«Экономический магазин» был настольной книгой целого поколения занимающихся сельским хозяйством русских помещиков. Опубликование в 1861 г. в журнале садоводства выдержек из труда «Изображение и описание разных пород яблоков и груш, родящихся в Дворяниновских, а отчасти и в других садах», поставило имя А.Т. Болотова в особый ряд русских писателей, ученых. Болотову принадлежит много открытий мирового значения в сельском хозяйстве: обоснование выгонной системы земледелия, введение многопольных севооборотов, впервые создал помологическую систему и дал описание более 600 сортов яблонь и груш, отметил преимущества перекрестного опыления, разработал научные принципы лесоразведения и лесопользования…
Доктор наук А.П. Бердышев считает: «… в современном сельскохозяйственном производстве нет такой отрасли, основы которой не были бы связаны с теоретическими и практическими изысканиями Болотова. Он был талантлив сверх меры («Труд», 24 января 1997 года).
Агроном, переводчик, теоретик и практик садово-паркового устроительства, художник, издатель журналов, действительный член Вольного экономического общества, он в памяти потомков остался прежде всего благодаря «Запискам», изданным под упомянутым выше заглавием, которые не без основания позволяют назвать А.Т. Болотова русским писателем.
В последнее десятилетие XX века было предпринято несколько попыток более или менее полно представить «Записки» А. Болотова читателю. Одна из них — трехтомник, изданный московским издательством «Терра» в 1993 году, названный «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные им самим для своих потомков». Приобретенный тогда мною и моим добрым приятелем поэтом Александром Щербаковым сборник тогда же был внимательно прочитан. А теперь, двадцать лет спустя, снова это увлекательное чтение у меня на письменном столе.
Следует подчеркнуть, что «Записки» эти как бы идеально предназначены для домашнего спокойного чтения, лучше всего на сон грядущий. Записки Андрея Тимофеевича, охватывающие период с 1738-го по 1795 год, дают яркие картины, рисующие поместное хозяйство и быт эпохи, и не предназначалось для печати. В «Предуведомлении» к ним сказано: «Не тщеславие и не иные какие намерения побудили меня написать сию историю моей жизни … а … для удовольствования любопытства моих детей и тех из моих родственников и будущих потомков, которые похотят обо мне иметь сведения…» (Жизнь и приключения… Т. I. C. 3—4). Правда, посторонним читать это произведение не возбранялось. Обращение «Любезный приятель!» каждый читающий волен принимать на свой собственный счет.
Пересказывать даже самую малость из бесчисленных сюжетов, описанных Болотовым, нет смысла. Стоит лишь отметить, что большая их часть посвящена не историческим событиям, а ярким картинам, рисующим поместное хозяйство, быт эпохи, частную жизнь семьи Болотова и их родственников, соседей и крестьян.
Выход «Записок» поставил имя А. Болотова в особый ряд русских писателей, которых публика читает удовольствия ради. Хотя и общественного значения их отрицать нельзя. Несмотря на свою редкую, по сравнению со средой, культурность, Болотов тем не менее представлял собой законченный тип жестокого помещика-крепостника. В «Записках» повсюду разбросаны эпизоды его расправы с крестьянами. Гуманный на словах, Болотов то и дело призывает пускать в ход розги, батоги (Записки. Т. II. С. 381—382 ; Т. III. С. 177—180).
Казнь Пугачева была расправой дворянства со своим врагом. Каждая деталь описания казни Болотовым выдает его и обнаруживает симпатию. Для Болотова естественно было, что «подлый» народ в момент казни должен был стоять за каре войск, а на казнь Пугачева внутри войсковой ограды могло смотреть лишь «благородное» сословие (Записки. Т. III. С. 193).
Совсем по-другому описана публичная казнь И. Тургеневым в очерке «Казнь Тропмана»: «Всякий старался мысленно отвернуться и как бы сбросить с себя ответственность в этом убийстве…» (И. Тургенев. Т. XIV. М. —Л. : Наука, 1967. С. 170).
Библиотека А.Т. Болотова характерна тем, что в ней много книг, изданных типографическим способом, — теми же томами «Экономического магазина», переводными им романами, и в то же время находилось много рукописных болотовских книг: «Беседы для деда со внуком», «Детская философия», «Путеводитель к счастью» и др. И, наконец, на библиотечных полках было рукописное 29-томное уникальное сочинение «Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков». Написанные без претензий на художественность, с большой искренностью, все так тщательно и изящно переплетены.
Пришла пора заново в полном объеме переиздать замечательные болотовские записки и те, которые еще не были изданы, тщательно изучить все его обширное рукописное наследие. Русский ученый, мыслитель, писатель, переводчик, один из основателей отечественной и мировой экономической науки, Андрей Тимофеевич Болотов этого достоин.
Вот и осени дни сочтены…
Я уверен, что далеко не каждый ответит на вопрос, кому принадлежат стихи этого божественного по красоте романса:
Растворил я окно, — стало грустно невмочь, —
Опустился пред ним на колени,
И в лицо мне пахнула весенняя ночь
Благовонным дыханьем сирени.
А вдали где-то чудно так пел соловей,
Я внимал ему с грустью глубокой
И с тоскою о родине вспомнил своей:
Об отчизне я вспомнил далекой,
Где родной соловей песнь родную поет
И, не зная земных огорчений,
Заливается целую ночь напролет
Над душистою веткой сирени.
П.И. Чайковский написал цикл из шести романсов, среди которых выделяется упомянутый уже «Растворил я окно…» и «Уж погасли в комнатах огни…»
Стихи же принадлежат великому князю Константину Константиновичу Романову (1858—1915). В царской семье он был фигурой необычной, даже странной: писал и печатал литературные произведения. Понимая неловкость ситуации, что поэзия дело несолидное для государственного мужа, он взял себе псевдоним — «К.Р.».
Константин Романов был поэтом, переводчиком, драматургом, меценатом, человеком добрым, широким. До конца дней он оставался на посту президента императорской Санкт-Петербургской академии наук. При его правительстве на этом почетном посту был осуществлен ряд крупных научных и культурных проектов: был открыт зоологический музей в Петербурге, организованы научные экспедиции по изучению ряда островов Арктики. Важным начинанием К. Романова была организация празднования 100-летия со дня рождения А.С. Пушкина и учреждение фонда имени великого поэта. По инициативе президента Академии наук был учрежден разряд изящной словесности и в 1900 году избраны первые почетные академики — Л.Н. Толстой, А.Ф. Кони, А.М. Жемчужников, А.П. Чехов, В.Г. Короленко и другие.
Современный читатель, уверен, не слышал о поэте «Р.К.». И это немудрено — до недавнего времени ничего о нем не появлялось в печати. Однако тех, кому интересна эта тема, можно отослать к изданию советского времени, к тому в «синей» серии «Большой библиотеки поэта» — «Песни и романсы русских поэтов». В моей библиотеке есть этот том, изданный в 1965 году тиражом 35 тысяч экземпляров, книга насчитывает более 1100 страниц и включает в себя два текста «К.Р.» — «Растворил я окно…» и «Умер бедняга в больнице военной…», ставшей популярной народной песней об отслужившем свой срок солдате…
Большое количество стихотворений «К.Р.» включил в «народные песенники» «Чудный месяц» и «Колечко» М.И. Ожегова.
Следует отметить, что в 2008 году в серии «ЖЗЛ» вышла в свет книга «К.Р.». Небольшой тираж книги позволяет сделать вывод о том, что до книжных магазинов Красноярска она не дошла.
Круг общения К. Романова был весьма широк, о чем свидетельствует обширная переписка его с А. Фетом, А. Майковым, Я. Полонским, И. Гончаровым, который преподавал юному князю русскую словесность. Отношения между великим князем и А. Фетом, И. Гончаровым, несмотря на их дистанцию, были доверительные и даже дружеские. К сожалению, переписка «К.Р.» в изданиях советского периода не публиковалась. И. Гончаров в статье «Нарушение воли» (Собрание сочинений в 8 т. М. : Художественная литература, 1980) писал, что «право издания писем должно оставаться навсегда за самим автором: надо знать его волю, назначил ли он сам, желал ли предавать гласности свои письма и какие именно». И это право не исполнялось и в веке XIX, и в советское время. К сожалению.
На слова К. Романова писали романсы и хоры А. Глазунов, Р. Глиэр, А. Гречанинов, М. Ипполитов-Иванов, Э. Направник, С. Рахманинов. В песенниках часто встречается текст стихотворения «Колокола».
Несется благовест…
Как грустно и уныло
На стороне чужой звучат колокола.
Опять припомнился мне край отчизны милой,
И прежняя тоска на сердце налегла.
Я вижу север мой с его равниной снежной,
И словно слышится мне нашего села
Знакомый благовест: и ласково, и нежно
С далекой родины звучат колокола.
В своих стихах великий князь К.К. Романов обращается к духовной поэзии.
Когда креста нести нет мочи…
Когда креста нести нет мочи,
Когда тоски не побороть,
Мы к небесам возводим очи,
Творя молитву дни и ночи,
Чтобы помиловал Господь.
Но если вслед за огорченьем
Нам улыбнется счастье вновь,
Благодарим ли с умиленьем,
От всей души, всем помышленьем
Мы Божью милость и любовь?
10 июня 1899 года
Научи меня, Боже, любить…
Научи меня, Боже, любить
Всем умом Тебя, всем помышленьем,
Чтоб и душу тебе посвятить,
И всю жизнь с каждым сердца биеньем.
Научи Ты меня соблюдать
Лишь Твою милосердную волю,
Научи никогда не роптать
На свою многотрудную долю.
Всех, которых пришел искупить
Ты Своею Пречистою Кровью,
Бескорыстной, глубокой любовью
Научи меня, Боже, любить.
* * *
Не говори, что к небесам
Твоя молитва не доходна:
Верь, как душистый фимиам,
Она создателю угодна.
Когда ты молишься, не трать
Излишних слов; но всей душою
Старайся с верой сознавать,
Что слышит Он, что Он с тобою.
Что для Него слова? — О чем,
Счастливый сердцем иль скорбящий,
Ты не помыслил бы, — о том,
Ужель не ведает Всезрящий?
Любовь к Творцу в душе твоей
Горела б только неизменно.
Как пред иконою священной
Лампады теплился елей.
«К.Р.» был поэтом чутким к природе, к неброской красоте средней полосы России. О содержании его пейзажной лирики наглядное представление дает цикл «Времена года».
Вот одно стихотворение из этого цикла.
Зарумянились клен и рябина,
Ярче золота кудри берез,
И безропотно ждет георгина,
Что спалит ее первый мороз.
Только тополь да ива родная
Все сдаваться еще не хотят
И, последние дни доживая,
Сохраняют зеленый наряд.
И пока не навеяло снега
Ледяное дыханье зимы,
Нас томит непонятная нега,
И печально любуемся мы.
Но промчалося лето с весною,
Вот и осени дни сочтены…
Ах, уж скоро мы с этой красою
Распростимся до новой весны!
Критики отмечали, что любовная лирика менее оригинальна, чем лирика пейзажная. Лучшие стихи из них вошли в цикл «Мечты и думы» и носят очевидный отпечаток «альбомной» лирики и, на мой взгляд, менее интересны для современного читателя.
Возможно, сам Константин Романов предпочел бы быть просто поэтом, но происхождение и положение
