Произведение «КВАДРАТНОЕ КОЛЕСО ФОРТУНЫ» (страница 12 из 21)
Тип: Произведение
Раздел: По жанрам
Тематика: Повесть
Автор:
Оценка: 5
Баллы: 2
Читатели: 3051 +1
Дата:

КВАДРАТНОЕ КОЛЕСО ФОРТУНЫ

маленькие комнатушки в подвале полуразрушенного дома, пообещал, что, как отстроят, так он нас наверх переселит, но через полгода исчез куда-то с концами. Так мы на всю жизнь в этом подвале и остались. Зимой открыли школу, а мне как раз семь исполнилось, ну и пошел я учиться. В первый класс нас на весь городок восемь душ набралось, да и то, троим уже лет по девять-десять было. Мать слегла и больше уже не встала из-за почек своих, девять мне было, когда схоронили. У отца туберкулёз, но ни лекарств, ни питания нормального, ничего нет. Благо швейная машинка сохранилась, она и выручала, да тётка из конторы своей паёк приносила. Возле райцентра речушка протекала, так я приноровился рыбу удить. Согнул мне отец из сломанной иглы крючок, дал нитку суровую и стал я рыбалить. Бывало, что пару-тройку пескарей и вытаскивал.

Мне было десять, когда у тётки парализовало левую руку и пол-лица. Печатать она уже не могла и тоже села отцу на шею. Её партизанская машинка стояла дома, а комиссар, в своё время, разрешил ей забрать два мешка старых бумаг из архива, вот и решила тётка учить меня на машинке печатать. Начала она с того, что взяла прут и выпорола. Сказала, что будет пороть за лень и за каждую ошибку. И порола ведь, но года через три я уже свободно печатал десятью пальцами по слепому методу и с листа, и с голоса. Я перепечатывал тексты из мешков, газетные статьи и вообще всё, что попадало под руку. Так тётка ещё и «писарскую» грамотность во мне развила. Ну, дотянул я до экзаменов за семилетку и встал вопрос, что дальше делать.

Учебных заведений в городке было три: десятилетка, ремеслуха, готовившая кадры для сельских МТС и сельхозтехникум, учивший по тем же специальностям, на той же базе и теми же учителями. Хлопцы шли в ремеслуху, (там кормили и одевали), а девчата в техникум. Потом и тех и других отправляли в деревню, где они и оседали на всю жизнь. Я тоже отнёс бумаги в ремеслуху и стал ждать сентября и начала учёбы. Летом произошло событие, перевернувшее мою жизнь – приехала кинопередвижка.

Мне было уже четырнадцать, когда я впервые увидел кино. Даже фильм тот помню: «Подкидыш».
- Муля, не нервируй меня, - процитировал Витька.
- Вот, вот, он самый. Все, как с ума тогда посходили - всё говорили друг другу эту фразу, а я её и не помнил даже. Я и сюжет-то не помнил, а вот как они там по Москве ходили, запомнил надолго. Чистые широкие улицы, высокие красивые дома, машины диковинные туда-сюда ездят, витрины, магазины и люди хорошо одетые, опрятные. Вот тогда-то я и решил: умру, а буду жить в Москве!

Дня два я раздумывал, а потом составил план, первым пунктом которого было получение аттестата. Я забрал бумаги из ремеслухи и отнёс назад в школу. Через год мы похоронили тётку.
Погрузившись в воспоминания Лев Михайлович стал мягче, сентиментальней и пару раз, даже, смахнул слезу. Он помолчал, потом, точно помянув, глотнул водки и похрустел огурцом. Мы сидели тихо, боясь нарушить плавность его рассказа.

- Я был в девятом, когда в нашем классе появился Славка, сын нового райвоенкома. Питался он видать хорошо, был и выше и сильнее нас, но характер имел мерзкий, гонористый. Нас всех он откровенно презирал и считал быдлом. Славка стал вторым пунктом моего плана и я заставил себя с ним подружиться. Славка дружбу мою не принял, но стал использовать в качестве денщика. Как-то ребята собрались его поколотить, но Славка спокойно заявил им, что все вместе они его может и одолеют, но человек пять останется без зубов, а вдобавок он скажет отцу и тот половину отправит в колонию, а остальных зашлёт служить за Полярный круг, где они сами застрелятся. Колония не произвела на хлопцев никакого впечатления, но неведомый Полярный круг остудил горячие головы. Тогда решили побить меня и изрядно намяли бока, требуя бросить корешиться со Славкой. Я не послушался и меня лупили ещё раза три, пока не отвязались. Славка оценил мою преданность и пригласил на день рождения.

Там я познакомился с военкомом. Славкин отец оказался заядлым рыбаком, но местной речки не знал и вообще считал ниже своего достоинства сидеть на берегу вместе со всеми. Я вызвался показать ему рыбные места вдали от города и мы, оседлав его мотоцикл, стали разъезжать по округе каждый раз, как у военкома выдавалось свободное время. В начале мая, перед выпускными экзаменами, я похоронил отца. Мне было семнадцать, когда я остался  круглым сиротой. Мы сдали экзамены и получили аттестаты. Собственно, «сдали», это громко сказано. Сдать мы ничего не могли просто по причине полного отсутствия каких-либо знаний. Я получил четвёрошный аттестат с пятёркой по русскому и двумя тройками: по иностранному, почему-то французскому, и химии. Ни французского, ни химии у нас не было вообще. Мы сидели с военкомом на берегу и, забросив удочки, беседовали о будущей жизни.

- Я Славку в военное училище отправляю. Хочешь, и тебе направление выпишу?
- Какой из меня офицер, - возражал я, - ни роста, ни голоса. А возьмите лучше меня к себе на работу.
- Куда? – не понял военком.
- В военкомат. Я, между прочим, десятью пальцами печатаю слепым методом.
Он рассмеялся и говорит:
-У меня в хозяйстве и машинки-то нет, всё от руки пишем.
- А я со своей приду. Представляете, от всех отчёты в область рукописные, а от вас на машинке.
Я знал, что он мечтает вырваться из этой дыры и не сомневался в успехе.
- А что, дело говоришь, - загорелся военком, - приходи в понедельник.
- Зачем тянуть? Прямо завтра и приду, - я очень боялся, что весь мой план может погубить какая-нибудь нелепая случайность.

Я стал работать в военкомате и так выполнил второй пункт своего плана. У трофейного военкомовского мотоцикла сломалась какая-то хреновина и наши рыбалки, слава богу, закончились. Мне больше не приходилось дрожать на ветру в своей «обдергайке» и кусать от зависти губы, когда майор в телогрейке и плащ-палатке таскал настоящей удочкой щук и сомиков. Я быстро освоил нехитрое военкоматское делопроизводство и лихо печатал рапорты, сводки и прочую муру, отправляемую наверх. Майора стали похваливать и я молил небеса, чтобы его не повысили до моего ухода в армию. Прошло полтора года, и наступила осень моего призыва. Мы получили пакет со списком формируемых команд и я, вскрывая его, снова молился, чтобы там оказалось то, что мне сейчас было нужней всего. И оно там оказалось: команда из шести человек в Московский округ ПВО. Я включил себя в эту команду, оформил все документы, подсунул майору на подпись, а он уже давно подписывал бумаги не глядя, и отправил их в область. Теперь он ничего не мог поделать, даже если бы очень захотел.

Лев Михайлович замолчал и задумался. В блиндаже стало тихо и только прерывистое дыхание Кузьмича нарушало эту тишину.
- И что же, вы прямо в Москву попали? – не выдержал Витька.
- Нет, Москву я перепрыгнул километров на восемьдесят и приземлился в Орехово-Зуевских лесах в зенитно-ракетном полку.

Лев Михайлович снова замолчал, вспоминая что-то своё. Внезапно глаза его увлажнились, и он заговорил срывающимся слезливым голосом:
- Вам, молодёжь, этого не понять, но когда я вышел из бани в двух парах нового белья, в новеньких х/б, сапогах и шинели, с новой ушанкой на голове, держа в руках новенький бушлат, я был просто счастлив. Понимаете, за всю мою девятнадцатилетнюю жизнь такого роскошного гардероба у меня не было. Вы вообще многого не понимаете! – И рыжий окинул нас злобно презрительным взглядом. - После бани нас повели в столовую, и я впервые в жизни наелся до отвала. Никогда не забуду этот свой первый армейский обед: давали макароны по-флотски. Я впервые ел макароны и они мне так понравились, что я их до сих пор обожаю!
Лев Михайлович смахнул покатившуюся слезинку и глотнул водки.

- Всё это лирика, молодые люди, но суть в другом: мне надо было строить свою судьбу, и я её выстроил. На следующий день нас, новобранцев, согнали в клуб. На сцене всё командование за столом с красной скатертью, ну, вы сами представляете. Выступают, правильные слова произносят, стращают, что-то обещают, от чего-то предостерегают…
Всё это не важно. Дошла очередь до начальника штаба, а он, между прочим, говорит:
- Нам нужны грамотные специалисты, а практически у каждого из вас есть гражданская специальность, поэтому сообщите о ней своему командиру отделения, а мы потом определим, где вас лучше использовать.

Вот, думаю, сейчас всё и решится. Пошли отцы командиры через зал к выходу, а я подскакиваю к начальнику штаба:
- Товарищ майор, разрешите обратиться?
Он на меня как зыркнет, прямо в порошок стереть готов:
- Что, боец, не успел начать служить, а уже жаловаться бежишь?
- Никак нет, - говорю, - вопрос задать разрешите?
Вижу, смягчился чуток:
- Задавай, но чтоб через голову непосредственного начальника больше не обращаться!
- Виноват, - говорю, - исправлюсь. У меня вопрос такой: я на гражданке делопроизводителем в военкомате работал и печатаю десятью пальцами с листа и с голоса. Мне что, командиру отделения сказать про гражданскую специальность?
Смотрю, у майора глазки засверкали:
- А ну, пойдем со мной, - говорит.

Привёл меня в штаб, посадил за машинку, бросил мне газету:
- Время – минута. Начали!
Тут уж я выложился сполна - 132 знака за минуту выдал без единой ошибки. Он газету схватил и давай читать, а я снова застрочил на своём пулемёте. Взял он мой военный билет, брови нахмурил:
- Сам заполнял?
- Никак нет, - говорю, - я тогда ещё в школе учился.
Он мне ручку суёт: пиши, мол. Я и написал каллиграфическим почерком: «Заявление. Прошу зачислить меня на должность писаря штаба». Майор рассмеялся и кричит посыльному:
- Писаря ко мне!
Пришел солдатик и говорит ему майор:
- Вот, Зеленцов, как подготовишь из него замену, так домой. Экзамен у него лично принимать буду. Свободны.

Вышли мы, оба сияем, а он мне:
- Неделя тебе, салажонок, максимум. Подведёшь, такую тебе жизнь устрою, что пожалеешь, что родился.
Привёл он меня в казарму, вызвал старшину и «отделённого»:
- Салагу не трогать, в наряды не назначать, будить в полшестого, на отбой не ждать.
Два дня приходил он за мной в шесть утра и отпускал от себя только к двенадцати ночи.

Тут я ему говорю, что всё, хорош, веди к майору. Наутро пошли. Зеленцов белее снега, а я чувствую, что полностью готов. Майор Зеленцова отослал, а меня гонять начал. В конце велел на Зеленцова дембельские документы подготовить. Проверил всё до запятой и велел самостоятельно написать приказ о назначении меня писарем штаба с допуском к документам ДСП. Прочитал приказ:
- Это ты в военкомате так наблатыкался?
- Так точно, - говорю.
- Ну, давай, зови Зеленцова.
Так и стал я штабным писарем ещё до принятия Присяги.

Рыжий гордо оглядел каждого из нас. Я одобрительно улыбнулся, Витька поаплодировал, Анатолий показал большой палец.
- Поверите, за всю службу ни в одном наряде не был, ни в одном карауле не отстоял! А уж как я тётке за её хворостину благодарен был, царствие ей…
Лев Михайлович снова пригубил из кружки.
- Где-то в марте-апреле приходит из Политотдела разнарядка: дают квоту на одного солдата и одного младшего командира для приёма в партию. Я к замполиту:
- Товарищ подполковник, хочу в партию, дайте рекомендацию.
А уж он-то счастлив, что не надо бегать да уговаривать.
- Дам, - говорит, -


Оценка произведения:
Разное:
Реклама
Книга автора
Жё тэм, мон шер... 
 Автор: Виктор Владимирович Королев
Реклама