Одно отдельно взятое детство.

вот культовая вещь поколения.
Иногда на лайбы устанавливали трещётки. Прикрепляя пластину из какого-нибудь упругого материала таким образом, чтобы спицы заднего колеса при езде слегка касались её. При этом издавался характерный для этого материала треск, что создавало иллюзию звука мотора.
Лайбы украшались изолентой. Здесь не было каких-то правил. Иногда ей обматывался козырный руль, сделанный из обычной ржавой трубы, иногда часть рамы. Особым искусством было специальное плетение между спицами. Не помню точно, какие именно материалы при этом использовались, но колесо иногда полностью теряло свою, так сказать, прозрачность. Кроме того, что это было красиво, считалось, что так уменьшается сопротивление воздуха при движении, и улучшаются ходовые качества лайбы. А это, кстати, было предметом особой заботы. Чаще всего лайбу пытались облегчить. Для этого снимали багажник, лишали себя сумочки с ключами и откручивали крылья. Самые последовательные из нас даже откручивали сидения.
Удивительно, но многие из наших «усовершенствований» я сегодня узнаю в конструкциях мотоциклов и специальных моделей велосипедов. Наверное, те, кто их ввел в промышленное производство, в детстве тоже делали из велосипедов лайбы.
Велосипеды воровали. Все знали, что чаще всего это происходит возле магазинов, когда владелец велосипеда легкомысленно бросал его перед входом, и входил внутрь. Пока горе-велосипедист выбирал себе какой-нибудь рогалик, шоколадку «Сказки Пушкина» или по поручению бабушки покупал бутылку молока, злоумышленник выходил из своего укрытия, как ни в чем ни бывало, садился на чужой велосипед, и был таков. Причем у меня создавалось впечатление, что существовала сплоченная группа воров велосипедов, которая в три смены дежурила у магазинов, не пропуская ни одной оплошности легкомысленных граждан. Велосипеды исчезали бесследно. Мне не известно ни одного случая, чтобы кто-то находил потом свою пропажу.
Другую опасность для велосипедов представляли «старшакѝ». Так назывались уличные повесы на 3-5 лет старше нас, которые всем своим видом и поведением давали понять, что пребывание на свободе их уже некоторое время тяготит, и они решительно настроены это прекратить. На велосипеде к старшакам лучше было не подъезжать, но, к сожалению, это не слишком помогало. Завидев жертву, они включали первую часть своей обязательной программы. Назовем её дистанционной. Фраза предварялась свистом, а продолжалась ненавистным: «Э-э-э, пацан!» И такой призывно повелительный взмах рукой. Эдакий гребок ладонью.
Я тогда ещё не знал основ английского языка, и они, впрочем, тоже. Но сегодня, обращение к нам, начинаемое старшаками протяжным «э», кажется мне знаковым. Они не видели в нас кого-то конкретно, мы были для них размытым бессловесным или слабо мычащим объектом, обращение к которому следовало начинать с неопределенного артикля. В противном случае они кричали бы нам «Зэ-э-э, пацан!»
После того, как ты обреченно подъезжал, следовало такое ожидаемое и неизбежное: «Дай прокатиться». В этот момент ты пытался придумывать какие-то отговорки, невыразительно врать о том, что тебя куда-то срочно послали родители, но старшак уже поднимался (с травы, корточек, скамейки) и, направляясь к тебе – медленно сползавшему с велосипеда – произносил заключительную часть своей традиционной речи: «Да не бойся (здесь, как правило, использовался более хлесткий глагол), я один круг». В итоге складывалось впечатление, что они специально ждали кого-то из нас, чтобы сделать все свои дела в каком-то очень отдаленном конце города. Нельзя сказать, чтобы велосипеды после этого исчезали. Нам их всё-таки возвращали, но настроение до конца дня уже было безвозвратно испорченным.
Наверное, у каждого есть какая-то своя история, связанная с лайбой. Чаще всего эти истории были теми случаями, когда лишь чудо сохранило жизнь юному гонщику. Не могу сказать, что моя история такая уж страшная, но могло быть в итоге очень неприятно. У нас было такое развлечение: мы спускались на велосипедах с Сенного моста. Особо рисковые ездили прямо по проезжей части. Я к таким не относился, и потому решил спускаться по тротуару, который располагался с правой стороны моста, если смотреть в сторону ул. Энгельса. Я разогнался почти от самой середины путепровода и к концу спуска набрал скорость, с которой, как я отчетливо почувствовал, справиться уже не мог. Резкое торможение почти наверняка привело бы к падению, которое в соседстве металлического отбойника слева и отсутствия ограждения в нижней части моста справа, стало бы тяжелым. Я принял решение слегка притормозить и удержаться в повороте тротуара, который описывал дугу радиусом метров 12 или 15, а затем плавно сходил на нет. И вы знаете, мне это почти удалось. Даже, можно сказать, мне это удалось. Но проблема оказалась в том, что почти сразу после завершения тротуара стоял металлический столбик метра два с половиной в высоту, на котором был прикреплен какой-то дорожный знак. Я слишком поздно осознал, что лечу прямо на него… Удар приняла та часть руля, которая ближе всего расположена к центральному креплению, то есть колесо проскочило в сантиметре от столба. По всем законам физики, я должен был встретиться с трубой, если уж не головой, то, как минимум, ключицей. Но, видно, время моё ещё не пришло. Руль вывернуло на 90 градусов, я перелетел его вперед головой и упал на землю уже за столбом. Мои спутники смеялись, потому что над падениями положено было смеяться, но глаза при этом выражали испуг. Я точно запомнил это необычное выражение их лиц. Видимо, со стороны мой полет выглядел по-настоящему устрашающе. Удивительно, но я совершенно не пострадал. И по мере того, как мальчишкам становилось это понятно, испуг уходил, и они уже просто ржали.
Всё кончилось тогда, когда отец решил, что мне пора пересесть на взрослый велосипед. Эта мысль показалась мне хорошей, и я с легкостью согласился променять свою темно-зеленую лайбу «Спартак» на новую модель.
Мы с отцом пошли в магазин «Турист». Выбор велосипедов был не слишком велик, если вообще был. Короче говоря, мы купили большой взрослый велосипед с противоударными ободами. Он был выкрашен в черный цвет с золотой надписью на раме «Десна». Мы вышли из магазина, и я поехал на своем последнем велосипеде вниз по пыльным дорожкам аллеи улицы Ефремова. Я хорошо запомнил свою первую поездку на «Десне», которая в итоге оказалась совсем не лайбой.


ДЖИНСЫ-ТЕХАСЫ

Я не помню отчетливо тот момент, когда в мою жизнь проникло такое явление как джинсы. 1970-е – начало 1980-х гг. – это время, когда джинсами измеряли всё. О джинсах в те годы написано много и, кажется, добавить уже нечего. Они и объект поклонения, и своего рода валюта, и предел мечтаний, и демонстрация статуса, и многое другое.
Моё первое обладание джинсами случилось в те смутные времена, когда они ещё не совсем сошли с небес на землю, обретаясь в мифологической неопределённости и понятийной путанице своих адептов.
Мы с родителями поехали на толчок. Был такой период в 70-е годы, когда власть закрывала глаза на эти рассадники спекуляции, и толчки, преимущественно в виде вещевых рынков, существовали почти свободно. Где-то ближе к 80-м годам с ними начали бороться, но тоже как-то неубедительно, можно сказать, компромиссно. В Армавире толчок закрыли, но оставили в Невинномысске, куда перекочевали все местные спекулянты и мы вслед за ними. Там родители купили мне первую статусную шапку из светлого меха нутрии, но это уже другая история.
В нашем городе толчок располагался на улице Советской Армии, где-то в промежутке между Краснодарской и Урицкого. Сейчас на этом месте довольно большая заправка. В те годы это был пустырь, который в один из выходных дней превращался в толчок. Надо думать, что поездки на толчок заменяли родителями посещение музеев, выставочных залов, светских раутов, презентаций и показов высокой моды, придавая выходным дням ярких красок, а будням – смысла, суть которого сводилась к ожиданию выходных. В один из таких дней мы и поехали на толчок. Честно говоря, я очень смутно помню саму эту «тусовку»: какие-то люди, какие-то вещи, что-то говорят, вот и всё. Но главным был итог. Родители купили мне брюки.
К этому времени у меня уже сформировался базовый набор ценностных признаков джинсов, и одной из его составляющих был синий цвет. Мои брюки по виду напоминали джинсы, там были и двойные наружные швы и накладные карманы и т.п., но они были песочного цвета. Понимание того, что джинсы могут быть не только синими к тому времени ещё не дошло до моего (и не только до моего) сознания. Джинсы должны быть синими, так считал я, и так считали мои родители, а если брюки по форме джинсы, но по цвету нет, значит это и не джинсы вовсе. А тогда что? Ну не просто же брюки? На просто брюки они не похожи.
Я не знаю, как решилась эта ментальная проблема. Возможно, ответ подсказал находчивый продавец, попутно сбросив цену на нестандартную вещь. Так или иначе, я стал обладателем этих брюк. Временно остановимся на этом простом понятии.
В истории человечества есть примеры, когда не только корабли получали собственные имена. Были и другие, особо ценные и значимые предметы, уникальные и таинственные, наделенные свойствами, сути которых до конца не понимали даже их владельцы. Они тоже получали свои имена. Чаще всего это были мечи. В литературе мне встречалось такое суждение, что рыцарь без оружия чувствовал себя раздетым. Я, наконец, был одет, но моим брюкам не хватало имени, столь же звучного как «джинсы».
Я понятия не имею, откуда взялось то слово. Может быть, оно было написано где-то на бирке, может быть, его изобрел тот же пройдоха-продавец, может быть, оно в те времена плутало в потемках незрелого понятийного ряда джинсового культа, но оно родилось. «Техасы» - вот имя моих брюк, которые с этого момента перестали быть просто брюками. В этом имени было все: и песочный оттенок знойного южного штата, и гиканье ковбоев, и свист пустынного ветра. Но самое главное, я был такой один, я противостоял банальной темно-синей джинсовой волне, я был первым в новом направлении обладателей техасов.
С такими ощущениями я впервые вышел в техасах во двор. Там я встретил двух соседских мальчишек. Они были братьями. Увидев меня, они поинтересовались, что на мне надето. Я гордо познакомил их с техасами. Зависть и соперничество со мной, особенно в вещах неформального свойства, были доминирующими чувствами этих моих «друзей детства». Они скептически посмотрели на техасы, но промолчали, видимо, потому что пантеон джинсовых образов был ещё не до конца сформирован. После этого мы начали делать то, что и всегда делали во дворе: играть во что-то подвижное. Наверное, техасы придавали мне особой уверенности в себе, иначе трудно объяснить, как я умудрился поскользнуться прямо на бегу и свалиться в грязную лужу. Мне кажется, что в этот момент я подарил моим «друзьям» одно из самых ярких впечатлений их детства, благодаря которому они смогли признать его счастливым.
Моему же горю не было предела. Оно было безутешным. Серьезно. «Безутешное» - это именно то прилагательное что нужно. Если разбить