отправиться к городским воротам, чтобы бурно приветствовать нас на виду у всех.
– Тут нет ничего удивительного, – ответил Труффальдино. – Ничтожные людишки, а к ним, всё к тому идёт, придётся отнести и этого уважаемого почти министра, наделены волнующими желания-ми не в меньшей мере, чем великие люди. Невозможность добиться желанного собственными талан-тами принуждает их выискивать иные возможности, среди которых основной является способность убедительно выставить себя на общее обозрение, привлечь выделениями своего мозга внимание лю-бопытных, и, что иногда приносит ошеломляющий успех, нахально шокировать потрясённую публи-ку.
– Но из этого вовсе не следует, что каждому прохвосту, даже на редкость удачливому, следует присваивать высокое учёное звание, – сказал Тарталья.
– За исключением тех случаев, когда они присваивают это звание сами себе, – улыбнулся Труффальдино.
– Чему тут удивляться? – заметил кто-то из слушателей. – Идиот и мудрец пользуются каждый своим приёмом. У первого это получается лучше.
После этого добросердечные путешественники подали несчастному несколько мелких монеток, чтобы он мог купить себе патентованное средство от ночного храпа. Денежки были приняты с изъ-явлениями полнейшей благодарности и обещанием вернуть должок при первом удобном случае.
– Можете не торопиться с возвратом, – сказал великодушный принц. – Прежде постарайтесь поправить свои финансовые дела. Ведь большой и верный доход является достаточной основой неза-висимого мышления. А последнее особенно высоко ценится у лиц, претендующих на пост министра юстиции.
С этими словами Тарталья и Труффальдино въехали в город, втайне предвкушая появление но-вых развлечений.
По дороге они толковали о том, что умным людям следует снисходительно относится к дура-кам, поскольку последние образуют очень выгодный фон при состязании умов. Ведь победы, призна-вали собеседники, во всех случаях укрепляют душу, а поражения только разрушают её. Соревнуясь с дураком, умный находится, казалось бы, в самом выгодном положении, и победа столь близка, что остаётся только руку протянуть. Но вся беда в том, что тягаться с дураком может позволить себе только полный дурак.
– Есть ещё одна причина, почему опасно состязаться с дураками, – подсказал один из слушате-лей. – Дураки становятся на редкость умными лишь только зачуют угрозу своему благополучию.
– Это правда, свои интересы они умеют отстаивать не только с большой любовью к себе, но ещё и с немалой изобретательностью и великой энергией, – согласился Посторонний. – Не зря ведь говорят, что у каждого найдётся достаточно сил, чтобы составить высокое мнение о себе самом.
– Даже умные люди могут стать жертвой заблуждения, но есть такие глупости, на которые спо-собен только дурак, – сказал другой слушатель.
– Кроме дураков на свете ещё водятся в большом количестве посредственные и вовсе ничтож-ные особи, – добавил третий. – Умом они не богаты, но и до дураков всё же не дотягивают, посколь-ку в силу мизерности своей натуры, на большую глупость не способны.
– Больше всего на свете посредственность ненавидят парящего над ней. Но она совершенно не-обходима для устойчивости мира, – такое мнение высказал четвёртый. – Тут она незаменима. Всей своей массой она давит, прижимает к земле всё, что выше её, стремясь унизить высокое, чтобы оно уравнялось с ней. Счастливым следствием существования посредственности является столь необхо-димая всем стабильность.
– Увы, невелики все наши знанья перед великой тайной мирозданья.
Так сказал пятый. Наверное, он был поклонником персидской поэзии.
– Я вижу, вы быстро умнеете, – сказал Посторонний.
В конце улицы показалась нарядная процессия. Впереди на низенькой и очень смирной лошадке осторожно ехал маленький ростом человек с короткой шеей и очень значительным, как ему казалось, выражением лица. За ним на прекрасных арабских скакунах гарцевала многочисленная свита.
– Ура нашему любимому бургомистру Фарфарелло! – закричали прохожие, поспешно срывая с себя шапки. Некоторые становились на колени.
Проницательным наблюдателям, если бы они подвернулись в эту минуту, наверняка удалось бы заметить некоторую механичность верноподданных движений и даже некоторую заученность и, увы, не полную искренность приветственных кликов.
Тарталья и Труффальдино, это они подвернулись, не без лёгкой иронии засмотрелись на радо-стные проявления всенародной любви к начальству, и оттого забыли надлежащим образом попривет-ствовать важную персону. По единодушному мнению всех имеющихся в природе умных людей на солнце лучше смотреть через затемнённое стекло. Точно так же, общаясь с большим начальством, необходимо предпринимать соответствующие меры предосторожности.
Проезжая мимо наших путешественников, не соизволивших изъявить великую радость, градо-начальник изобразил недовольное удивление, а потом повернулся к одному из сопровождающих и что-то негромко сказал ему.
Не успела лошадка начальника удалиться на полсотни шагов, как к нашим путешественникам резво подскакал худенький офицерик, щедро украшенный несоразмерно большими аксельбантами и хорошо начищенными медалями.
– У нас принято снимать шапки в присутствии его благородия! – строго крикнул он.
Тарталья величественно отвернулся и не удостоил его ответом.
Если человек умеет убедительно молчать, его обязательно признают философом.
Труффальдино на лавры философа не претендовал.
– Да откуда нам знать, – стал оправдываться словоохотливый оруженосец, – кто здесь у вас бла-городный, а кто нет. Придумали бы для важных персон знак какой-нибудь опознавательный на груди или на рукаве, так мы бы от великого уважения не только шапки сняли, но и почти всю одежду по-спешили бы скинуть, насколько погода позволяет.
– Нет, нет, – стал убеждать его офицер, – нашивки полагаются только военным. Но вы правы – государственных руководителей тоже нужно отмечать каким-нибудь очевидным способом.
– В таком случае нет лучшей отметины, чем пышная мраморная гробница, – стал советовать Труффальдино. – Но и тут случаются неприятности. Вот, для примера, когда вскрыли саркофаг Виль-гельма Завоевателя, то нашли только одну бедренную кость. На латыни – Os tibia. И больше ничего! Кошмар какой-то! Никакого уважения к исторической фигуре.
Необъяснимое исчезновение большей части скелета победоносного нормандского герцога явно противоречило нормам военного устава. В полном смятении чувств озадаченный гонец доложил бур-гомистру, что один приезжий очень горд и по всей видимости принадлежит к сливкам общества, а второй бодро чешет по латыни и, вполне очевидно, разбирается в человеческих костях.
– Дубина! – рассердился Фарфарелло, – Смотреть надо! Ведь это, нет сомнения, нетерпеливо ожидаемый нами великий медик Дженнаро, а с ним ещё какой-нибудь прославленный коллега.
– Великий человек видит сразу всё. Маленький тоже видит всё. Но он не умеет отличать всё от ничего.
Так сказал кто-то из слушателей.
– Очень правильные слова, – согласился Посторонний. – Они достойны классиков.
Все с завистью посмотрели на невзрачного мужичонку, способного произносить слова, достой-ные классиков.
– Откуда я мог знать, – стал оправдываться адъютант, – что это важные персоны. По их виду та-кого не скажешь.
– Эх ты, дурак непробиваемый! Весь мир знает о необыкновенной скромности профессора, – пояснил бургомистр. – Он никогда не носит богатых одежд и не любит рядиться в университетские мантии. У него много ещё и иных чудачеств. Придётся их все стерпеть, потому что меня давно муча-ют неудержимые приступы потливости и нестерпимо чешется поясница.
Звеня медалями, всадник снова помчался к гостям. На этот раз голос его был сладок, как банка варенья:
– Дорогой доктор Дженнаро, извините за то, что я сразу не узнал вас. Вы приехали чуть раньше, чем было условлено, поэтому мы не успели организовать вам достойную встречу. Но вот вы здесь, и наш любимый градоначальник бесконечно радуется вашему приезду. Он жаждет немедленно при-жать к груди вас, величайшего лекаря всех времён и народов, и вашего помощника тоже.
Тарталья и на этот раз промолчал. А Труффальдино не стал колебаться.
– Синьор Дженнаро глубоко обижен, но всё же попробует забыть это печальное недоразумение, – укоризненно сказал оруженосец, – если вы сумеете оказать ему такой приём, который соответству-ет его непревзойдённым талантам.
– Конечно, конечно, – заверил его адъютант, – здесь всё будет к вашим услугам.
– Кстати, дружище, будьте начеку. Нам не нужны новые недоразумения. А они вполне могут случиться. Представьте себе, как много неудобств мы терпим из-за бесцеремонности не имеющих совести жуликов, разъезжающих по окрестностям и выдающих себя за доктора Дженнаро и его асси-стента Барбарино. Вполне допускаю, что они появятся и в этом городе. С их стороны это будет ред-кая дерзость, потому что ассистент Барбарино – это я.
– Пусть попробуют сунуться сюда. Их ждут тюрьма и жестокая порка, – заверил адъютант.
– Ни в коем случае, – остановил его сердобольный спутник знаменитости. – Из всего этого можно будет устроить несравненное развлечение. Я вам советую, если ложные целители вдруг объя-вятся, примите их поначалу наилучшим образом и не подавайте вида, угождая им. А потом мы все вместе дружно похохочем над самозванцами, если, конечно, у вас с чувством юмора всё в порядке.
Адьютантик рассыпался в заверениях, что с чувством юмора и у него, и бургомистра всё в по-рядке.
– Надеюсь, что это так, – сказал Труффальдино, – и сказанное вами радует меня. Но мне сейчас припомнилось мудрое утверждение, что у человека, непреклонного в своих убеждениях, начисто от-сутствует чувство юмора. И наоборот: у кого развито чувство юмора, тот в своих убеждениях очень уж нестоек. В связи с этим я хотел спросить вас, сударь, насколько вы тверды в своих пристрастиях и достаточно ли верны своим принципам.
Бедный офицерик растерялся и никак не мог сообразить, чем в данный момент полезнее всего пожертвовать: юмором или принципиальностью. Ему жалко было и того и другого.
– Простите, но меня, кажется, зовут! – спохватился он и быстренько улизнул.
На короткий миг принц и оруженосец остались одни.
– Зачем ты всё это затеял? – спросил Тарталья. – Да и стоило ли так потешаться над этим без-мозглым лакеем? Вставлять этому бедняге иголки – занятие, достойное скучающего дикобраза.
– Мне кажется, – ответил Труффальдино, – что здесь мы сумеем отменно повеселиться, а при этом ещё и хорошенько щёлкнуть по носу этого противного бургомистра. Такое деяние, без всякой оговорки, можно приравнять к настоящему подвигу. А пока, господин мой, великодушно позвольте местной власти наслаждаться вашим обществом. Как говорит Гомер, с богом тебя наравне они чест-вовать будут дарами. Но, конечно, вас могут попросить выступить перед здешней элитой с научным докладом. В этом случае у вас появится возможность эффектно блеснуть своими исключительными познаниями.
– Ты понимаешь, что ты говоришь? Ведь это – катастрофа!
– А что тут понимать? Вначале объясните им самыми приятными для
