облегчить страдания (физические мучения), от того, что еМУ предстоит. Ибо, как пояснили, еГО отец мучился после аналогичной процедуры в связи со спазмами в мозгу. оН боялся, и предпринял попытку скрыться, чем все там закончилось, вспомнить не мог. Но выжил - проснувшись.
………………………………………………………………………………….
Другой, из запомнившихся снов, был очень ярким. оН бежал от враждебного сонного горизонта, от которого отделилась бесформенная тень в погоне за ним, неся угрозу пробуждению. Бежал быстро, без присущей снам ватности в ногах, преисполненный привычным, не встречающим сопротивления страхом. Вдруг в ощущениях появилось нечто новое: оН почувствовал, что страх еГО столь велик, что оН сметет любого, кто попадется еМУ на пути в беге еГО. Страх превращался в силу.
…Если в направлении твоего движения страх нарастает, то значит ты на правильном пути…
Страх уходил, трансформировался, и в беге своем оН почувствовал, или даже почуял скорее, вдруг с «гибельным восторгом» предвкушение столкновения с кем-то или чем-то, попавшемся у него на пути. „Я смету все, что случайно ли, умышленно ли покусится на мое право жить в беге и страхе. Либо „меня”, наконец, догонят и тогда…. И тогда страх ли это?»
После этого сна оН снова поехал на поиски Чужого. Зачем он нужен был еМУ пояснить сам себе – больше было некому - он не мог. Остановку ту нашел – далеко же еГО занесло в тот день. Рядом был рынок. оН ходил по нему, всматриваясь в неухоженные лица части его обитателей. Выбирая по внешнему виду какие-то соответствия образу Чужого, приставал к ним с вопросами о нем, описывал, покупал для дипломатичности напиток, надеясь, что оН восстановит память собеседников – реципиентов. Но все было напрасно. В конце концов, Чужой тоже мог оказаться на той остановке случайно.
В дальнейшем, когда еГО путь прояснился еМУ, если такое вообще возможно, - не оставить в себе и для себя неясными не единой взаимосвязи,- оН возвращался к тому дню, когда встретил и услышал Чужого, и встреча с которым, как это могло бы выглядеть со стороны, стала точкой отсчета всех еГО последующих действий и состояний. Собственно не сама встреча, а слова прозвучавшие на ней. Хотя оН и понимал, что состояние не может зародиться только из разговора.
………………………………………………………………………………..
Пить было легко. Легко без внутреннего сопротивления привести себя в состояние, когда стакан вот-вот выпадет из рук.
После перемен произошедших со дня встречи с Чужим к чувству стыда, который оН испытывал непрерывно перед окружающими его людьми за свое жалкое пристрастие и за состояния, в которые оН приводил себя ежедневно в результате этого пристрастия, добавилось чувство тревожности, что оН опаздывает куда-то; кого-то, кто так рассчитывал на него, подводит, и сам оН… Что сам? Прилагая усилия к осознанию своих состояний, оН перестал находить им оправдание. Ни физические ощущения, ни моральное состояние после этих алкогольных сессий не вело к отвлечению, к отдохновению от мыслей о произошедшем. Не вело никуда.
Мысли в этом направлении уже не оставляли еГО. Теперь иногда стакан «выпадал» у него из рук, прежде чем кисть привычно охватывала его стеклянную плоть.
……………………………………………………………………………………………
В детстве он пережил довольно болезненно осознание, что больше не может остаться в тишине, даже закрыв глаза в темной комнате перед сном. До этого было так тихо и уютно, как только закроешь глаза. Он помнил ту комнату, улицу на которой она располагалась, город, и даже диван, на котором он лежал. Ощущение это не проникало постепенно, оно появилось вдруг. Поначалу, это было очень утомительно - все время о чем-то думать. Даже не так. Все время о чем-то Думалось.
Между ним и сознанием его произошло нечто похоже на то, что случилось между Адамом и Евой, после того как тот вкусил плода с древа. Но если там все было по обоюдному согласию - то, что случилось с ним было насилием. Постепенно произошло, нечто вроде того, что умным словом называется адаптация. Но жизнь стала другой. Штука в том, что вспоминая о том состоянии невинности с ностальгией и сожалением, вернуться в него уже не хотелось.
…………………………………………………………………………………………………
Это постоянное присутствие мыслей о «Никуда», постепенно начало сводить к менее значимым дозам стимуляцию состояний алкоголем, к которой еГО вела не врожденная склонность, но пережитое падение. оН переходил из состояния в состояние, медленно, болезненно и без борьбы. Новая точка отсчета его дальнейших взаимоотношений с еГО действительностью более не требовала такой стимуляции.
Преодоление осознанием этой слабости, сопровождалось и размышлениями о действительности: что такое действительность вообще, и еГО действительность в частности? Знает ли оН, что такое действительность?
На какие вопросы ему надо ответить, чтобы понять, что такое действительность? Знать, как она устроена? Вопрос сформулирован, безусловно, правильно, но иные тратят на это жизнь, так и не приведя своих наблюдений и выводов в согласие с самим собой. Времени у неЕГО столько не было.
Не доведя до ума ответ на первый вопрос, оН переходил к тому, что оказывалось, во-вторых.
Кому служит эта действительность, и служит ли она кому-нибудь вообще? Есть ли ей до кого-либо из в ней пребывающих дело, и к нЕМУ, в частности? Что с ней, с действительностью, а значит и с нИМ будет в ближайшем будущем?
Надежды на разрешение этих вопросов эмпирический опыт наблюдения за окружающими людьми, прячущими свои устремления за свою внешнюю обычность, не оставлял.
Отсутствие прикладного значения в ответах на эти вопросы, на первый взгляд, было очевидным. Но механизм, запущенный еще с мифологических времен детства, не давал кануть в глубины бессознательного, как индивидуального, так и коллективного, тому, что обозначилось как проблема в еГО сознанием. Место этих вопросов и ответов на них в еГО дальнейшей жизни ему придется осознать позже, и в значительной степени без участия символов второй сигнальной системы.
……………………………………………………………………………………………..
Не без внутреннего усилия оН сначала перестал делать запасы алкоголя дома. Но, выходя на улицу, все-таки не сдерживался, пропускал сотку - другую. Приходя домой, метался – хотелось закрепить состояние, в котором пребывал после уличного употребления.
Дома это противостояние несколько облегчалось привычкой к порядку. Даже в период наиболее глубоких запоев, оН всегда, просыпаясь утром, с удовлетворением обнаруживал, что ни на кухне, где происходило злоупотребление, ни в комнате, где, возможно, общение с алкоголем продолжалось, не осталось следов еГО нечестия. Посуда была вымыта, продукты в холодильнике, на столе ни крошки – словно ничего и не было, что напомнило бы о вчерашней уступке.
………………………………………………………………………………….
Несмотря на отсутствие необходимости, попытался вставать рано утром, начал даже бегать. Но самочувствие от этого не улучшалось – приходилось слишком рано вставать, чтобы не попадаться на глаза соседям – оН, по-прежнему, стеснялся этого, хотя еГО пьянство, отнюдь не было столь наглядным для них, как для него самого. И вообще, мнением о себе окружающих оН практически перестал интересоваться, но знал, что если о нЕМ будут думать плохо, это будет обременительно для неГО.
оН не высыпался. Ложился подремать днем. Пребывание в тревожном состоянии полудремы не несло ни отдыха, ни отвлечения.
Но еГО не обустроенный мир мести, начал постепенно терять свои канонические черты.
…………………………………………………………………………………
Как то переборов себя, после длительных молчаливых диалогов, позвонил своему бывшему Генеральному. Ответила секретарша. оН назвал себя, заранее представляя, что еМУ ответят отказом, или фразой вежливо отказ заменяющей. Но к еГО удивлению, еГО соединили. оН, поздоровавшись, изложил суть своей просьбы, заранее соглашаясь с более, чем вероятным отказом. В разговоре не скрывал ничего, личную тему не затрагивал. Сказал, что хотел бы получить работу, на какую-то должность не претендует, просто хочет занять время, намерен, работать добросовестно. Странно, но еМУ показалось, что Генеральный откликнулся, мягко выражаясь, с приязнью, похоже было даже на некоторую радость или скорее облегчение, которые еМУ почудились в интонациях Генерального. Словно тот носил какой-то груз своей причастности к тому, что случилось с нИМ, и теперь этот звонок освободил его от этого груза.
Через три дня из приемной ранее не знакомой еМУ компании перезвонили и сообщили время и место где еМУ надо быть для собеседования. После звонка оН открыл шкаф с одеждой…
Как ни странно, но еГО гардероб выглядел вполне приемлемо для собеседования достаточно высокого уровня. Высокого уровня…. Это была мысль, появившаяся у нЕГО в месте для того предназначенном. Что имелось в виду под выражением «высокого уровня»? На какой-то момент, он словно запнулся, не понимая, что он этим словосочетанием хотел определить. Но потом все вернулось на свои места. Уровни, иерархии и прочие термины, обозначающие завоевания человечества для надежной ориентации в мире людей, вернулись.
Итак, еГО гардероб выглядел вполне приемлемо для собеседования достаточно высокого уровня. Разве, что мода за этот год… полтора? два? изменилась.
Затем, подойдя к зеркалу, оН с некоторой опаской попытался рассмотреть возникшее напротив изображение. За это время оН видел себя лишь иногда, когда брился, например, но для этой процедуры оН даже не включал свет в ванной комнате, еМУ надо было уловить лишь контуры того объекта, в соприкосновении с которыми станок придавал еГО лицу вполне терпимый в обществе вид. В глаза отражению оН старался не заглядывать. И уж конечно, еМУ было не до следов старения, которые должны были усугубляться образом жизни. Впрочем, это был не образ жизни, а лишь способ выживания, и назвать его достойным было нельзя.
К тихому своему удовлетворению оН обнаружил, что прошедший период – время, когда оН не по-человечески относился к своей плоти – не оставил неизгладимых следов на лице. Разве, что усталый взгляд. Взгляд, в котором нет ни смирения, ни надежды…
Как результат этого досмотра, оН проникся уважением к своей плоти, не бросившей своего хозяина в непотребном состоянии на произвол судьбы. В зеркале отразилась едва обозначенная мышцами лица, отвыкшими от выражения подобных эмоций, улыбка – соглашение было заключено.
…………………………………………………………………………………
Снова началась рутинная жизнь. Дорога на работу, дорога домой…. Эта упорядоченность, предопределенность будней, к которой надо было снова привыкать привносила, при пробуждении ощущения сиротливости, обособленности от всего, что ждало его в жизни внеположной еГО реальности. И это ощущение было непреодолимо обычными уловками - мыслями о семье, о предстоящих мелких радостях, о результатах своих трудов и сопровождавших все это сложностях.
Физическое состояние тоже оставляло желать лучшего. Попытки озадачить свою плоть
