- Мир тебе, брат, - глухо сказал он.
- Тебе тоже, мира и здоровья... - ковырявший щепкой в зубах Азриэль подобрался и уткнулся глазами в стол.
- Что случилось в благословенном Йерушалайме? Что стало с народом нашим?! Брат иудей, да еще и Коэн, распивает с безбородым римским лизоблюдом, не предложив вина родичам. Таким же детям Авраама, как и он сам?! - человек наклонился и ухватил Азриэля за его жидкую бороденку.
- Подними свои глаза, Коэн!
Максим понял, что назревает скандал. Один из пришедших перегнулся через стол и схватил стоявшую перед ним чашу. Ощерившись в гнилозубой улыбке, он плюнул в вино и выплеснул чашу на стол. Как говаривали классики — вечер переставал быть томным... Всю свою жизнь Максим, старался не ввязываться ни в какие скандалы и, если была, хоть какая возможность, предпочитал ретираду. Эта же, антично-ресторанная, разборка нравилась ему еще меньше. У «хулиганов», как для себя окрестил их Максим, на поясах висели приличного размера ножи...
- Ой-вэй!- заскулил Азриэль, - Что ты, брат! Он не римлянин, он э-э-э с севера... Странник...
- Странник, говоришь. - Человек отпустил его бороду и посмотрев на свою ладонь, оттер ее о рукав халата.
- Конечно не римлянин! - поддакнул гнилозубый, - Не покрывает головы, бреет лицо и зовут его совсем не по-римски... Так ведь, Азриэль?!
Азриэль втянул голову в плечи и стал потихоньку передвигаться к краю скамьи.
- Куда?! Продажная тварь!!! - взревел, поднимаясь старший.
- Послушайте, я вам все объясню! Я не римлянин, я из Да...- начал было говорить Максим.
- Закрой свою пасть! Не отравляй воздух святого города, гой*! - грубо оборвал его предводитель четверки.
Пришельцы вскочили вслед за своим вожаком и потащили ножи. Дело принимало довольно скверный оборот. Максим выпрыгнул из-за стола, сдергивая со скамьи Азриэля, и оглянулся, оценивая обстановку. Перед ними стоял длинный стол, перекрывающий выход из харчевни. Позади — глухая стена с рядом мангалов и печь, на которой бурлил кипящий котел с чечевицей. Бен-Захария и его старый раб мгновенно шмыгнули в неприметную дверь в стене и, судя по лязгу засова, вряд ли придут на помощь. Четверка нападавших перелезла через стол. Они стали медленно подходить, пытаясь взять Максима с Азриэлем в полукруг. Максим лихорадочно завертел головой в поисках хоть какого-то оружия. Если против безоружных, он как-нибудь бы, да и выстоял, то против вооруженных ножами - никак. Максим прекрасно это понимал, понимал и то, что жить им осталось пару минут, ежели не произойдет чудо! И чуда, как всегда, не произошло... Ближайший к нему человек прыгнул, взмахнув наискось тускло блеснувшим ножом. Резкая боль обожгла грудь и плечо. Максим, что было сил, подался назад, ткнувшись спиной в какой-то штырь. Забросив за спину руку, он нащупал нечто похожее на черенок от лопаты. Схватившись за «штырь», он сделал единственно возможное в той ситуации — рванул его, целя в голову нападавшего. То был не штырь, то была ручка здоровенного, литра на три, черпака, торчавшего из кипящего котла позади. Дикий, нечеловеческий крик отразился от глухой стены заведения. Черпак густой, пузырящейся каши попал нападавшему в голову, выжигая глаза и вспучивая огромные волдыри на коже лица. Он рухнул и воя покатился по земляному полу под ноги своих товарищей. Максим мгновенно развернулся и зачерпнул еще один ковш, клокочущей как лава чечевицы. Случись это все на открытом пространстве, шансов у оборонявшихся было бы не много. Но, в тесном помещении харчевни, уйти от почти двухметровой длинны черпака, было некуда. С толстым, как у лопаты черенком, тяжеленный бронзовый черпак оказался страшным оружием. С гулом, словно стая шершней, он пронесся по воздуху и врезался в грудь очередного атакующего. Снося того с ног и заливая грудь кипятком. Бандиты подались назад, упершись спинами в стол. Уже двое их товарищей катались, завывая по полу. Прижавшийся к стене Азриэль, наконец-то пришел в себя. Он подхватил стоящую у стены крышку здоровенного котла и, прикрывшись ей словно щитом, вытащил свой нож.
У открытого арочного входа мгновенно собралась толпа галдящих базарных зевак. Положение нападавших оказалось незавидным. Позади стол и плотная стена базарного сброда, впереди огромный мужик с черпаком кипятка и второй, прикрытый подобием щита. Теперь уже им пришлось срочно подумать о спасении собственных шкур. Внезапно, толпа за их спинами бросилась в рассыпную и у порога появилась пятерка солдат. Хмурые, бородатые лица под круглыми кожаными шлемами, кожаные же, до колен, панцири, с нашитыми на них квадратными медными бляхами. Маленькие круглые щиты, копья, с длинными, полуметровыми наконечниками и притороченные к поясам прямые короткие мечи.
- На колени! Ножи на пол! - прокаркал стоящий впереди всех воин.
Прижатые Максимом к столу «хулиганы» затравленно обернулись. Старший выкрикнул нечто перекошенным ртом и, повернувшись спиной к обраняющимся, взмахнул на солдата ножом. В ту же секунду Максим увидел, как из середины его спины, с хрустом прорывая халат, выскочил окровавленный наконечник копья. Человек всхрипнул, конвульсивно дернув ногами, и боком рухнул под стол.
- Это кто?! - Максим повернулся к приятелю.
- Идумеи, наемники... - прошептал Азриэль, выпуская из рук нож и глухо звякнувшую крышку котла.
- И что нужно дела... - закончить фразу Максим не успел. Последнее что он заметил, был летящий в его голову, окованный медью край щита.
Мир полыхнул ярчайшими красками и тут же погас, как будто кто-то выключил свет. Сознание медленно возвращалось. Хотя голова все еще продолжала гудеть, и зрение фокусировалось с изрядным трудом, Максим осознал, что лежит, уткнувшись щекой в кучу теплой золы. Он попытался подняться, но сделать этого, как оказалось не смог — его руки были намертво стянуты за спиной. Попытка убрать голову из кучи золы, тоже не увенчалась успехом. Свободный конец от веревки стянувшей запястья, заканчивался петлей, сдавливающей горло при малейшем движении рук.
- Поднимите их! - приказал чей-то голос.
Двое солдат тут же просунули под локти Максима копье и вздернули его на ноги. Он огляделся вокруг. На грязном полу, в лужах крови валялись трое, из напавших на них людей. Азриэль и четвертый, тот самый, плюнувший ему в вино гнилозубый мужик, стояли на коленях со скрученными за спиной руками и петлями на шеях.
- Выводите, - скомандовал старший конвоя, - Сначала этого, потом зелотов*!
Максим получив сильнейший толчок в спину, направился к выходу.
*****
Старый дворец Хасмонеев ветшал. Позолота облезла с капителей толстенных колонн, потускнели краски на мозаичных панно внешних стен, потрескался мрамор ступеней. Но, несмотря на года, дворец все еще поражал. Огромный, окруженный могучей колоннадой, он давил на входящих своим величием, заставляя даже самых горластых снизить голос до шепота. Он словно приказывал - «Пади ниц, недостойный! Ты входишь туда, где вершатся судьбы людей и земель!».
Молодой человек поднимался по истертому мрамору каскада лестниц к огромным, в три человеческих роста, дверям. В глубоких нишах, слева и справа от чудовищных створок, застыли суровые стражи. Закрученные в спирали и смазанные оливковым маслом пейсы, спадали на плечи начищенных панцирей. Тяжелые прямоугольные щиты, длинные копья и боевые молоты на поясах отбивали у любого охоту нарушить покой этих стен. Он уже почти подошел, когда дверь, заскрипев, приоткрылась и на встречу ему выбежал сухонький старичок в расшитом серебром симле*, с приплюснутой черной чалмой на голове.
- Мир тебе, праведник! - прошамкал он, беззубым ртом прикладывая руки к груди.
- И тебе мир, старик! Я здесь, пойди, доложи.
- Тебя уже ждут.
Они прошли через анфиладу огромных полутемных залов, едва освещавшихся редкими огоньками масляных ламп. Звук шагов отдавался гулким эхом под сводами безлюдных коридоров. Изредка, словно привидения, появлялись фигуры дворцовых слуг и тут же пропадали в лабиринтах переходов и лестниц. Дворец будто вымер. Изрядно поплутав по огромному зданию, они остановились перед небольшой, оббитой полосами меди, дверью. Старик, по-кошачьи, поскребся и замер, приложив к ней ухо. Он долго прислушивался и наконец, с поклоном открыл. Молодой человек прошел внутрь. Это была большая, ярко освещенная солнцем и десятком светильников комната. По всему периметру стен были установлены, похожие на пчелиные соты, деревянные стеллажи. Ячейки «сот» были заполнены сотнями свитков пергамента, накрученных на костяные штыри. Посреди, у открытого проема окна, в высоком римском кресле, сидел человек. На вид, лет под семьдесят, он был облачен в роскошный, шитый золотом голубой эфод*. На плечах поблескивали две огромные, с приличное блюдце, пластины оникса, сплошь усеянные письменами. А на груди, на тяжелом от золотого шитья хошене*, сверкали кровавыми бликами двенадцать гигантских рубинов. Из под снежно-белой, прошитой золотыми лентами чалмы, на плечи спадали аккуратно завитые седые локоны пейсов. Его лицо, похожее на кору старого изборожденного морщинами дерева, обрамляла густая, до середины груди, борода.
- Мир тебе, гость! - скрипучим, надтреснутым голосом приветствовал вошедшего старик.
- И тебе, до ста двадцати, Ханнан! - улыбнулся молодой человек.
- Что привело тебя ко мне, в обитель дряхлости, друг мой?
- Ну-ну, до дряхлости тебе еще ой, как далеко! Говорят, ты завел новую наложницу?! - рассмеялся пришедший.
- Базарные сплетни!!! - сверкнул глазами Ханнан.
- Ладно, не кипятись! Я собственно вот по какому делу: твой зять Каиафа, все так же прислушивается к твоим мудрым советам, не так ли, первосвященник?
- Ты льстишь мне, цадик*. Я уже бывший... А первосвященник теперь Каиафа. И да, он иногда приходит сюда, дабы спросить совета у того, чей жизненный срок уже близок к концу. А к чему этот вопрос?
- К чему? А вот к чему — скоро праздник Пасхи. И наш разлюбезный префект, Понтий Пилат, обязательно захочет попортить вам крови. Казнить кого-нибудь в праздничный день или еще чего в этом духе. Ты же его знаешь!
- Да, к сожалению, знаю. Люто он ненавидит народ наш. Не то, что был Валерий Грат, вот с кем можно было иметь дело! К вящей пользе Рима и моей многострадальной Иудеи... С Пилатом же бесполезно говорить, он одержим! О, Элоим! За что ты посылаешь нам эти муки?!
- Вот-вот. Я все-таки склоняюсь к тому, что будет казнь. И, зная Пилата, ему захочется немного поиграть. Другими словами, он обратится к Каиафе, за тем, что бы Синедрион вынес смертный приговор, - молодой человек подошел к проему окна и задумчиво поглядел на лежащий внизу город.
- И что же ты хочешь? - Ханнан удивленно посмотрел на собеседника.
- Вот чего, - он повернулся к старику, - У Пилата вырос огромный зуб на зелотов. И естественно, что он потребует у Каиафы их смерти. Так вот, ты поговоришь со своим зятем и посоветуешь не жалеть этих сикариев*, а кроме того, вместе с ними казнить еще одного человека...
- Кого?
- Ну-у-у... Я пока не решил. Кого-нибудь из бродячих сумасшедших, мага какого-нибудь... например...- он наморщил лоб, - Самое главное, что бы Каиафа, по доброте
Видимо у Агасфера было богатое прошлое), так что с Вас причитается. Делитесь: чего достигли в поисках?