в лапах страха

тебе так приятнее будет...
- Вот и зря.
- Серьёзно? – усмехнулась Женя, допивая сок. – Ладно, сами разбирайтесь, голубки.
Светка ничего не ответила, только закатила глаза.
- Так вот, чего я придумала, – заговорщически зашептала Женька, двигаясь ближе к подруге, чтобы не дай бог кто не подслушал. – К чёрту эту школьную дискотеку! Тут всё равно оторваться по-настоящему никто не позволит – учителей понаползёт тьма, да и завучи эти... Что б их под тот же поезд!
- Оторваться?.. – испуганно переспросила Светка, недоверчиво посматривая на раскрасневшуюся подружку. – Что ты имеешь в виду под этим «оторваться»?
Женя вздохнула, покачала головой.
- Травку там покурить, пивком закинуться, с мальчиками потусить.
У Светки отвисла челюсть. Она попыталась что-нибудь возразить, но слова липли к пересохшему нёбу, не желая слетать с языка.
- Чё, повелась? – Женя расплылась в самодовольной улыбке, явно наслаждаясь тем, как запросто удалось развести доверчивую подругу. – Да шучу я.
- И совсем не смешно, – давясь, прохрипела Светка.
Женя вновь отмахнулась.
- Просто не нравится мне, когда по любому поводу, или совсем без повода, перед тобой вырастает кто-нибудь из этих тюремщиков Освенцима. Будто мы прав никаких не имеем, пускай и на территории школы!
- Чего?
- Вот не пойму, ты действительно настолько отсталая или просто прикидываешься? – Женя явно теряла терпение. – Просто же всё: раз твои предки до самой ночи не вернуться, так мы у тебя на хате и гульнём! Тем более, райончик-то у вас тихий! Там, вообще, живёт ещё кто?
Светка вздохнула.
- Да уж, тихий... – сказала она вслух, мысленно представляя Аллу Борисовну, нависшую трамвайной дугой над замочной скважиной.
- Ну так как? – ангельским голоском пропела Женя, желая вконец удобрить подругу. – Я тут ещё кое-кого подговорю из старших классов... чтобы они тоже на диско забили.
- Ты с ума сошла? – вспыхнула Светка.
Женя нетерпеливо затрясла чёлкой.
- Я же про парней тебе говорю, а не про монстров каких! А то уже больно смотреть, как ты за этим полуфабрикатом бегаешь.
- За каким ещё полуфабрикатом?
- Да за Олегом своим! – фыркнула Женя. – Правила хорошего тона, мир во всём мире, забота о братьях наших меньших...
- Прекрати!
- А чего?.. Неужели на нем весь свет клином сошёлся?! Тоже мне, редкий вид!
Светка побагровела, но постаралась сдержать эмоции.
- Ну, так что скажешь? – продолжила напирать Женя. – По рукам?
- Конечно, нет! – Светка попыталась встать, но ей снова не удалось этого сделать: Женька вцепилась в локоть, точно оголодавший клещ.
- Ну чего ты ломаешься? Знаешь, как здорово будет! Я даже жрачку на себя возьму. Ну и остальное всё тоже... С тебя только хата!
«Ба! – думала Светка, попутно силясь избавиться от Женькиных «присосок». – Если такие жертвы, то и впрямь намечается что-то выходящее за рамки приличия!»
- Нет, – решительно заявила она вслух, окончательно высвободив руку. – У меня же маленький брат дома и...
Светка вдруг осеклась, принялась отрешённо заламывать пальцы.
- И... – Протянула Женя, призывая подругу договаривать фразу.
- И всё равно нет! – заявила Светка, отбегая от стола, дабы окончательно избавиться от Женькиных словесных пут. – Вдруг Глеб с Мариной вернутся раньше обещанного – мне тогда точно конец!
Женя хлопала длинными ресницами, глядя в спину подруги. Затем отвернулась и закусила фалангу указательного пальца.
- Ну, это мы ещё посмотрим, кто кого... – игриво промурлыкала она себе под нос. – Я ведь и сюрприз могу устроить. ИИИИИНТЕРЕСНО.

5.

- Я вам честное слово даю: у них в квартире чудище закрыто! – Алла Борисовна восседала в своём закутке наподобие древнеегипетского фараона и благоговейно обмахивалась измусоленным номером «Спидинфо». – Я сама слышала, как оно там весь день бесится и на дверь кидается!
- Ну, не преувеличивайте, Алла Борисовна, – добродушно прокартавил Герман Полиграфович, стараясь не прищемить в дверях свой тромбон. – Ну какое может быть в наше цивилизованное время чудовище? Тем более в квартире таких милейших людей. У них ведь дети как-никак.
- А я вам про что толкую, – Алла Борисовна привстала со своего постамента и, вытянув шею, попыталась отыскать глазами собеседника. – Ой, Герман Полиграфович, вы там, смотрите, поаккуратнее с дверью. Вчера только новый домофон установили. Просили не хлопать, почём зря, а то что-то там, не то повиснуть, не то обвиснуть может...
- «Зависнуть», Алла Борисовна, – Герман Полиграфович кое-как совладал с тугим рычагом гидравлического амортизатора, возник перед консьержкой во всей своей красе: в распахнутом пальто, вязаном шарфе и лакированных туфлях с узкими носами. – Они обычно могут «зависнуть», – так, кажется, выражается тривиальное поколение «некст».
- Конечно-конечно! – расплылась в улыбке Алла Борисовна, стараясь и так и эдак вывернуться перед престарелым музыкантом. – Всё забываю это новомодное словечко. А вы, Герман Полиграфович, я смотрю, не отстаёте от жизни!
- Да уж куда мне, с моим-то радикулитом за временем гоняться.
- Ох, как вы это верно подметили!
Герман Полиграфович замер перед консьержкой, благородно улыбнулся, демонстрируя редкие зубы. Он обнял футляр тромбона, словно ребёнка, поправил миниатюрные очки-кругляши и, кивком головы, откинул с высокого лба седые кудряшки волос.
- Это не я, – принялся хорохориться истинный джентльмен, – это всё великий и могучий!
- Да ну! – оскалилась в ответ Алла Борисовна. – А кто же он такой? В моей-то газетенке, поди, такого умника и не сыщешь...
Герман Полиграфович застыл, точно изваяние, но тут же взял себя в руки и принялся выкручиваться, стараясь выставить всё так, чтобы его скалящаяся собеседница, чего доброго, не заподозрила собственной безграмотности.
- Да живал в старину на Руси один достопочтенный философ. Правда, лет с тех пор минуло предостаточно. Любил он говаривать на людях – и, надо признать, делал он это очень толково. О мировом порядке мог поведать, в историю капнуть, а то и о строении Вселенной задуматься. И всё выходило у него чин-чином. Только, вот, застенчивым был наш философ от рождения, а потому на все овации и похвалы в свой адрес отвечал просто: мол, извините, судари, но не моего разума сие мысли, да и куда мне, с моим-то скудным мышлением, с великими умами тягаться. Не под стать, значит. Так вот и не дошло его славное имя до наших дней, Алла Борисовна, потому что он всё на других ссылался, а жаль. Не то, какое бы подспорье для наших современных мыслителей было бы.
Консьержка аж всплакнула от подобных изречений: принялась усердно растирать крокодиловы слёзы по лоснящимся щекам.
- Ох, Герман Полиграфович, век бы вас слушала... Чем на этих пустобрёхов в телевизоре смотреть! Залезут на трибуну и ну из кожи лезть вон, будто наизнанку вывернуться хотят! Или вот эту гадость взять... – И Алла Борисовна постучала о стол толстым свёртком «Спидинфо». – Дрянь несусветная, а ведь больше нечего и не остаётся!
- Ну, полноте вам, Алла Борисовна, – тут же засуетился Герман Полиграфович, стараясь поскорее сменить интеллектуальную тему на что-нибудь попроще. – Так что вы на счёт чудовища говорили?
- Вот-вот! – воспряла духом консьержка. – Детей полна квартира, так они ещё эту крысу-переростка откуда-то приволокли: мол, ей жить негде!
- Подождите, Алла Борисовна, что за крыса такая? Вы вроде говорили в начале: бесится, кидается – разве крысу услышишь, если она по квартире бегать удумает?
Консьержка всплеснула руками.
- Ну, Герман Полиграфович, вы же сами только что мне лекцию по культуре речи читали, а сами никак не поймёте – ведь это я всё образно выражаюсь. Ну какая может быть крыса? Пёс там! Злобный, гадкий, слюнявый кабель!
- Ах, вон оно, как получается! – улыбнулся Герман Полиграфович, ставя тромбон на пол рядом с собой. – Признаться, что-то уж я совсем дурачка свалял, простите.
- Ой, господи, да я тоже хороша, – отмахнулась Алла Борисовна. – Напустила туману... Так ведь образованные люди нынче говорят?
Герман Полиграфович благосклонно кивнул, после чего консьержка и вовсе растаяла, превратившись в довольного всем миром крокодила.
- И что же там у них за собака?
- Ох... – Алла Борисовна напряглась в попытке расшевелить престарелые извилины, однако быстро сдалась и принялась спешно перелистывать страницы многострадальной газеты.
Герман Полиграфович терпеливо ждал; он снял с носа очки, достал из кармашка пальто носовой платок и сделал вид, что пытается стереть какую-то грязь, приставшую к линзе.
- Ах, вот же оно! – воскликнула Алла Борисовна. – Смотрю в книгу, как говорят, вижу фигу! Простите.
Герман Полиграфович добродушно улыбнулся в ответ, подышал на стёклышки очков.
- Буль... тырь... ер... – по слогам прочитала Алла Борисовна и посмотрела на безучастного собеседника. – Правильно назвала? – Она снова сверилась с газетными листами, выпятила нижнюю губу, кивнула, соглашаясь сама с собой. – Бультерьер.
Герман Полиграфович оторвался от своего занятия и робко произнёс:
- Боюсь, я не такой уж заядлый собаковод, – он откашлялся в кулак, отточенным жестом отправил очки на прежнее место, а платочек – в карман. – Этот, как бишь его... бультерьер – это такой маленький пёсик, с большими глазами? Их ещё в парках обычно много. Дело в том, что я люблю гулять в парках, и там всегда встречаются собаководы с этими милыми собачками...
- Милыми?! – взревела Алла Борисовна, отчего её собеседник даже попятился, чуть было не опрокинув тромбон. – Вы же сами только что мне про крысу говорили: мол, не может эта мелочь ничего плохого совершить! Неужто вы думаете, что я сама себе противоречу?!
Вконец растерявшийся Герман Полиграфович только развёл руками.
- Я же говорю, что не очень хорошо разбираюсь в породах собака... – промямлил он, стараясь скрыться от преследовавших его фигуру жёлтых белков глаз, покрывшихся сетью кровеносных сосудов.
- Я что ли в них разбираюсь?! – Алла Борисовна швырнула старику разворот газеты, упёрла трясущиеся от напряжения руки в пухлые бока. – Вот, полюбуйтесь на этого монстра!
Герман Полиграфович неуклюже поймал свёрток. Близоруко посмотрел на фотографию.
- Да уж... – выдохнул он спустя пару секунд и поспешил вернуть растрепавшиеся листы разгневанной Алле Борисовне. – Нелицеприятная прямо-таки зверушка.
- Ага, нелицеприятная! – Консьержка наугад раскрыла газету. – Эта зверушка, как вы любезно соизволили её величать, в конце прошлого лета, целую семью под Москвой за ночь вырезала! Младшего мальчика вообще не нашли, будто зверушка закопала его где про запас! А как все свои мерзкие дела утрясла, легла на пороге и дом сторожить стала. Каково, а?
- Да-да, – кивнул Герман Полиграфович, опасливо оглядываясь по сторонам. – Я что-то слыхивал про эту историю. И что же, прямо сейчас, в нашем доме заперт этот... я даже не знаю... Как вы сказали, называется эта порода?
- Бультерьер! – выпалила, будто из гаубицы Алла Борисовна и, для пущего эффекта, грохнула газетой по столу.
- И что же вы собираетесь делать?
- Как что! – возмутилась консьержка. – Дождусь этих «добропорядочных», по вашим, кстати, словам, родителей и вызову всех, кого положено в таких случаях вызывать! Пускай что хотят делают, но подобную тварь я в своём подъезде не потерплю!
- Что ж, это, наверное, правильно, – кивнул Герман