[2]
Действительно. Если мы посмотрим большинство современных европейских (в т.ч. русскоязычных) книг по истории науки, то мы увидим, что там идёт речь сначала о греках, потом – вдруг резкий провал, когда речь идёт о временах Средневековья, и потом – откуда ни возьмись возникает, словно свалившись с неба, эпоха Возрождения, и начинается европейская наука и вообще цивилизация. Об огромных заслугах мусульман в развитии науки во время Средневековья, когда у европейцев был застой на протяжении нескольких веков – ни слова (ну, или почти ни слова).
Далее. В той же главе, отрывок из которой я привёл выше, далее говорится о немецком историке математики Морице Канторе, который, с одной стороны, признал огромную роль мусульман в развитии математики, однако, не смог понять её причины, голословно приписывая всё предшествующим заслугам древних греков:
«Находясь в рамках этой навязчивой идеи, Кантор принялся приписывать почти всё, сделанное мусульманскими учёными, грекам и другим нациям… Если бы Кантор действительно исследовал причину «внезапной вспышки интеллектуальной зрелости» арабов, он осознал бы, что она была обусловлена, прежде всего, революцией, вызванной исламом во всём мировоззрении людей… Возлагая на верующего обязанность приобретения знаний и предписывая ему наблюдать и думать самостоятельно, ислам породил среди своих последователей безграничный энтузиазм к приобретению знаний. Результат этой революции лучше всего может быть описан словами Флориана Каджори, который в своей «Истории математических обозначений» говорит: «Арабы представляют собой выдающееся зрелище в истории цивилизации. Неизвестные, невежественные и разобщённые племена Аравийского полуострова, несведущие в государственных и военных делах, в течение десяти лет слились в плавильной печи религиозного энтузиазма в мощную нацию, которая за один век расширила свои владения от Индии, через Северную Африку, до Испании. Через 100 лет после этого великого марша завоеваний мы видим их взявшими на себя лидерство в интеллектуальных поисках; мусульмане стали великими учёными своего времени».
Именно из этого побуждения исламского предписания приобретать всё больше знаний арабы и другие мусульманские народы обратились к изучению различных областей знания, сохраняя и улучшая наследие, оставленное предшествующими цивилизациями и обогащая каждый предмет, на который они обращали своё внимание» [3]
Обратите внимание на слова из данной цитаты о возложении исламом на верующего «обязанности приобретения знаний и предписания ему наблюдать и думать самостоятельно». Это ещё раз говорит о том, что революционный ранний ислам Мухаммеда не требовал от мусульман слепой фанатичной веры, материализм раннего ислама, несмотря на свою примитивность по сравнению с нашей эпохой, был диалектическим, т.е., говоря словами М. Н. Роя (см. мой перевод его работы «Историческая роль Ислама»), открывал неограниченные возможности для развития (это признаёт и французский исламо-марксист Юсеф Жирар). Учёных в раннем исламском мире, даже и «еретиков», в отличие христианской Европы, не сжигали на кострах, с ними даже любили дискутировать халифы.
Заслуга мусульман состоит не просто в том, что они передали греческое наследие европейцам, послужили мостиком между первыми и вторыми (европейские историки науки это, в принципе, не отрицают), но и в том, что они сильно развили это наследие. Основой науки является метод наблюдения и метод эксперимента. В зачаточной форме они присутствовали уже у греков, но именно лишь в зачаточной форме, а развитую форму они приобрели именно в работах мусульман. В другой главе сборника «Мусульманская философия» читаем:
«Мусульмане… взяли и развили далее все интеллектуальные достижения Греции и передали их Западу, до установления какого-либо прямого контакта между греческим интеллектом и западным разумом…
…Величайшим благом, которое мусульманский Восток даровал Западу, был научный или индуктивный метод исследования…
Влияние мусульманского метода наблюдения и эксперимента на Запад было признано Бриффолтом в следующих словах [Далее идут цитаты из Briffault, The Making of Humanity, London, 1928, p.190, 191]:
«…Хотя нет ни одного аспекта европейского роста, в котором не прослеживалось бы решающее влияние исламской культуры, нигде оно не является таким явным и важным, как в происхождении той силы, которая представляет собой первостепенную и характерную силу современного мира и величайший источник его победы – естественной науки и научного духа»
«Долг нашей науки перед наукой арабов заключается не в потрясающих открытиях революционных теорий; наука больше в долгу перед арабской культурой, в долгу перед её существованием. Античный мир был, как мы видели, донаучным. Астрономия и математика греков были вещами, импортированными ими из-за границы, которые никогда полностью не акклиматизировались в греческую культуру. Греки систематизировали, обобщали и теоретизировали, но терпеливые пути исследования, накопления точных знаний, подробных методов науки, детального и длительного наблюдения и экспериментального расследования были совершенно чужды греческому темпераменту. Только в эллинистической Александрии было какое-то приближение к научной работе, проводимое в античном классическом мире. То, что мы называем «наукой», возникло в Европе как результат нового духа исследования, новых методов исследования, методов эксперимента, наблюдения и измерения, развития математики в форме, неизвестной грекам. Этот дух и эти методы были привнесены в европейский мир арабами» [4]
Я здесь не буду лишний раз без нужды повторять то, что уже писал в предыдущих своих работах, цитируя М. Н. Роя, Тан Малаку, А. В. Сагадеева и других (хотя полностью без повторов обойтись вряд ли удастся, тем более, что для многих читателей эта моя работа может быть первой, и надо их хоть не много «ввести в курс дела»). Приведу в пример лишь трёх исламских мыслителей – Аль-Газали, Ибн Рушда и Ибн Халдуна.
1. Аль-Газали (1058-1111). Этого исламского мыслителя принято считать за мистика, но верно ли это? Я процитирую одно место из работы М. Н. Роя «Историческая роль Ислама» (см. мой перевод):
«Его незабываемый вклад в философию лучше всего сформулирован его собственными словами: «Не получив удовлетворения от религии, я в конце концов решил отказаться от всех авторитетов и оторваться от взглядов, которые внушались мне в детские годы, когда я был доверчивым. Моя цель – просто знать правду о вещах. Следовательно, мне необходимо выяснить, что такое знание. В то время для меня было очевидно, что точное знание должно быть тем, что объясняет предмет, который нужно узнать, в такой манере, что не остаётся никаких сомнений, так чтобы в будущем никакая ошибка или предположение относительно него не были бы возможны. Так, раз я признал, что 10 больше 3, и если кто-нибудь скажет: «Наоборот, 3 больше 10, и для доказательства своего утверждения я превращу эту палку в змею»; и если он действительно сделает это чудо, моя убеждённость в его ошибке по-прежнему останется неколеблённой. Его манёвр только произведёт во мне восторг его способностями, но я не усомнюсь в своих собственных знаниях».
Принцип получения точного знания, сформулированный около тысячи лет назад мусульманским учёным, по-прежнему считается хорошим, как и тогда; и научная точка зрения, делающая такое знание возможным, по-прежнему относительно редкая среди индийцев, которые даже в наши дни 20-го века позволяют обманывать себя трюками магического и «духовного» шарлатанства, и верят в это как в серьёзный вызов достоверности научных знаний.
Аль Газали считал, что у знания не может быть такой математической точности, если оно не было получено опытным путём, и не определяется неопровержимыми законами, установленными опытом. Он был того мнения, что неоспоримое убеждение может быть получено только через чувственное восприятие и очевидную истину (аксиому), т.е. без предварительного намерения. Здравый смысл (самосознание) он считал судьёй правильности чувственного восприятия. Удивительно обнаруживать такую уникальную смелость мысли в атмосфере религии, которую принято считать наиболее нетерпимой и фанатичной. Тем не менее, скептицизм Аль Газали жадно изучался во всём мусульманском мире в его время. О его месте в истории философии можно судить по оценке знаменитого французского востоковеда Ренана, считавшего, что отец современного скептицизма, Юм, не сказал ничего нового по сравнению с тем, что сказал этот арабский философ за 700 лет до него. Безмерность исторического значения взглядов Аль Газали может быть оценена ещё более несомненно, если мы вспомним, что именно скептицизм Юма дал толчок «всеразрушающей критической философии» Канта, приступившей к беспощадному разрушению всякого спекулятивного [т.е. умозрительного, без обращения к опыту] мышления. Но взгляды Аль Газали намного обогнали время. Экспериментальная наука, как он отчётливо представлял, не была ещё возможна. В отсутствии или при зачаточном состоянии развития технологий, природа вещей не могла быть математически установлена, как того желал философ. Поэтому в конце жизни Аль Газали впал в мистицизм. Но его падение было не более поразительно бесславным, чем падение Канта. Отважные крылья парящего духа арабского мыслителя были подрезаны объективными препятствиями, тогда как критический гений Канта был подавлен субъективным пристрастием классового интереса» [5]
Принципом Аль-Газали было «всё подвергать сомнению», и принцип этот он перенял у мутазилитов, о чём говорится в 30-й главе вышеупомянутой «Мусульманской философии» (напомню, что индонезийский марксист Тан Малака в своей работе «Мировоззрение» (см. мой перевод) называет мутазилитов ранними диалектическими материалистами в мусульманском мире), а сомнение – это первый шаг в развитии науки, о чём верно сказано там же.
Научная точка зрения Аль-Газали, отражённая в том примере с «10 больше 3», была относительно редкой не только среди полуграмотных индийцев 1-й половины 20-го века, о чём писал Рой, но и, как видим, остаётся по-прежнему таковой среди «цивилизованных» россиян и прочих «культурных» наций (европейцев, американцев и т.п.) века 21-го, многие из которых верят на слово в бредятину (пардон, политические заявления), слетающую с уст «сильных мира сего» (президентов, политологов, известных артистов, спортсменов и т.п.), только потому, что они – богатые, за ними стоит огромный капитал, у них высокий «рейтинг» (ну, или за то, что этот человек – великий артист, который способен «выдавить слезу» из зрителя, или великий спортсмен, который может одним ударом нокаутировать противника). Чем не фокус с превращением палки в змею?
Как видим, точка зрения Аль-Газали здесь – явно материалистическая. Но позже он пошёл далее, стал подвергать сомнению даже и эти «очевидные истины, аксиомы», требуя, ища доказательства их истинности. Как верно подмечали Маркс и Энгельс, видимость вещей отличается от их сущности – если бы видимость вещей совпадала с их сущностью, была бы не нужна никакая наука. К примеру, если мы подносим
