Сквозь тернии

свете зачтётся, а ещё вспомнила, как врунов наказывали в царские времена: приводили на центральную площадь, сгоняли народ и прилюдно заливали в рот лжецу расплавленный свинец!
Яська на силу проглотил последнюю ложку и поскорее ретировался прочь – ну её эту бабушку, с её кровожадными примерами. И без того жути навалом. Не хватало ещё, чтобы лгуны средневековые ночью привиделись с открытыми ртами, прожженными насквозь глотками и выпученными от боли глазами.
Яська помотал головой, силясь избавиться от плохих мыслей, и с разбегу брыкнулся на кровать. Радовало одно: одежда успела просохнуть и бабушка не привязалась ещё и с этим.
То ли бессонная ночь сказалась, то ли прогулка на свежем воздухе, то ли сытный обед, – но Яська понял, что засыпает. С потолка спустилась сказочная дрёма и раскинула своё цветастое покрывало.
Яська вспомнил про смешного человечка по имени Оле Лукойе. Тот всегда приходил к детям перед сном и раскрывал один из своих зонтов. Один зонтик был цветным, усеянным сказочными картинками, – он предназначался для хороших мальчиков и девочек, которые во всём слушаются старших, не врут и не дерзят. Таким деткам по ночам снились сказочные сны. А другой – для озорников и врунишек, на вроде Яськи. Этот зонтик был чёрно-белым, как были блеклы и скучны их сны. Если вообще были.
Засыпая, Яська подумал: за что Оле Лукойе мог так на него взъесться? Чем он хуже других?.. Да, не подарок – бабушка любит так говаривать, – но и нечета тому же Ищенко и его шайке. Что же тогда снится по ночам им? И что за зонтик открывают над их твёрдыми лбами?
Оле Лукойе явился под переливчатую трель соловья. Он спустился по солнечным лучам, что пробивались в щель между оконной рамой и не задёрнутой шторкой – будто по ступенькам. Коснулся лакированной туфелькой с загнутым носком пола, тут же приставил вторую ногу. Поклонился и смешно опёрся на оба зонтика.
Яська улыбнулся, изучая наряд человечка. Колпак с помпоном и тремя пуговицами, пришитыми одна над другой на линии переносицы. Длинный камзол с высоким воротником и белыми манжетами, застёгнутый на все пряжки. На ногах – чулочки выше колен, как у аристократа, и некое подобие современных бридж.
Оле лукаво улыбнулся и заговорил, чуть склонив голову на бок:
- Яська, а почему ты думаешь, что всё дело именно во мне?
Яська пожал плечами.
- Ну, ведь вы же повелеваете снами.
Человечек подбоченился.
- Э, нет. Тут вы, молодой человек, не правы. Я просто рассказываю детям сказки, которые они потом видят во сне. То же, что видишь ты, – не похоже ни на одну из моих сказок. Это вообще ни на что не похоже, если только... – Оле задумался, сунул зонтики под мышки обеих рук – видимо по привычке.
- Что, «если что»? – шёпотом спросил Яська.
- Если только к тебе не зачастил мой тёмный братец, – ответил Оле без тени улыбки. – Плохо, когда он является к маленьким детям, вроде тебя. Очень плохо. Это означает, что тебя ждёт Путь – и никуда от этого не деться.
- Ваш брат? – удивился Яська. – Я ничего о нём не слышал. Простите...
- За что же ты просишь прощения? – усмехнулся Оле, подходя ближе. – Мальчишкам, вроде тебя, не нужно знать про него, потому что он приходит с той стороны, чтобы вложить в ладонь обречённого метку. Чёрную метку.
- С той стороны? – Яська побледнел. – Из-за Молочной Реки?
Оле нахмурился.
- Ты знаешь про неё?
Яська кивнул.
- Плохо, – Оле Лукойе присел на край постели. – И когда это началось? Как давно ты «прозрел»? В смысле, вышел на Путь?
- Полгода назад. Меня заперли в подвале котельной. Потом случился обвал, но мне помогла маленькая девочка. Она показала, как «плыть», и мы направились к Мосту, потому что на нём расположена развязка – грань между разными мирами. Потом, правда, мы расстались. Она не могла пойти со мной, потому что... Потому что она была мёртвой.
Яська потупил взор.
- Вон оно значит как, – вздохнул Оле. – Мой брат такой. Он не щадит ни стара, ни млада – приходит, как только Тьма кликнет его.
- Это его рисуют в капюшоне и с косой?
Оле Лукойе рассмеялся.
- Вовсе нет. Так изображают Смерть – забирает именно она. Мой брат просто даёт понять: пришло время выйти на Путь. А уж как быть дальше, каждый решает для себя сам.
- Значит, это он указал Путь той девочке? Она говорила, что побежала за кошкой и больше не вернулась.
Оле Лукойе помолчал. Потом спросил:
- Тоскуешь по ней?
Яська кивнул.
- Плохо, что я даже не знаю её имени. Когда есть имя, хранится и память о человеке. А без имени – не пойми что выходит... Как будто выдумал всё.
- Не расстраивайся, – успокоил Оле Лукойе. – Ведь у вас всё относительно. Я покажу тебе, как её увели. Ты должен познать истину.
- Увели? Какую ещё истину???
Оле Лукой поднялся, молча раскрыл над Яськиной головой цветной зонтик, следом – чёрно-белый. Яська тут же куда-то провалился. В его голове звучал лишь голос сказочного человечка:
- Сны вовсе не вымысел. Они являются частью реальности. В них сокрыта истина, которую большинство индивидов гонят прочь, не в силах постичь. Смотри же на реальное и нереальное, что соприкоснулось друг с дружкой, породив материю!
...Яська очутился в больничной палате. Посреди комнаты стояло странное кресло с вытянутыми ручками, оканчивающимися некоим подобием скоб. Оно отдаленно напоминало кресло дантиста, но и впрямь лишь отдалённо. Ещё на нём кто-то лежал.
Под потолком мерцали раскалённые трубки. Что-то противно пищало, всякий раз неизменно отзываясь в груди щекочущим страхом. Со всех сторон напирали зелёные стены.
У кресла столпились люди в белых халатах, шапочках и марлевых повязках на лицах – всего трое. На руках у каждого – резиновые перчатки.
Яська нерешительно подошёл ближе. Выглянул из-за спин, непроизвольно вздрогнул, издав тонюсенький писк, который тут же прервался. От увиденного моментально пересохло в горле, а перед глазами поплыло марево.
Яська взмахнул руками, силясь сохранить равновесие; отступил к стене.
На него не обращали внимания, словно его тут и не было. Молоденькая медсестра склонилась над стеклянным стеллажом, чем-то зазвенела в выдвинутом ящике; спустя мгновение, выудила из темноты ампулу; сжала поблескивающее стекло трясущимися пальцами.
- Что это? – прохрипел Яська. – Зачем вы мучаете маму?
Медсестра вздрогнула. Испуганно огляделась по сторонам. Посмотрела мимо Яськи на стену. Глубоко вдохнула, побрела, покачиваясь, к своим коллегам.
Яська двинул следом.
Он остановился напротив спящей в кресле мамы и сказал:
- Мама, что они с тобой делают?
Мама не ответила. Её скрюченное тело с разведёнными ногами опутывали разноцветные провода и трубочки. В последних бурлило что-то бордовое и вязкое. Яська вытянул шею. Дико заверещал, увидев мамин живот – тот был огромен: внутри него что-то завелось!
Врачи огляделись по сторонам.
- Кажется, ребёнок... – сказал фальцетом ближний.
- Держите себя в руках! – Это седовласый со скальпелем – он стоял ближе всех к маме. – Здесь никого нет! За дело. Живо!
- Но я тоже что-то слышала, – возразила медсестра с ампулой. – Мне не могло показаться!
- Лекарство, – сухо приказал седовласый, протягивая руку.
- Господи, что мы такое творим! – послышалось с другой стороны.
Яська увидел ещё одного – он склонился у двери. Неясная тень с пляшущими белками глаз.
- Мы избавляем себя от ненужных проблем, – монотонно ответил седовласый, надламывая ампулу.
- А что если она знает про двойню? – Это снова фальцет.
Седовласый нахмурился.
- Я наблюдал её с момента начала беременности. Знаете, сейчас очень часто встречаются семейные пары, которые не хотят заранее узнавать пол ребёнка, – они отказываются от результатов УЗИ и просят ничего им не говорить. Только общую информацию, как развивается плод.
Яська глянул на фальцета – тот был явно на грани.
- Ну как же так! Неужели нечего нельзя сделать?!
- Нужно было в институте на лекциях сидеть, а не с дружками по бабам шляться! – Седовласый отвернулся. – Не случись вашей ошибки, ничего этого сейчас бы не было! Хотя, как знать...
Мелькнул огромный шприц, скальпель, зажим.
- Мама! – Яська бросился на нелюдей, не понимая, что такое вообще происходит. – Мама, очнись!
Врачи растворились, словно их не было и в помине, а самого Яську встретила твёрдая стена. Из глаз полетели искры, в носу потеплело, закапало...
- Чёртов шельма! – выругался седовласый за спиной. – Кто впустил сюда эту тварь?!
Яська резко обернулся. Глянул в противоположную сторону, силясь унять стремительную карусель в голове. Врачи застыли на прежних местах – он прошёл сквозь них, ничуть не задев!
- Мамочка... – пропищал испуганный Яська, пытаясь подняться. – Мамочка, проснись... и пойдём отсюда. Слышишь, мамочка?! Эти люди плохие! Это они убили её, а вовсе не Тьма!
Под креслом метнулась тень.
Яська замер.
- Лови, лови его! – слышалось от двери.
Фальцет ползал на карачках под креслом, нервно ксыкал. Седовласый оглядывался по сторонам, натужно сопел. Медсестра наматывала на локоть розовый жгут.
Яська пополз вперёд.
Из-под кресла, как по команде, выскочил огромный кот. Сверкнул глазами, точно поезд во тьме, и злобно зашипел на Яську.
- Вон он, сзади! – скомандовал седовласый. – Да вон же, дубина!
Кот замер, уставился на Яську, что-то припоминая. Потом открыл усеянную клыками пасть и жутко зашипел. Яська машинально пополз назад. А пасть всё увеличивалась в размерах, будто кот был резиновый! Всё больше, больше и больше... Вот уже глаза оказались на макушке, а уши и вовсе на месте лопаток.
Внезапно Яська понял, что перед ним застыл вовсе не кот, а какая-то жуткая тварь из ночных кошмаров, в большей степени походящая не то на птицу, не то на летучую мышь, не то на что-то ещё, что и не обзовёшь никак на нормальном человеческом языке.
Из пасти существа сквозило гнилью и потусторонним холодом.
Яська дёрнулся назад, а тварь сгорбилась, так что стала похожа на куль чего-то мерзко пахнущего, и прошипела человеческим голосом:
- Ты забыл, где твоё место? Напомнить?..
Яська зажмурился. Он, конечно, понимал, что так от существа не отделаться, но всё равно ничего не мог с собой поделать. Организм снова перешёл во власть слепых инстинктов, так что с этим оставалось только смириться.
- А ну иди сюда, мерзкое животное! – разорялся совсем рядом фальцет. – Киса-киса-киса...
- За хвоста его, за хвоста! – подначивал вошедший в раж седовласый.
- У пациентки обильное кровотечение! – визжала медсестра. – Скорее сюда, я не знаю что делать!
Яська тотчас открыл глаза.
- Мама... – прошептал он враз севшим голосом. Подался вперёд. Еле успел замереть, потому что, куда не глянь, раскинулась бездна. Островок со спящей в кресле мамой и её мучителями медленно удалялся, теряясь за радужной оболочкой взмывающего вверх пузыря. Стены осыпались, как пепел. Потолок с хищными лампами поглотила сизая дымка. Кафель на полу вздулся, потрескался, порос ржавой коростой.
Яська вскочил на ноги, сделал пару шагов, глянул вниз. Ничего! Только спиральная облачность со вспышками далеких зарниц в центе. В звенящей тишине гнусаво промяукали. Яська вздрогнул. Медленно оторвал взор от волнующейся под ногами материи. Кот сидел на самом краю уплывающего прочь островка и умывался лапой. Он не сводил хищного взора с лица трясущегося Яськи. Потом всё же оторвался от своего занятия и прошипел:
-