Дорога в тысячу ли

«Дорога в тысячу ли...»


ГЛАВА 1

Последние деньги, совершенно неприкосновенный запас, были успешно потрачены вчера на приобретение пары снежно-белых кроссовок для Катьки. Несмотря на резкий химический запах и внушающую некоторую неуверенность надпись – made in China, Катька, была совершенно счастлива. Поход на дискотеку обеспечен и более не придется стыдливо прятать под стол ноги, в старых, латаных туфлях. Есть ли большая радость для родителя, чем видеть сияющие счастьем глаза собственного чада?! Конечно, нет! Да-а-а... Однако что-то нужно было предпринимать и срочно, зарплату в Институте не платили уже больше года, а на те гроши, что приносят ночные бдения жены над кипами переводов и рецензий, прожить совершенно невозможно. Перепрыгнув очередную лужу, Максим свернул к входу в Институт. Некогда флагман советской науки и, как тогда называли – «кузница научных кадров страны», теперь представлял собой некий синтез между декорацией к фильму о вторжении инопланетян и коммунхозом времен нэпа. Серое, порядком обшарпанное пятиэтажное здание глядело на реку десятком забранных разномастными решетками, давно немытых окон. Солидная вывеска Академии Наук исчезла, и главный вход пестрел сотней разнокалиберных табличек всевозможных ООО, АО и прочих лимитед контор, компаний и фирм.
Максим никогда не считал себя паникером и здраво полагал, что любую проблему можно разрешить, стоит лишь напрячь свои мыслительные способности чуть больше обычного и трезво проанализировать создавшуюся ситуацию. Однако, в данном случае, несмотря на крайнее умственное напряжение, ничего не приходило в голову. Проблема не решалась никак. Попытаться заработать хоть, сколько-нибудь значимую сумму нанявшись на разгрузку вагонов на станции – дело вовсе не реальное. Невзирая на свои немалые габариты - рост под метр девяносто, конкурировать с офицерами десантного полка стоящего в городке, Максим, пожалуй, что и не смог бы, да и «схвачено» у них там все, не пробиться. Попробовать занять до следующей зарплаты? Утопия, у кого?! И кто знает, когда она, эта зарплата, будет? Продать свой «жигуль»? Бред! Кому нужна антикварная «копейка», да еще без резины и аккумулятора. В общем, как говаривал однокурсник Вовка, «хватай мешки, вокзал отходит»....
Пройдя ранее помпезный, а ныне порядком захламленный какими-то коробками и ящиками холл, Максим спустился в цокольный этаж. Большая часть Институтских помещений была сдана в наем разным коммерческим структурам и «науке» оставили лишь цоколь, с запутанным лабиринтом подвалов, переходов и тупичков.
- Игнатьев! Максим Александрович! Задержитесь – ка на секундочку - голос заместителя директора по административным вопросам Зеленина, на институтском жаргоне Мурлокатана, застал Максима на пороге лабораторного блока.
- Рад вас приветствовать, Максим Александрович, как поживаете, что у нас новенького?! – небольшого росточка, похожий на колобка, упакованного в дорогущий костюм, Мурлокатан несся к Максиму, широко разведя руки.
- Как наша наука?! Достигли ли неземных рубежей?! – надо сказать, что темпераментом Мурлокатан обижен не был. Он налетал на собеседника, как вихрь, как эдакий микро-тайфун, обрушивая водопад слов, выкриков и междометий. Между которыми, собственно и прятал причину своего присутствия в вашей лаборатории. И естественно, что ни чего хорошего ждать от него не приходилось, радостная встреча с Мурлокатаном означала урезание фондов, отмену заказов на оборудование и прочие «приятные» новости. Вот и сейчас, Максим сразу ощутил, что утро явно не задалось.
- Здравствуйте Альфред Сергеевич, чем обязан, в такую-то рань?
- Ах, дружище, мы – администрация, вообще уже забыли, что такое сон и знаете ли, отдых! С утра, не покладая рук...! – обдав Максима немыслимым ароматом сигар, коньяка и французского парфюма, Зеленин подхватил его под руку и потащил по коридору.
- Я ведь, собственно, вот о чем. Вы же знаете Максим, в каком тяжелейшем положении пребывает вся наша отечественная наука. Как денно и нощно мы бьемся, пытаясь найти фонды и спонсоров, как болит душа… Короче – дирекция решила временно прекратить исследования вашего отдела, а помещения передать, в смысле ... Временно сдать одной из коммерческих структур нашего города, - при этом глаза Мурлокатана покрылись некой загадочной поволокой, а короткие розовые пальчики начали двигаться в странном ритме, то ли перебирая что-то, не то подсчитывая.
- Вот. А Вашей группе, предоставить отпуск, ну... Для подготовки и написания монографии! Ведь вы давно собирались ее написать? Да? – новость была настолько ошарашивающей, что первые мгновения Максим испытал некое подобие ступора, изумленно хлопая глазами на подпрыгивающего где-то на уровне второй пиджачной пуговицы Мурлокатана.
- Вы! Да как вы!!! Вы что же, нас продали?! – Максим инстинктивно сделал пол-шага вперед, нависнув над собеседником.
- Вы что себе позволяете, Игнатьев! – лицо администратора мгновенно приобрело синюшный оттенок, - Не прикасайтесь ко мне! Как вы смеете, мальчишка! Распоясались! – брызжа слюной Мурлокатан попытался безуспешно вжаться в стену, - Я охрану вызову-у-у! – последний раз взвизгнул он, пятясь в сторону лестницы, - Хам!!!
Лаборатория встретила Максима унылым позвякиванием пробирок в мойке и густым облаком табачного дыма, медленно уползающего в приоткрытую фрамугу вытяжного шкафа.
- Привет...
- Да знаем уже, слыхали ваши серенады с Мурлокатаном, - сказал седой, вечный, старший лаборант Юра, прикуривая новую сигарету от окурка только что выкуренной. - Делать-то что будем, шеф?- такой же немой вопрос читался в глазах моющих пробирки девочек, в печально вздернутых бровях аспиранта Сашки и у зашедшего посочувствовать, из соседнего отдела, программиста Миши.
- Делать? Да что тут уже поделаешь...- Максим устало присел на край стола, - Тут уж, братцы, ситуевина совсем поганая вырисовывается, пора переквалифицироваться.
- В управдомы! – провозгласил Юра,
- Не-е, не получится, мы делать ни черта не умеем, – сказал аспирант, отрываясь от разгребания горы бумаг на столе, - Разве что Мишка еще на что-то сгодится, а нам с тобой, Юрка, прямой ход на рынок – сникерсами торговать.
- Не возьмут - Валентина бросила намыленный ершик в раковину - Вы с Юркой больше слопаете, чем продадите. А может еще все наладится, мальчики?
- Ага, всенепременно! И именно сейчас! - Юра перестал терзать свою сивую лопатообразную бороду и вперился взглядом в потолок, - Слышь, шеф, а может по такому случаю... Беречь-то вроде как уже и не к чему? А?
- Да делайте, что хотите - Максим перебросил ключи от сейфа Юрке.
- Вот! Вот золотые слова, не мальчика, а понимаешь, ученого мужа! Ну-ка девочки, быстренько дистиллят, - скомандовал лаборант, бережно вынимая из сейфа двухлитровую колбу спирта- ректификата,- И глюкозки, глюкозки пол-ложечки туда!
Посиделки вышли мрачными, несмотря на изрядное количество выпитого и попытки присутствующих подшучивать над сложившимся положением.
Отдав последние распоряжения, Максим вышел на улицу и, подтянув повыше воротник плаща, побрел к автобусной остановке. Мелкий, колючий осенний дождь, сыпал, не переставая, норовя потушить только что зажженную сигарету, оббивая последнюю листву с чахлых городских тополей и рисуя разводы на бензиновой пленке луж. Панельная пятиэтажка, привычно встретила неистребимым кошачьим запахом грязного подъезда, глухим бормотанием телевизоров за дверями квартир и жизнеутверждающими надписями на стенах - что Спартак чемпион, а Светка сука.
Лиля сидела за заваленным рукописями кухонным столом, поджав под себя ноги в толстых шерстяных носках, она зябко куталась в старый клетчатый плед.
- Привет, привет. Ну что, разогнали вас, наконец? Знаю я уже, Сашкина пассия звонила, так что ты уж не притворяйся, не надо... - Лиля устало подперла голову рукой.
- Давай лучше ужинать, - намыливая руки и глядя на себя в зеркало крохотной ванной, Максим подумал: ну что, вот тебе уже и сорок, здоровый и, в общем-то, неглупый мужик, жизненного опыта хоть отбавляй. И выучиться успел, и повоевать, и книжку написал, и семья.., А что делать сейчас – ума не приложу. Как-то уж очень больно ударили по нему эти новые времена, как их там, в газетах кличут – «лихие девяностые»? Вдруг оказалось, что то, чем он занимался всю жизнь на фиг ни кому не нужно. А нужно сейчас то, что презирал и ненавидел больше всего – умение выкручиваться, врать, доставать... Как жить-то будем, Максим Александрович? Девчонок-то кормить надо!
- Ма-а-а!!! Па-а-а!!!- крик дочери катапультой сдернул Максима с края ванны и швырнул в полутемный коридор. Катя стояла в дверях кухни сжимая в руках снежно-белый кроссовок.
- Что же это... За что!? Ну как я теперь бу-у-у..?- конец фразы был утоплен в водопаде слез. При ближайшем рассмотрении, шедевр китайской обувной промышленности в Катькиных руках выглядел несколько странно. А именно, походил более на изнуренного жарой аллигатора с открытой пастью, нежели на предмет предназначенный защищать ноги от сырости и прочих жизненных коллизий. Распавшись на две составные части, кроссовок откровенно показывал, из чего сделан – внутренняя часть подошвы очень сильно напоминала картон.
- Ну, все! С меня довольно! - резкий, как щелчок арапника, возглас жены оторвал Максима от попыток собрать распадающуюся обувь в единое целое.
- Хватит! Мы уезжаем!
- Не понял... Куда? - Максим редко видел жену в таком состоянии, вернее сказать, никогда раньше. В общем-то, тихая и неконфликтная, Лиля, даже в минуты крайнего раздражения, всегда говорила очень ровным, слабым голосом. Но сейчас, сейчас! Глаза, за стеклами круглых очков, сверкали совершеннейшим бешенством, узкие ладони сжались в побелевшие маленькие кулачки.
- Куда угодно! К черту, к дьяволу. Но отсюда!!!- ее голос звенел, наполняя собой все пространство хрущевки.
- Ты, господин Игнатьев, надеюсь, все еще помнишь мою девичью фамилию?
- Ну да, конечно, ты только успокойся, милая... - решил не обострять ситуацию Максим - Успокойся, чего не бывает...
- Ну, тогда ты, конечно, знаешь, что она означает! - взгляд из под очков уперся прямо в переносицу Максима,
- Э-э… Если дословно с немецкого, то Штерн это звезда...
- Сам ты, «звезда»! Штерн, дорогой муженек, это билет из этого мразного городка, это возможность пожить по-человечески, это, наконец, Катькино будущее! Я теперь не просто жена-еврейка, я теперь – средство передвижения! - к концу тирады, не рыдающим в квартире оставался только Максим. Израсходовав весь наличный запас слез, женское население квартиры приступило к планированию отъезда и Максим, судя по их сначала бессвязному, а потом совершенно по-деловому четкому диалогу, понял, что пропал... Пропал абсолютно, поскольку ехать никуда он не намеривался и всегда считал эту затею крайне дурацкой. О чем не единожды говаривал коллегам по институту, собиравшимся в Штаты, Германию или Израиль. Пропал еще и потому, что представить себе, что он, до глубины корней русский человек, будет делать за кордоном – не мог. Но и видеть, как измаялись жена с дочерью, перелицовывая старые тряпки и выкраивающие хоть какие-то, жалкие гроши на самое необходимое – сил уже не было.
Жизнь понеслась, мелькая в бешеном