самой большой ее «находкой» стала прозрачная стена, разделяющая гостевой зал и кухню. Увидев однажды как их повар, виртуозно и зрелищно, будто артист на сцене, вручную лепит пасту и как ловко вынимает пиццу из старой дровяной печи, она решила во что бы то ни стало это использовать. Собственно это и было их самое большое вложение – переоборудование кухни, центром которой стала традиционная дровяная печь, будто главная декорация, вокруг которой происходило некое действо – создание шедевров неаполитанской кухни. Уже через полгода от клиентов не было отбоя, а их повар, как жонглер играющий продуктами за прозрачной стеной, стал настоящей звездой.
Дела пошли в гору. Окрыленные успехом, Магдалена и Алонзо начали баловать себя дорогими вещами и собирать шумные вечеринки с множеством веселых гостей. Через пару лет они открыли еще один ресторанчик. Магдалена пропадала там целыми днями, лично встречая гостей на уставленной геранью террасе.
Потом родилась Лаура. К этому времени они переехали в просторную квартиру в центре Неаполя. Магдалена полностью погрузилась в свое счастливое материнство, а все заботы бизнеса легли на Алонзо. Ему хотелось большего – он стал мечтать о сети ресторанов. Зарегистрировал бренд – «Остерия Бертони» и начал искать инвесторов. Алонзо постоянно встречался с какими-то людьми, стал часто уезжать в Рим. Магдалена ужасно скучала, но из-за Лауры не могла его сопровождать, как это было раньше. Наконец Алонзо нашел нового партнера и спустя какое-то время ресторан с таким же названием открылся и в Риме. К этому времени родились близнецы. Магдалена совсем отошла от дел, так как дети занимали все ее время. Алонзо перевез их в этот дом – он был очень просторным, здесь для всех было место. Когда-то, ютясь в комнатке над лавкой Андре Бертони, они мечтали о том, как купят дом и будут каждые выходные приглашать туда друзей. Магдалена сама оформила гостиную и террасу, чтобы было удобно собираться большой компанией. Но… компании больше не собирались. Алонзо почти все время проводил в Риме. А когда возвращался, занимался делами двух ресторанчиков в Неаполе. Все его мысли были в бизнесе. Ему постоянно кто-то звонил, он все время куда-то торопился - у него не было и минуты на жену и детей.
Магдалена не обижалась. Она понимала, что все это он делает ради них. Она по-прежнему любила его, скучала и ждала. А в те редкие дни, которые он все же проводил с семьей, она устраивала милые семейные праздники и чувствовала себя счастливой.
Шум подъезжающего автомобиля оторвал ее от воспоминаний. Магдалена поняла, что вернулся Алонзо. Её сердце вздрогнуло – она так ждала его… и так боялась этой встречи.
Раздался стук входной двери.
Уже совсем расцвело. С моря потянуло прохладой и сыростью.
В окне второго этажа, как раз там, где была их спальня, несколько раз мелькнула тень.
Магдалена не двинулась с места. Она буквально почувствовала сердцем растерянность мужа – обычно, когда он возвращался, она мирно спала в их супружеской постели. А сегодня там было холодно и пусто.
Она представила, как он идет по коридору и заглядывает в комнату близнецов – но жены там тоже нет. Алонзо открывает дверь в комнату Лауры - но и там находит лишь крепко спящую дочь.
- Интересно, что он думает сейчас?
Магдалене хотелось, чтобы он заволновался, чтобы сердце его дрогнуло, так же как и ее накануне. Ей захотелось, чтобы он испытал это щемящие чувство – когда теряешь что-то очень важное.
Тень мелькнула в окне столовой. Раздался шорох и Алонзо вышел в сад. Он действительно был растерян. Не сразу заметил Магдалену за изгородью, увитой розами. Постоял какое-то время и неуверенно пошел к беседке.
Магдалена не сводила с него глаз. Её сердце лихорадочно стучало.
- Почему ты здесь? – спросил он уставшим голосом, остановившись у самой изгороди.
- Я не хочу быть одна. – Голос Магдалены звучал ровно, однако напряжение и тревога, будто утренний туман заполнили воздух.
Алонзо молчал какое-то время, отстраненно смотрел куда-то в пустоту.
- Пошли спать, - наконец произнес он, слегка раздраженно.
- Спать? – Магдалена в упор посмотрела на мужа. – Алонзо, уже утро! Ты ничего не хочешь мне сказать?
- Я ничего не собираюсь тебе говорить. – Раздражение нарастало. – Я работаю целыми днями и имею полное право иногда просто расслабиться.
- Алонзо! Ты мог хотя бы предупредить меня! Я волновалась!
- Магдалена, о чем тебе волноваться? – его голос зазвучал резко. - У тебя все есть, посмотри! Все твои подружки завидуют тебе! Я работаю день и ночь именно для того, что бы ты не о чем не волновалась. Этот дом, машина, дорогие вещи, няня, домашняя прислуга – все это я делаю для тебя и для наших детей!
- Алонзо! – перебила его Магдалена, - я волновалась за тебя.
- Я взрослый мужчина. Я вправе проводить время так, как мне нравится.
- Но я и не пытаюсь ограничить твою свободу. Я говорю о своих чувствах – о том, что я люблю тебя и волнуюсь.
- Я тебя умоляю – не надо говорить мне книжные фразы! Ты ревнуешь – так и скажи! Но я был не с женщиной, а с друзьями.
- Ты мог просто ответить на звонок.
- В баре было шумно, - резко и очень холодно ответил Алонзо, после чего развернулся и уверенно пошел к дому.
- Я ужасно хочу спать. Я работаю в отличие от некоторых.
Магдалена не верила своим ушам. Да, в последние месяцы он был очень холоден, они мало общались, Алонзо приходил домой уставшим и нервным. Ужинал молча, пролистывал газеты во время десерта и часто засыпал прямо в гостиной. Но никогда он не был таким чужим и далеким, как сейчас. Он будто специально хотел обидеть ее, смеялся над ее чувствами, не верил в них. И это ранило больше всего. Магдалена почувствовала, как слезы покатились по ее щекам.
После чудовищной недели, полной взаимных упреков и оскорблений, Алонзо надолго уехал в Рим. Он почти не звонил. А на предложения Магдалены приехать к нему с детьми на выходные, сухо отвечал «Не стоит», ссылался на то, что у него слишком много работы. Но Магдалена чувствовала, что это не так. Да и знакомые время от времени говорили о том, что в Риме Алонзо ведет веселую жизнь.
Между тем, в связи с его длительным отсутствием Магдалене пришлось взять на себя управления двумя ресторанами в Неаполе. В одном из них не все было гладко. Но Магдалена с радостью взялась за работу, в надежде отвлечься от тяжелых мыслей. Она то и дело вспоминала тот счастливый период, когда они занимались обустройством своего первого ресторанчика у порта. Он и сейчас был одним из излюбленных мест для туристов и приносил хорошую прибыль. Все сотрудники, которых тогда лично приняла на работу Магдалена, и по сей день работали там. Она приходила в остерию, как к себе домой и ее встречали как самую долгожданную гостью. Марко (тот самый повар) специально для нее готовил какой-нибудь новый салат и ее любимый панна котта со свежей малиной и ежевикой. С каждым предметом здесь были связаны воспоминания, и Магдалена часто замирала у какой-нибудь старинной вещицы, погружаясь в свои теперь уже отнюдь не веселые мысли. Яркие счастливые мгновенья прошлого так сильно отличались от того, что происходило в ее жизни сейчас.
Дом без Алонзо казался пустым и одиноким. Оставив детей с няней, она бежала оттуда, чтобы с головой уйти в работу. Но Алонзо был везде. Каждый уголок Неаполя хранил его образ. В той первой остерии у порта каждая вещь дышала им. А во второй то и дело возникали проблемы, требующие новых решений, и опять все упиралось в Алонзо - без него Магдалена таких решений принимать не могла ни юридически, ни морально. Приходилось вновь и вновь звонить ему в Рим, а он лишь злился. Он был уверен, что жена специально выискивает разные причины для звонков и таким образом пытается контролировать его жизнь. В результате проблем в бизнесе становилось все больше, а спокойствия и взаимопонимания все меньше.
Через два месяца у Магдалены случился нервный срыв. Их семейный врач настоял на госпитализации. В состоянии сильного нервного истощения ее поместили в одну из клиник в тихом зеленом уголке Неаполя. Магдалена попросила, чтобы к ней пускали только детей и самых близких родственников. Она ни кого не хотела видеть. То ли под действием лекарств, то ли и в самом деле от невыносимой усталости, накопившейся за последние недели, женщина постоянно хотела спать. Стоило только прислонить голову к подушке, как мир становился совсем другим.
Ей снилось, как она еще юной девчонкой спускается к набережной и по огромным валунам подходит к самой воде. Но волны – такие холодные! От ледяной воды по телу идет дрожь. Магдалена поднимает взор и видит, как над морем летят белые снежинки. Их все больше и больше. И вот уже почти ничего не видно. Снег в Неаполе случается не часто. Но эти сны были переполнены снегом. Он был повсюду. Из-за него море превращалось в белую бесконечность. Он покрывал угловатые валуны на набережной, и крыши, и непривычно голые ветви деревьев. Иногда в этих странных снах Магдалена пыталась бежать. Но вокруг был серый зимний лес. И заснеженные ветви то и дело хлестали по лицу. Эти сны были полны холода и одиночества. Но они были полны и какого-то внутреннего покоя. И силы. Устав бродить по заснеженным просторам, замерев в потоке бесконечных снежинок, Магдалена погружалась в странное состояние – все ее чувства и мысли будто засыпали. И этот необычный сон во сне приносил ей облегчение и успокоение.
- Магдалена, у меня такое чувство, что вы находитесь в состоянии анабиоза – сказал ей психотерапевт на одном из сеансов. – Все замерло в вас и ждет какого-то сигнала…
- Возможно. – Безразлично ответила Магдалена, даже не взглянув на доктора.
- И чего же вы ждете?
«Чего я жду? – Магдалена молча смотрела на белую дверь, отделявшую ее палату от коридора клиники. - Чего я жду?...»
- Я жду, что эта дверь сейчас откроется. И я увижу Алонзо. Он нужен мне. Чтобы жить.
Да, она ждала именно его. Все эти нескончаемые дни в клинике Магдалена ждала, когда он, взволнованный, войдет в ее палату, когда он обнимет ее, попросит прощения за ту боль, которую причинил ей. Она ждала его раскаяний. Его испуга за ее здоровье. Его присутствия, в конце концов.
Но Алонзо не приходил. И даже не звонил. Лишь однажды посыльный принес стандартный букет от него и крошечную открытку, на которой было напечатано «Выздоравливай». И больше – ничего.
5.
К лету старуха умерла.
Марию охватила глубокая тоска. Два или три месяца не выбиралась она из лесной глуши. Все сидела неподалеку от своей землянки, все смотрела куда-то сквозь частые деревья и листву, словно пытаясь увидеть тот, другой мир, в который как-то поздним вечером ушла старуха-ведунья.
А под осень ее, наоборот, нестерпимо потянуло к людям. Повадилась она уходить из своей землянки надолго, в большое село, то самое, где был дом Корнильевых. Ходила по улицам, все схватывала, все запоминала – кто с кем дружит, кто как смотрит, куда ходит, что в сердце носит. Сядет иной раз у развилки, что почти в центре села и до-о-олго сидит, провожая глазами прохожих.
Там и заприметила ее работница Корнильевых, что приезжала к ним зимой. Узнала, обрадовалась, стала в дом звать. Когда накормит горячей
