даму-секретаря ещё на месте.
Указав пальцем на дверь, я поинтересовался, на месте ли хозяин и получил лаконичный ответ – нет! Затем, я попытался вовлечь даму в разговор и поинтересовался - куда подевалась девушка, которая здесь работала? Получив в ответ холодное – не знаю, я решил подойти к этому же вопросу с другой стороны.
Мне, только в процессе разговора с секретаршей, пришло в голову - кто, как не наша Валя-секретарь лучше всех может быть осведомлена о последних днях нашего офиса, тем более что, идя по коридору, я не встретил ни одного человека, с которым бы я раньше работал.
Получается, новые хозяева сменили весь персонал, посадив на место моих сотрудников, своих.
- Понимаете, - начал я сокрушённо, - она мне должна очень приличную сумму денег, ну… понимаете, так получилось. Я ей занял, вот теперь… вы не могли бы подсказать её домашний адрес.
По-видимому, слово деньги, на даму действовали магически и, произнеся презрительно-оскорбительным тоном, - этой фифе? Нашли, кому занимать…
Вероятно, она запомнила, что я, в будущем, серьёзный потенциальный заказчик, и решила со мной быть вежливо-услужливой.
- Подождите одну минуту. Я, где-то записывала, на всякий случай, её домашний адрес, понимаете, мало ли, что. Вдруг хозяину понадобиться уточнить некоторые вопросы… Ответы, на которые может знать только она.
- Конечно, конечно. Я вас прекрасно понимаю, - решил я подольститься. Хорошие работники, тем более такие преданные и пекущиеся о благополучии своего хозяина, как вы, сейчас исключительная редкость… Я, вот, тоже ищу себе такую же, но, увы! Не могу найти. Если надумаете поменять место работы – милости прошу ко мне, не пожалеете, - добил я её последними медовыми словами.
Она зарделась от похвалы и мгновенно, словно волшебник, выдвинув один из ящиков стола, нашла не только домашний адрес Валентины, но и номер её домашнего телефона.
Расшаркавшись, как истинный джентльмен, и поцеловав на прощание засмущавшейся даме ручку я, по-моему, окончательно завоевав её доверие, ретировался.
Остановив такси, я, не теряя времени понапрасну, решил поехать к Валентине и кое о чём расспросить её. Я был уверен, она не только не выдаст меня, но и расскажет всё, что происходило с моим бизнесом в моё отсутствие. И я, и Всеволод, мы оба доверяли ей.
На мой настойчивый звонок, вышла не Валя, а какая-то женщина, лет пятидесяти с хвостиком, но неуловимо чем-то похожая на неё. Я догадался, что это её мать или, по крайней мере, её родственница.
Такая же, как Валя, темноволосая, с глазами, цвета тёмного шоколада и по-юношески стройной фигурой. Она была очень похожа на цыганку или на гречанку. Знаете на ту, что Стенька Разин бросает за борт лодки в набежавшую волну. Я вежливо поздоровался, извинился за несвоевременное беспокойство и, после всех этих дипломатических реверансов, поинтересовался, могу ли я поговорить с Валей, на что получил совершенно неожиданный ответ:
- Нет. Она здесь не живёт и… скорее всего, больше жить не будет.
- Как, так? – ошеломлённо пробормотал я. - Она моя бывшая сотрудница и, я порылся в кармане, вот её адрес… мне в канцелярии его дали…
- Раньше, до свадьбы, да, это действительно был её адрес, а сейчас… ищите её в Челябинске. Она вместе с мужем туда уехала.
- Если бы я знал, - быстро нашёлся я, - я бы обязательно к ней заскочил. Я, вот, только на днях вернулся из тех, краёв… какая жалость. Мне очень нужно было с ней поговорить, может быть, вы сможете мне помочь?
- Странно…Чем же я-то могу вам помочь? Я не Валя… я… её мать.
- Знаете, я хотел у неё расспросить, как так получилось, что она уволилась в моё отсутствие и по какой причине? Может вам она что-нибудь рассказывала, - с надеждой в голосе произнёс я.
Женщина на какое-то мгновение задумалась, а затем, отступив в сторону, пригласила меня войти.
Мы прошли в небольшую, тщательно прибранную комнату с обязательным телевизором на тумбочке и персидским ковром над диваном. Пол был застелен домоткаными дорожками красивой расцветки, а посредине стоял круглый небольшой стол, застеленный скатертью с каким-то затейливым орнаментом. Сколько я ни пытался в нём разобраться, у меня ничего не получилось: какие-то ромбики переплетались с кружочками и квадратами, а всё это было оплетено, насколько я понял, ветвью какого-то тропического дерева.
Не успел я сесть на диван, как ко мне на колени запрыгнула лохматая двухцветная кошка и, начав тереться о мой пиджак, громко замурлыкала.
- Варька, а ну брысь! Она линяет, - почему-то обеспокоилась хозяйка, - так, что, вы гоните её от себя, а то шерсти налипнет на костюм…
- Ничего, ничего, пусть сидит… милая кошечка… - я почесал её за ушком.
По-видимому, моё поведение понравилось хозяйке, и она, сев на стул, вопросительно посмотрела на меня, казалось, она чего-то ждала от меня. Тут я спохватился...
- Оо-о, простите, - прижав руку к груди, поднялся я с дивана, - простите мою бестактность, я не представился. Разрешите исправить мой пробел в воспитании…
- Никогда не поздно исправиться, - женщина мило улыбнулась.
* * *
Мне очень понравилась Алина Вячеславовна, Валина мама. Мы с ней долго беседовали, а потом, ещё и пили хорошо заваренный на травах, вкусный, чуть-чуть отдающий мятой, чай.
Ушёл я от неё часов в восемь вечера, но зато наполненный впечатлениями о последних днях работы Валентины и по какой причине я не увидел на рабочих местах свою, тщательно подобранную команду.
Ира уже была дома, а на столе меня ждала любимая мной, аппетитная яичница с беконом и свежая зелень. Украшала стол запотевшая бутылка Боржоми.
- Ты, где так задержался? Что, я тебе уже надоела? Воспользовался моей добротой, и я уже больше не нужна, к другой полетел? – тоном сварливой жены упрекнула меня Ирка и взглянула на мой пиджак с прилипшими кошачьими волосами.
Я, как верный и любящий муж, рассказал ей о своих «похождениях» и пожаловался - у меня ноги гудят от бесконечного занятия шагистикой… - И, чтобы всё ей было до конца понятно, добавил - плохо быть без седушки с колёсами под мягким местом. - Знаешь, за время нахождения «на зоне» я как-то не отвык от хороших автомобилей. Жаль, что я не могу воспользоваться своей хондой.
- Алексей, я вот посмотрела на тебя, послушала, и подумала, - в твои ли годы, так говорить?
- В мои, в мои… - Ты знаешь, что мне бабушка постоянно твердила? Не знаешь. Так вот, я тебе скажу. – А, твердила моя любимая бабушка и вбивала в голову старую, старую мудрость - «Не побережёшься в молодости, в старости уже нечего будет беречь»… – Ну, что скажешь на это, дорогуша?
- А то скажу, мой дорогой, что, если не будешь двигаться, то заплывёшь жирком, и не будут тебя девушки любить… - Представляешь, горе-то, какое для меня!
- Но, ты же меня любишь, сама как-то во сне призналась, разве нет?
- Во-первых, ты ещё не превратился в жирного, толстого борова, а во-вторых…
- Что, во-вторых? Пожалуйста, уж договаривай, добивай «слабого» мужчину и я, схватив её в охапку, закружил по комнате.
- Отпусти меня, немедленно! - смеясь, приказала она. - Немедленно отпусти… нахал бессовестный! Ишь ты, я, видите ли, во сне ему призналась в любви.
- Не отпущу, пока не скажешь что, во-вторых.
- А, во-вторых, - она лукаво улыбнулась, - а, во-вторых… я пошутила. Любят не за что-то: не за ум или красоту, не за накачанные бицепсы и не… в общем, любят, потому что, любят. - Разве ты не обращал внимания на некоторые семейные пары – она, такая красавица, или он, а рядом с ней, ну, или с ним – смотреть не на что, а ведь всю жизнь вместе, у них, понимаешь – любо-о-вь! Вдумайся в это слово – ЛЮБОВЬ!
- А-а… так это у нас тоже так, - решил я поддеть её, - значит, рядом с тобой живёт красавец мужчина, с прекрасной, холёной бородой, а ты…
Я не успел закончить, как в меня полетела подушка, затем, последовала вторая…
- Это, я то – смотреть не на что, да? – Я, да? Да я, если захочу…
Она не успела договорить, чтобы она захотела, если бы… потому что, я вновь обхватил её, крепко прижал к себе и закрыл её сладкий ротик поцелуем. Она попыталась вырваться из моих объятий, а потом странно притихла, а ещё через мгновение… стала отвечать мне встречными поцелуями… и мы закончили наш «семейный» разговор на разобранном в одно мгновение, диване.
Когда Ирка закончила изображать из себя наездника, а я довольную лошадку… после новой, шуточно-сладкой перепалки я, уже вполне серьёзно спросил Ирку:
- Ириш, в твоём удостоверении какая специальность указана, журналист или менеджер? Я, конечно, не разбираюсь в вашей специфике, но…
- Менеджер. А, что? Для тебя так важно, какую должность я занимаю?
- Для меня, нет, но… для дела… Ты можешь сделать так, чтобы ты стала журналистом или корреспондентом… ну, или что-то в этом роде?
- Странная просьба, ты не находишь, Алексей? Ии-и, зачем тебе это нужно?
- Зачем, зачем… затем! Мне нужно, чтобы ты, под видом журналиста, пошла в районный отдел милиции к следователю Кондратьеву, ты его должна помнить. Ну, тот, который вёл моё дело, и узнала адреса и фамилии свидетелей… короче, все данные по ним: домашние адреса, место работы… ну, и…
Пока я говорил, Ирина, повернувшись ко мне, с любопытством, а затем уже с нескрываемым интересом, стала слушать меня. Глаза её заблестели сыщицким азартом и она, перебив меня, произнесла с придыханием - как ин-тере-сно… Ты хочешь, чтобы я всё это сделала для твоего расследования?
- Да, дорогая, - ответил я, донельзя изумлённый её догадливостью.
- Вот здорово-то, как! Лёш, а зачем менять удостоверение? Я и со своим удостоверением, гожусь для такого дела, - она, о чём-то думая, немного помолчала… - Лёша, я ему скажу, что собираюсь писать книгу… - У меня же удостоверение работника Союза писателей… Ты видел моё удостоверение, нет?
- Ты думаешь, он поверит? – с сомнением посмотрел я на Ирку.
- Ого, ещё как поверит, - и, говоря эти слова, загадочно улыбнулась.
Не долго, думая, я поднёс кулак к её хорошенькому, с четырьмя конопушками носику, - вот это видишь? - спросил я с угрозой. – Только вздумай!
- Лёшенька, дорогой, ты совсем не так меня понял… это же… это же…
- Я всё правильно понял. – Нечего другим мужикам глазки строить!
- Алексей, да ну тебя, это же для дела, - и обиженно надула губки.
Ну, разве можно было долго сердиться на неё. Конечно, нет. И я попросил у неё прощения.
Почему-то, во всех наших небольших разногласиях, всегда виновным оказывался я, и мне же приходилось просить у неё прощения. Но, я не обижался, мне это даже нравилось. Я, в качестве прощения, получал поцелуй.
Она ещё немного пообижалась, а потом, прильнув ко мне, прошептала: «Фу, противный. Ну, почему я не могу долго сердиться на тебя?» - и закончила свою речь поцелуем.
Я разомлел от ласки и совсем уж собрался быстренько закруглить наш разговор и приступить к более «приятному делу», но она не дала мне такой возможности. Затормошив меня, она произнесла - «Эй, нечего глазки прятать, ишь, замаслились… ты, ещё должен мне рассказать, как твоя фирма перешла в чужие руки… - Дорогой, вспомни, ты только сказал, что был у матери Валентины, а саму суть разговора с ней, ты мне не рассказал».
- Да, зачем это тебе надо? -
