анекдот.
Рассказывая анекдоты «младшим» коллегам – не по возрасту, по положению – он преподносил их как басни с моралью. Очень часто в ответ на заискивающий смех слушателя этой категории, завершал по-отечески: «Вот так-то». И похлопывая при этом слушателя по плечу, намекал тем самым на свое благорасположение. Иным Депутат не дарил своей улыбки в завершающей фазе анекдота, а печально либо даже угрожающе, кивал головой, подтверждая сказанное. Делай выводы.
Они постояли еще минут десять, обмениваясь общими фразами. О делах больше ни слова сказано не было. Затем последовали традиционные облегченные, без поцелуев, объятия со столь же легким похлопыванием по плечу – встреча была закончена. В политических кругах традиция встреч и прощаний, чужих друг другу, а подчас и враждебно настроенных людей посредством объятий шла то ли от времен застоя, то ли от ритуала «Коза Ностра». Этот ритуал неизменно присутствует и в нашей сегодняшней жизни, стоит только присмотреться.
Во время этой завершающей фазы общения государственных мужей, сопровождающий Депутата «мальчик» зашел в подъезд и, через несколько минут вышел, оставшись стоять у входа. Наблюдающий эту сцену мужчина отметил про себя, что «защита» Депутата далеко не всегда проявляет такую бдительность. Собственно «мальчики» даже не часто сопровождают его домой. Давно не виделись? В отпуске Депутат пребывал без секретарей и охраны.
Депутат был нетрезв, это было заметно, и «мальчик» поспешил ему навстречу, предлагая руку в помощь, но тот выразился в его адрес грубоватой шуткой, и, демонстрируя полное владение своим телом, прошествовал к подъезду сам.
У входа в подъезд он остановился, дал распоряжения «мальчику» на завтрашний день, и шаг за шагом исчез в подъезде.
Улыбка с лица коллеги сошла, сразу же после того, как Депутат отвернулся, чтобы идти домой.
Весьма характерная для этих персонажей перемена, отметил про себя наблюдающий. В искренности их не упрекнешь. Он привычно и профессионально отметил эту игру мышц лица коллеги Депутата, из улыбки сложившуюся в выражение озабоченности.
Коллега, не торопясь, пошел к свому «кубику». Машина Депутата постояла еще некоторое время, после того как он зашел в подъезд, и, дождавшись «мальчика», который ловко юркнул в салон через заднюю дверцу, тронулась по кругу к выезду на шоссе.
Проводив ее взглядом, мужчина, тоже не спеша, вернулся к стоявшему в соседнем дворе автомобилю.
………………………………………………………………………………….
Машина, покачнувшись, начала медленно подниматься вверх. Он не успел удивиться, как Его взгляду из окна автомобиля уже предстали крыши домов. Скорость подъема увеличилась, и Он занервничал. Ни руль, и никакие доступные системы управления никак не реагировали на Его попытки взять движение под контроль. Город внизу уже сливался в рассеянное светлое пятно, тускнеющее к периферии и наконец, совершенно окруженное ночной тьмой. Где-то на горизонте видимого вспыхивали подобно фейерверку разноцветные огни. Усилия овладеть ситуацией не принесли результатов - были бесполезны, и Он откинулся на спинку кресла. От Него ничего не зависело. В этот момент Он почувствовал страх. Страх не за свою жизнь, страх пред неуправляемостью, страх от предстоящей утраты привычного. А может и не страх, а разочарование, что все так заканчивается. И в тот же момент подъем остановился. Он снова посмотрел вниз. Различить что-либо было практически не возможно, только яркие огни где-то на горизонте все еще вспыхивали: изумрудные, рубиновые, желтые…. Ничто не держало его машину в воздухе. Самое время рухнуть вниз – на землю.
Но машина вдруг качнулась и начала скользить вниз, все ускоряя свое движение. Теперь Он почувствовал разочарование, на этот раз в себе: достаточно ощутить чувство близкое к страху и ты уже на земле. Никто не заставит тебя принять неизведанное.
Город уже тянул к Нему улицы как руки. Он уже начал узнавать их знакомую вязь. Наконец, передние колеса мягко пришли в соприкосновение с асфальтом дороги, еще один толчок и все четыре колеса уже несут его в понятном ему направлении.
……………………………………………………………………………………………………..
Темнота с закрытыми глазами отличалась от темноты с открытыми глазами. Этот вывод был результатом неоднократных наблюдений… результатом, повторявшимся со стабильностью доброкачественного эксперимента.
Темнота, которая встречала Его ночью при неожиданном пробуждении и та, из которой Он должен был вынырнуть в свет утра, разнились эмоциональным откликом.
Нередко утром Его посещала надежда, к этому времени уже утратившая какую-либо плоть, и не соотносившаяся ни с какими реалиями, ни прошлого, ни настоящего, ни будущего. Это была некая вневременная надежда, утратившая общечеловеческую суть и служившая лишь отправной точкой для Его возвращения в сегодня. Он просыпался и, еще не открыв глаз, прислушивался, не слышно ли ровного дыхания рядом, или не доносится ли будничный бытовой шум из соседних помещений квартиры. Хоть что-нибудь, что говорило бы о том, что Он не один, что все пережитое некогда было лишь дурным сном.
После пробуждения, уже расставшись со своей ежедневной утренней ущербной надеждой, Он лежал еще некоторое время с закрытыми глазами, восстанавливая себя.
Мысли, ощущения и чувства, с которыми Он просыпался утром, не были продолжением вчерашних. С пробуждением Ему снова надо было возрождать пережитое вчера, связать его с тем, что было раньше. И так день за днем, день за днем…. Со временем выполнение этой обязательной процедуры требовало от Него не больше усилий, чем для пяти ритуальных физических упражнений, которые Он также выполнял каждое утро после подъема.
Он должен был обеспечивать преемственность чувств, которые вели Его по жизни, с тех пор как Он остался один. Это пламя в себе поддерживать непрерывно было невозможно. Можно было лишь снова и снова воспламеняться. И снова оно уходило, гасло, оставляя обожженные формы.
Никогда следующий момент жизни не вытекал из предшествующего. То, чем Он был сейчас, не было причиной того, чем Он будет в следующий момент, а тем более на следующий день. Сегодняшнее скорее отменяло вчерашнее, чем продолжало его.… Иначе и быть не могло после целой ночи блуждания по другим мирам.
Это Он четко усвоил после того дня, внешняя дань которому красная метка на календаре.
Глаза закрыты, пока хаотическое, вялое состояние сознания не собирается в некую точку. Все собранное вместе начинает резонировать в Нем по уже проложенным за годы колеям воображения и мысли, укладываясь во вполне определенное присутствие соответствующих слов, терминов, сюжетов, тем.
Эта точка была окружена разными словами и образами, событиями: естественным - неестественным, реализованным - не реализованным, произошедшим – не случившимся. И этой точкой была смерть, но пока не Его.
Придя к этой точке, Он возвращался к привычному режиму жизни: все снова осознано, восстановлено. Непонятное прояснялось, появлялись нужные слова, в которых можно было выразить суть. Суть того, что было вчера и неизбежно будет сегодня. Суть, унаследованная от того дня…
За прошедшие годы Он научился ощущать условность того, что называлось временем, но видел также и его безусловную работу. Все мысли и чувства тех дней подверглись энтропии. Он по-прежнему по утрам добивался возвращения мыслей, приводивших Его в состояние полу абстрактной готовности к дню сегодняшнему. Чувства же, должные сопровождать эти мысли, надо было возрождать в себе каждый день, это требовало большего напряжения. И они возвращались. Хотя поклясться, что чувствует, Он не мог.
Мужчина открыл глаза и посмотрел на перекидной календарь, висевший на противоположной стенке. Дата отчеркнута красным маркером. Из трех инфернальных красок Он выбрал красный. Ему казалось, что чувства, этим цветом вызываемые или поддерживаемые менее подвержены энтропии, чем традиционным для таких событий – черным. Прочие цвета были либо невнятны, либо неуместны ассоциациями, которые вызывали.
Вставая с ложа, Он уже был свободен от внутренних разладов и бремени непонятных чувств, порождаемых снами, от лишенного направления холостого хода жизни, ощущение которого возникало на грани сна и бодрствования. Снова возвращалось и наступало вечное настоящее.
..……………………………………………………………………………………….……………
То, что происходит в промежутке времени, с того момента как Его нога коснется старого давно не чищеного паркета рядом с разложенным для сна диваном и до выхода из квартиры на лестничную площадку, чтобы проследовать на работу, не сопровождается каким либо мыслительным процессом в самой верхней части тела. Но отличие во внешнем виде человека, оставляющего свое беспокойное ложе, и мужчины, который направляется к выходной двери разительно. В Его строгом облике представительского вида трудно заподозрить внутренний мир.
Есть вероятность, что следуя к лифту, на площадке между этажами Он увидит соседку из квартиры напротив. Женщина, в возрасте, превышающем его годы лет на пятнадцать, курит у окна. Он поздоровается с ней. Это единственная живая душа в доме, которую Он знает безошибочно, по имени – отчеству. Он может поинтересоваться, с чем связан столь ранний выход на площадку, та в ответ только махнет рукой, свободной от сигареты. И этот взмах рукой может означать все: от слез до улыбки, смирившегося с повседневным человека.
……….……………..……………………………………………………………………………
Рабочий день заканчивался. Перед глазами распростерлась полированная поверхность рабочего стола с кожаной вставкой, представительским прибором и прочим антуражем руководящего лица, не выходящем, впрочем, за рамки, необходимости соответствовать занимаемой должности. То есть, посетитель соответствующего ранга, так же как и подчиненные во время пребывания в кабинете на все перечисленное могли бы и не обратить своего специального внимания. Первый по причине соответствия «сервировки» стола его представлению на этот предмет, вторые в связи с отсутствие «жлобского» блеска в предметах сервировки.
Должность, при которой полагались все эти атрибуты руководящего лица, Он принял, когда стало ясно, что для контроля над ситуацией и следованию за своим «поводырем» без места и без образа, Ему не достаточно только неутомимых ног и постоянно поддерживаемого внутренним усилием огня. Все практические мысли приходили к Нему оттуда, из того пространства и времени, где у Него не было никаких скидок, никакого алиби. Но это состояние уже нельзя было назвать безутешностью. Он не разменивал свои чувства на жалобы и сожаления о произошедшем, не менял миллион на рубли, что, впрочем, произошло далеко не сразу.
………………………………………………………………………………….
Пустотелость происходящего в течение рабочего дня сменялась Его реальностью, единственной, в которой пустые тени, сотканные повседневностью, приобретали цвет, вес и смыслы. Начиналась другая жизнь отличная от будней, текущая по канонам внеположным привычному. Он превращался в Наблюдателя.
Ему никогда не удавалось
