Не знаю, почему я люблю праздник Победы 9-го мая. Это светлый и горький праздник. Но настоящий. Были моменты.. Миллионы погибших, от пуль и от голода, от бесчеловечности и равнодушия. Бестолковость командования, и трусость высшего руководства страны, и досадные поражения в начале войны и не только. Да что там говорить, главное в другом - главное, что победили и выжили. Не все... . Но Россия жива, не расчленена на анклавы и оккупационные территории. Не растерзана демаркационными линиями и зонами влияния. Да чего это я разошелся. Все уже говорено и переговорено. Просто я патриот. Мой дед не успел в той войне повоевать, не могу козырнуть при случае. Просто ему 18-ть только в 46-ом исполнилось. Да это ничего, дед мой достойным человеком был, и любили его и уважали. И прислушивались к советам. Правда, он мне говорил, что никакого праздника 9-го мая не отмечали. Некогда было. Все разрушено, народу мало, особенно мужиков. Вот и работали с утра до вечера, а потом еще и дома что-то сделать надо.... Не до праздников.
А вот мы по этому случаю, с другом моим Женькой Саниным всегда в парк Победы приходили и праздновали. От души, от всего сердца, так, что на следующий день я до обеда встать не мог. Но уж такова русская душа – налито, значит пить надо, а пусто, значит налить надо.
Женька шашлык жарит, песни поёт, солнце в лужах сияет, птички щебечут - благодать!
Мы так с ним до вечера и напоздравлялись! До упаду. Пока нас такси по домам не развезло. А дальше все как в тумане. Не помню и половины. В голове громыхало и трещало, бухало и стучало. Меня мотало от стены к стене. Бросало на углы и двери. Под ногами хрустело стекло. Всюду мебель поломанная валялась, потолки на голову рушились….
Вот тебе и праздник. Ну и дали мы с Женькой жару.
Только вот закрыл глаза, а потом будто все куда-то провалилось…..
В школьном фойе стояла разруха. Несло пылью от осыпавшейся штукатурки, порывы ветра сквозь выбитые стекла гуляли сквозняками по коридорам как беззаботные первоклашки.
Взрывом разворотило входные двери. С улицы доносились крики, какой-то неясный грохот и запах дыма от горевшего перед входом грузовика.
Мы скучились в середине комнаты, то и дело, переступая по осколкам стекла, огрызкам кирпича и досок. Лица многих, да и моё, тоже, наверное, были встревожены, некоторые жадно курили, некоторые ссутулившись, оглядывались по сторонам.
Неясность тревожила. Телевидение не работало, радио тоже. Все дома остались без света. Хорошо хоть на дворе стояла теплая майская погода, днем доходило до плюс 20, и ночью тоже было не холодно. Да и до этого ли? Квартал, где была моя квартира, походил на заброшенный пустырь. Среди обломков и торчащих железобетонных колон ходили потерянные люди, пытаясь найти что-нибудь существенное в горах мусора или попытаться откапать кого-нибудь из близких под рухнувшими домами. Собаки, собравшиеся внезапно в многочисленные стаи нападали на одиноко бредущих людей, но получая отпор, несмело ретировались, видимо ещё не до конца оголодав или одичав.
Сейчас уже, наверное, никто толком бы не смог вспомнить с чего всё началось, тем утром 10-го мая. Хотя с момента первых взрывов прошло не более двух недель. Я так точно ничего по этому поводу не скажу. На четвертый день пришли военные. Они не вмешивались в происходящее, только порой, то там, то тут небо освещали светлые полосы трассеров, да глухие взрывы гремели где-то на окраине. На шестой день они выстроились в длинные колонны и направились в сторону севера.
Милиции вовсе не было видно. Магазины, а точнее, что от них осталось, выпотрошили впервые же дни после взрыва. Взрыв был один, а волны две. Первая пролетела так, что все стекла обращенные в сторону завода вылетели напрочь. Шиферные крыши разметало как легкие карточные домики. Ближние дома горели до сих пор, но и строениям которые находились до десяти километров от атакованной зоны, досталось. Трещины на фасадах, черные проемы окон и дверей, поваленные деревья кое-где проломили стены. Говорят ближе к эпицентру стены расплавились и разлились как лужи грязного пластмасса. Я сам не видел, да и желания посмотреть не было.
Вторая волна затянула окрестности пылью и дымом. Так стояло неделю или чуть больше.
Вторая серия взрывов прокатилась по району позавчера. Грохотали взрывы, столбы черного дыма взметались в небо. К вечеру все опять затянуло смогом, и люди высыпали на улицы, где хоть чуть-чуть обдувало ветром.
А с сегодняшнего дня, с самого утра по улицам района стали ездили машины с громкоговорителями, призывая всех лиц мужского населения, ни взирая на возраст прибыть в близлежащие школы.
Так и оказались мы в школе №22, человек окола ста, в основном мужчины ближе к годам сорока. Еще один совершенно седой дед совсем уж древних лет, двое или трое ближе к 60-ти. Так же на входе у школы толпилась группка пацанов лет 18-20. Они и внутрь не заходили и от школы не на шаг. Все испытывали тревогу и неуверенность, это чувствовалось.
В центр вышагнул бодренький мужик лет пятидесяти, в спортивном костюме, серой мятой бейсболке, в стоптанных кроссовках. Он коротко вздохнул:
-Мужики, воду лить не буду. Всё по делу. Враг вошел в город с южной стороны, он уже не далеко, можно сказать здесь уже. Кому кажется, что это шутка или он думает отсидеться – не повезло…. Враг пришел за вашей жизнью и жизнью ваших детей. Через сутки, максимум двое, здесь появятся отряды зачистки. По оставшимся каналам связи передают: всех сгоняют в лагеря-отстойники, мужчин отдельно, женщин отдельно, детей меньше семи лет отдельно. Стреляют по любому случаю. За шаг в сторону, за резкое движение, за неповиновение. Кто думает, что это не так, скоро проверят. Но лучше поверить мне. Из лагерей людей вывозят автомобильным транспортом. Направление неизвестно. Ощущение такое, что планомерно освобождают территорию.
Бодрячок деловито смотрел на людей, смело, казалось, даже нагло заглядывая нам в глаза, пытаясь высмотреть что-то своё, ему одному известное.
Толпа осторожно зашевелилась, зашаталась на месте, откуда-то сзади послышался голос:
-А ты сам-то кто?
Несколько голосов тоже подхватило вопрос, а впереди стоявший дед растерянно попросил у бодрячка документы.
Мужчина еще раз неторопливо оглядел присутствующих и ответил:
-Для вас я Иван Иваныч, звание мое - полковник. В данный момент я представляю только себя и небольшую группу товарищей. Пока всё.
Он по-военному отшагнул в сторону, поправил кепку и продолжил:
-Если есть вопросы, по одному!
Народ опять загалдел, зашевелился, задымил сигаретами, кто-то выкрикнул:
- Это война или террористический акт? Почему спецслужб не видно?
-Так что же делать? Пальцем отстреливаться или автоматы дадут?
-Точно, - поддержали справа. – Хоть бы берданки какие выдали…
- А где армия, почему армия не воюет? Куда наши танки-самолеты подевались?
Полковник внимательно отслеживал тех, кто задает вопросы, но отвечать не спешил. Наконец он удовлетворенно кивнул, поднял вверх руку и толпа смиренно застыла:
-Кто служил в армии? Встаньте слева!
Послышались недовольные голоса, но часть народу, человек около двадцати встали рядом с полковником.
Тот продолжал бодро и уверенно:
-Офицеры есть? Ближе ко мне!
Один, худощавый, на вид 40-42 года, двинулся в его сторону, встал в шаге.
-Звание, должность?
-Майор запаса, связь, релейка, кв, укв, морзе, - виновато улыбнувшись, добавил. – Таким, наверное, уже не пользуются….
Полковник кивнул:
-Кто еще?
Подошли сразу двое. Один коротко обронил:
-Разведка, Чечня. Старший лейтенант.
Второй к чему-то разулыбался:
Капитан – артиллерия, командир батареи, Чечня, обе.
Наблюдая за полковником, я тоже невольно шагнул к нему, но потом замешкался, остановился. Он заметил, кивнул – подходи.
-Лейтенант, инспектор пожарной безопасности, – хрипло выдавил я из себя.
-Хорошо! – полковник дружески тронул меня за плечо, обратился к остальным:
-Если кто думает, что легко стрелять в людей, даже во врагов, то он ошибается. Если кто думает, что легко этих самых врагов победить, то он не прав. Если кто думает, что легко остаться в живых, то он тоже не прав. Для того чтобы остаться в живых надо быть хитрым и осторожным. Надо быть подлым и коварным. Надо быть быстрым и ловким….
Тут к выступающему подошел крупный мужчина, довольно плотный, но не рыхлый. Он перегородил своим телом невысокого полковника, вопросил:
- Так мы вообще-то с кем собрались воевать? А то щас нам на уши присядут, идите, мол, кровь свою отдайте, за царя-батюшку, за президентов-премьеров, а может там нормальные пацаны пришли, с понятиями! – он повернулся, продолжал. – А, полковник, с кем воюем-то? Поясни…
Посмотрев снизу вверх на амбала, полковник, как ни в чем не бывало, стал говорить дальше:
- Надо быть быстрым и ловким. Пользоваться каждым закоулком, каждой щелью, чтобы быть незаметным. Что бы из своего укрытия, норы, окопа метко прицелиться и поразить врага, с одного выстрела, с одного патрона. А то, что перед вами враг, а не «пацаны с понятиями» вы и сами знаете.
«Нормальные пацаны» не бомбят жилые кварталы, не сгоняют жителей как скотину в загоны, не стреляют в безоружных….
Голос его стал злым и хриплым, он смотрел на нас жестко и властно, чуть наклонив вперед упрямый лоб:
- «Нормальные пацаны» не приходят в чужой дом, бряцая оружием, и не наводят в нем свои порядки. А кто они?...
И уже обратившись к амбалу, промолвил:
-У врага нет национальности – он просто враг! А враг должен быть убит. Вот это по понятиям….
Что-то зацепило меня в словах полковника. Я остался. Большая часть людей разошлась по домам. Полковник так и не смог ответить на их вопросы. Только коротко обронил:
-Обоза не будет.
Куда девать семьи, детей, престарелых родителей, всех тех, кому нужна забота и уход? Не было ответов. Люди растерянно глядели друг на друга и надеялись услышать ответы….
На другой день я уже трясся в кузове старенького бортового «Урала». Наша колонна давно проехала Тагил, еще несколько мелких городишек и свернули на Верхотурье. На коленях у меня красовался новехонький вороненый «Абакан», с пластиковыми рифлеными накладками. Эта железяка за всю дорогу, наверное, набила мне на ногах синяков, но я не обращал на это никакого внимания. Время от времени я глядел на свое оружие и тихонько радовался, не знаю почему.
Вчера, после нашей недолгой беседы с полковником, нас вскоре экипировали, выдали оружие, боеприпасы и сухого пайка на трое суток. Получилась увесистая торба. Достаточно тяжелая.
На тех же машинах, что привезли оружие, всех вывезли за город. Метрах в ста от дороги, под самыми соснами, был разбит лагерь из армейских шатров. Они были натыканы в полном беспорядке по всему ближайшему лесу, я насчитал около сорока штук. Каждая рассчитана на десять человек, итого четыреста койко-мест. То есть четыре роты или один полновесный стрелковый батальон.
Костров разжигать не давали, жгли только сухое горючее.
Уже поздно вечером нас построили и объяснили обстановку.
Брошенный нами город многократно превосходящими силами занял противник.
Правительство страны не функционирует должным образом, поэтому власть на местах передана временным военным комитетам, сокращенно ВВК.
Президент страны в
, спасибо!
