиданности. Вошли двое: немецкий солдат с автоматом и бывший местный бездельник Степан. Последний, как только пришли немцы, нацепил на себя старый чёрный пиджак и попросился в полицаи.
- Дядя Саша, – надменно произнёс Степан, изо всех сил стараясь вывернуться так, чтобы учитель видел повязку полицая на рукаве пиджака. – Господин капитан приказал привести тебя к нему. Беседовать с тобой будет.
- Я ещё не закончил урок, – тихо, но уверенно ответил Александр Григорьевич.
Степан замялся, но, желая казаться значительным, повысил голос.
- Господина капитана, да и меня, это не волнует. Пойдём по-хорошему.
В подтверждение слов полицая солдат нетерпеливо махнул автоматом:
- Шнель!
Видя, что дети напуганы, учитель кивнул.
- Спокойно, ребята. Тамара Петровна проведёт у вас грамматику. Завтра готовьтесь к проверочной. – Александр посмотрел на немца и полицая. – Я иду.

Учителя привели к дому, где разместился капитан вермахта Тауб. Полицай Степан открыл скрипучую деревянную дверь и пропустил вперёд Александра Григорьевича. Учитель вошёл в избу. За столом сидел сам Тауб – офицер в круглых очках и с железным крестом у чёрного воротника. Рядом с капитаном стоял офицер помладше – широкоплечий и высокий оберлейтенант вермахта, которому на вид было не более двадцати пяти. На поясе младшего офицера справа были закреплены ножны с небольшим кортиком – такой Александр видел у немца впервые.
Капитан с железным крестом взмахом руки велел солдату и полицаю выйти. Те подчинились.
- Мартин, будешь переводить, – не поднимая взгляда, по-немецки обратился капитан к стоящему рядом оберлейтенанту. – Пусть сядет. Скажи ему, что я – капитан Ульрих Тауб, комендант деревни.
Оберлейтенант не успел ничего произнести – услышав слова капитана, русский учитель сел на стоящую у деревянного стола табуретку и ответил Таубу на немецком:
- Я понял вас, герр капитан.
- Говоришь по-немецки? – несколько удивился старший офицер, внимательно посмотрев на пожилого седого русского поверх очков.
- Воевал в первую Германскую, в четырнадцатом. В Австрии, – ответил учитель.
- А, старый противник, – с полуулыбкой отреагировал капитан, откинувшись на спинку стула. – Но твоё произношение – почти без акцента. Разведчик?
- Нет, служил я простым солдатом. До войны изучал языки в семинарии, – ответил Александр.
Стоящий у стола оберлейтенант Мартин Клаус сложил руки на груди и ухмыльнулся:
- Так ты поп, что ли?
- Священник, – тихо ответил Александр Григорьевич. – До революции был священником.
- Конечно, – продолжал ухмыляться оберлейтенант. – Теперь ты учитель. Кто же позволит тебе служить в церкви? Коммунисты?
- Тише, Мартин, – поднял руку Тауб. – Александр, я позвал вас, чтобы поговорить. Насколько вам известно, староста вашей деревни отказался с нами сотрудничать. Потому – по закону военного времени – он был казнён. Это, однако, крайняя мера. Насилие для нас – не самоцель. Считаю нужным пояснить истинную причину наших действий – и политику Великого Рейха.
Капитан окинул старика оценивающим взглядом. Учитель молчал.
- Наша миссия здесь – на территории Белоруссии – освобождение населения, порабощённого советской властью, – продолжал капитан Тауб. – Вы, Александр, как человек образованный, должны понимать это со всей ясностью. Русский коммунизм поработил белорусов, украинцев и десятки других народов, лишив их права на выбор своего исторического пути. И сейчас мы, армия Великого Германского Рейха, вняв призыву нашего фюрера, предлагаем вам освобождение от красного рабства. Но нам нужно также, чтобы вы были лояльны к новому порядку. Тем, кто согласится на сотрудничество с нами, мы обещаем достойную жизнь. А тем, кто станет сопротивляться… – Офицер встал из-за стола. – Впрочем, вы всё видели сами. Поймите меня правильно: я не хочу на вас давить. Знаю, в деревне все вас уважают. Александр, нам необходима ваша помощь. Поговорите с сельчанами. Убедите их в том, что мы не враги белорусскому народу. Мы – враги советской власти, поработившей народ Белоруссии и Украины. Короче говоря, я предлагаю вам провести беседу на сельском сходе. Думаю, священнику поговорить со своей паствой несложно.
Старик сидел, опустив голову.
- Вы можете подумать, если хотите, святой отец, – мягко произнёс капитан, подходя к Александру справа. – Только недолго.
Русский учитель посмотрел на ухмыляющегося молодого оберлейтенанта, а потом – на Тауба, ответив ему:
- Герр капитан, я не могу сделать то, что вы требуете.
Ухмылка на лице стоящего у стола младшего офицера сменилась выражением явной агрессии. Капитан Тауб медленно обошёл сзади сидящего на табуретке Александра и, наклонившись, тихим, но напряжённым голосом спросил у русского:
- Почему, святой отец?
- Потому что вы принесли на эту землю боль и смерть, – ответил бывший священник.
Офицер в очках медленно выпрямился и, заложив руки за спину, сделал два шага к оберлейтенанту.
- Неужели, святой отец, – со злостью процедил Тауб, – неужели одна проповедь может иметь для тебя большую ценность, чем вся твоя жизнь? Я не требую ничего невозможного – просто убеди своих односельчан не сопротивляться. Даю тебе ещё один шанс. Соглашайся.
Пожилой учитель молчал.
- Не упрямься, поп, – насмешливо произнёс оберлейтенант Мартин Клаус. – И не надо злоупотреблять великодушием господина капитана. В отличие от него, я могу пустить тебе пулю в лоб прямо здесь и сейчас. Ну же, прими решение, старик!
Александр Григорьевич поднял глаза и внимательно посмотрел на угрожающего ему молодого нациста.
- На всё воля Божья, – ответил бывший священник.
Капитан Тауб сделал один резкий шаг к столу и, что было силы, ударил по нему кулаком:
- «Воля Божья»?! Воля Бога?! – проорал старший офицер. – Какого Бога?! Какого Бога, скажи мне, поп в отставке?!
- Бога Единого, – коротко ответил Александр.
Капитан сел на свой стул.
- Что ж. Хорошо, – продолжил Тауб спокойно, как ни в чём не бывало поправив очки. – Скажи мне, отец Александр: Бог есть, по-твоему,