тогда шла не о справедливости. По какой-то неясной причине, это слово-понятие так и не прозвучало в нЕМ ни тогда, ни позже. Хотя его появление в болезненных рефлексиях тех дней было бы естественным. Как учили – справедливость должна восторжествовать. Но в самом понятии «справедливости» чувствовалось, что-то утилитарное. Как - будто от ее торжества искатель ждал какой-то выгоды.
Нет, речь шла не о справедливости….
…………………………………………………………………………………….
В компании, куда оН был принят на работу по протекции Генерального, долго не продержался. Мысли о мести больше напоминали кровавые «фэнтези», которые с недавнего времени потекли на прилавки магазинов и экраны кинотеатров. Собственно это были не мысли. Сюжеты пришли позже. Первое время еГО настигало бесформенное нечто, расплывалось, расползалось в его сознание в уродливую кляксу, омерзительную слизь, которая переливалась всеми цветами существующего в мире спектра красок. оН и не подозревал, что цвета могут вызывать такое омерзение. оН задыхался от ненависти, и не способен был выразить то, что чувствовал. Как велик оказывается в нас потенциал различных состояний, чувств, ощущений, которые мы не в состоянии выразить словами, даже пребывая в них.
Эти безобразные фантазии несли в себе непреодолимую изнуряющую ненависть. В минуты усталости от своих состояний, когда казалось даже ненависть притуплялась, оН начинал метаться, лишившись привычного в своих переживаниях, и это было еще невыносимее. Безразличный к алкоголю в свои зрелые годы, всегда воспринимавший употребление спиртных напитков как дань некоему ритуалу, или этикету в общении с друзьями, сослуживцами, оН начал поддерживать состояние, пребывание в котором еМУ уже было необходимо, как наркоману, подсевшему на иглу, все увеличивающимися дозами алкоголя. Часто позволял себе пройтись в обеденный перерыв мимо гастронома и, повертев наскоро головой по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии коллег, особенно женского полу, традиционно использовавших это время для покупок по хозяйству, заскочить в соответствующий отдел и пропустить сто грамм. Однако очень быстро потеряв бдительность, был замечен. Конечно, руководству еГО никто не «сдал», но отношение к нему как к персонажу несерьезному начало укореняться. Наконец, пришло время и, надо заметить очень быстро, когда обеденные дозы и вечернее продолжение сделали еГО практически непригодным для работы и совершенно не приемлемым для начальства. Некоторое время еГО еще просто терпели. оН видел и ощущал это, и от этого все более умалялся. В то же время ход мыслей егО принимал окологероический характер: пусть… они еще увидят, на что он способен, что он еще преподнесет…. И дальше снова возобновлялись кровавые фантазии.
………………………………………………………………………………………….
С родственникам оН практически перестал общаться. Попытки утешать еГО, возродить в нЕМ волю к жизни с их стороны не увенчались успехом. иМ все больше завладевала мысль о мести, как о долге, или об «уходе», как признании собственного бессилия.
Затем появились сюжеты. оН проводил в выстраивании сюжетов большую часть свободного времени. Иногда ловил, себя, что занимается этим и на работе. И, тогда вдруг очнувшись, настороженно шарил глазами по пространству кабинета, который делил еще с тремя коллегами, не заметили ли его отсутствия, не выдало ли его при этом выражение лица, гримаса тех чувств, которые он переживал, уходя в свои видения.
Сюжет собственно был один, но вариантов множество. В этих сюжетах оН проявлял не характерную для неГО в жизни жестокость. Диалоги с жертвами давались легко, они были красивы и пафосны, как - будто оН всю жизнь писал эти апокалипсические сценарии.
Да, именно так. Все будет именно так. Пора переходить к деталям. И здесь ко всему, что выстраивалось в егО в воспаленной фантазии, прибавлялись детали, которые имели в себе трудноосуществимый нюанс, оН не знал, как преодолеть эти, казалось, не существенные организационные трудности. Именно преодолеть, а не перескочить, перепрыгнуть,… ибо их наличие делало исполнение его жестоких и красивых планов фактически не реальным.
И в минуты понимания бессилия своей фантазии оН начинал ругаться… «… твою мать, - говорил оН. Затем прислушивался, пытаясь соотнести звучание и содержание его в единое ощущение. оН ждал облегчения…, он слышал, раньше… давно…, что это может принести облегчение.
Вставал с дивана, начинал ходить, потом метаться по комнате… пидорасы… суки… бляди…. Оказалось оН много чего знает о них.… О ком? Обо всех! Все суки…! Раз за разом повторяя свою попытку облегчиться, громче и, как ему казалось, свободнее, сопровождая выражения в их адрес ударами кулаков по дивану, по стене, вдруг выдыхался, падал на диван, испытывая не облегчение, а неприязнь близкую к отвращению к самому себе.
Нет, в этом облегчения не ощутилось …Что дальше? Пойдешь направо или налево – все равно, будет одно и тоже….
А может подождать немного? Мысль, конечно, конструктивная, но чего ждать, и умеет ли он ждать? Не примитивная ли это отговорка? Не страх ли это, наконец? Может быть и страх. Но страх чего? В любом случае хорошего конца - в общепринятом смысле - оН для себя после произошедшего не ждал, тогда какой же это страх? Но чего ждать и что значит ждать? Это еще предстояло осознать.
Почувствовать собственную обреченность и ждать…. Эти мелькнувшие бессвязно мысли затерялись среди болезненных рефлексий, не оставлявших еГО, связанные с произошедшим они заводили еГО в некий мрачный лабиринт. Мысли появлявшиеся в их результате были невнятны. Но некое мгновение ясности, оН ощутил. Состояние было зафиксировано скорее физиологически, но именно это позволило емУ в дальнейшем возвращаться к этому состоянию, пользоваться им, восстанавливая себя.
…………………………………………………………………………………….
Понимание своего пути вело егО через испытания. На работе некоторое время оН пытался хотя бы соответствовать занимаемой должности, но «Дао» домой становилось все более однообразным. По сути это было противостояние внутреннему голосу. «Зайдем, выпьем! Ничего с тобой не станется. Сто грамм погоды не сделают. Конечно, водка губит народы, но одному человеку она ничего не сделает». Постепенно знакомство с дорогой становилось все более детальным. Магазины, в которых присутствовали «разливайки» манили своей скромной привлекательностью. А внутренний голос, устав уговаривать, в конце концов, произносил избитое: «Ну, ты как хочешь, а я пошел». Домой оН добирался на автопилоте. Поэтому конец света назначенный «Великим белым Братством» иМ был пропущен.
Однажды, после «вечерней смены», которая была проведена у дома Бизнесмена, оН накатил еще пару «соточек», закурил и побрел в сторону дома. оН ехал на каком-то транспорте, пересаживался на другой, и, в конце концов, заблудился. Было уже поздно. Разобравшись, наконец, в направлении движения, оН присел на скамейку в ожидании трамвая. Очнулся только от грубого прикосновения рук, которые шарили у неГО по карманам. еГО попытка защититься завершилась ударом кулака по лицу. оН слетел с лавочки, но в покое егО не оставили, «дерибан» продолжался. Вдруг раздался чей-то хрипловатый голос: «А, ну шакалы…». оН не все разобрал, но по удалявшемуся топоту ног, понял, что еГО оставили в покое. оН оперся на руку, и тут же почувствовал, что чужая сила, встряхнув еГО, водрузила на скамейку. оН попытался оправиться, отряхнуться, в чем почувствовал поддержку той самой чужой силы. Сквозь туман рассмотрел мужичонку невысокого роста, небритого, одетого по сезону, но довольно неопрятно. Мужичонка не стал спрашивать, доберется ли оН домой, было и так видно, что без приключений – нет. «Куда тебе?» - спросил спаситель, одновременно водворяя на место галстук, который болтался у негО за спиной.
Все дальнейшее оН помнил весьма смутно, да и то скорее вспоминал, проснувшись на следующее утро в своей постели…
оН присел, свесив ноги с кровати, опробовал ступнями почву под ногами. Голова не болела, но состояние было депрессивное. Впрочем к такому состоянию ему было не привыкать. Из кухни донесся неоправданный в еГО сознании шум. Тенью мелькнула мысль, что, наконец, весь этот кошмар закончился, оН выйдет на кухню и увидит жену и дочь. Живым и невредимыми. Они будут пить кофе, каждый, собираясь по своим делам, и обсуждать ближайшие планы. В безнадежной иллюзии язычника, оН, открыл дверь спальни… но увидел, незнакомого пожилого мужчину, который накрывал стол, с доступной его пониманию сервировкой. На столе стояла початая бутылка водки. «Чужой», - подумал он.
Эта фигура, натюрморт на столе сразу восстановили в его памяти события вчерашнего дня. «Все нормально? - спросил мужчина. И как бы оправдываясь, добавил: «Вчера уже поздно было домой возвращаться, так я без спросу остался переночевать. Да и то, спрашивать то было не у кого. Ничего?» «Ничего. Все нормально, - ответил оН. «Ну, тогда садись, перекусим, и по делам, - подвел черту мужчина. Мужчина назвался по имени, протягивая еМУ руку.
– А то вчера и не познакомились, как следует». В последствии, будучи уже не уверенным в названном гостем имени, как и во многом другом, происходившим в этот период времени, Он в ставшем в последствии привычном Ему стиле назвал мужчину «Чужой».
Представившись Чужой, посмотрев на нЕГО повнимательнее добавил: «Вижу ты того… непростой…. Так тебе лучше на работу сегодня не ходить, некрасиво как-то в таком виде». Тут только оН почувствовал, что саднит губа, и, выйдя в прихожую, убедился, что действительно на работу лучше не идти. Да и, вообще… оН позвонил шефу, отпросился на день под предлогом, что надо показаться врачу.
После чего они сели за стол. Поначалу разговор не клеился, но после третьей, еГО понесло. оН рассказал Чужому все. В первый и последний раз в своей жизни. После того как на столе появилась следующая бутылка, оН также поделился и своими кровавыми планам.
Чужой слушал безответно, только иногда поводил головой. «Суки они все, - резюмировал он завершение еГО рассказа. Но чувствовалось, что его резюме касается не только персонажей прозвучавшей истории. Его резюме охватывало гораздо больший круг лиц, обитавших за стенами этой квартиры.
… оН чувствовал, что расклеивается, но остановится уже не мог. Вдруг прозвучало: «Стоп! Ты на себя посмотри, больно уж ты грозный. Такой себе … мститель». оН обиженно остановил поток своих излияний. Чужой налил очередную дозу, поднял стакан и долгим взглядом нетрезвого человека посмотрел на него: «Убить и дурак сможет. А потом всю оставшуюся жизнь мучаться будешь! Я же вижу – ты не отморозок какой». Не занятая ничем пауза завершилась неожиданно.
«Да, ты должен…- стукнул Чужой вдруг стаканом, наполненным водкой, по столу, расплескав жидкость по его полированной поверхности. – Ты должен выжить…Ты должен разбогатеть, пережить их всех и ходить на все их похороны. К каждому из них. Не пропустить ни одного такого… праздника». Он опрокинул стакан в себя, на мгновение застыл, втягивая носом воздух. «И вот еще что… - он постучал указательным пальцем по столу. -
