опозорить хочешь, да? Ты хочешь, чтобы люди говорили, что Гиви такой жадный, что не заплатил за отличную работу, да? Бери! – заорал он и его чёрные глаза засверкали огнями витрины.
Витька упрямо мотнул круглой головой и взялся за ручку двери. В метре от его головы тяжелая малахитовая пепельница разлетелась на куски, разбившись об стену. Витька пулей вылетел из шашлычной и впрыгнул в отходивший автобус.
Напуганный, а Витька не сомневался, что Гиви просто промазал, и потрясённый таким неожиданным финалом, он не заметил, как автобус завез его к чёрту на куличики и он потратил почти два часа на дорогу домой.
- Вот балда, - ругал себя Витька,- и человека обидел и время потратил.
На лестнице нервно курила Светка.
- Витька, - зашептала она, вцепившись ему в руку, - тут такое было! Мать целый час разговаривала по телефону с каким-то Гиви. Я сначала не врубалась, а потом услышала, что говорят о тебе. Я поняла, что ты его чем-то смертельно обидел и даже оскорбил. Мать час уговаривала его простить тебя, говорила, что ты ещё маленький, что воспитан не так, что мама твоя тяжело больна и только что вышла из больницы. Не знаю, чего уж ты там натворил, но смотри - эти грузины очень обидчивы и мстительны. В общем, я тебя предупредила.
На следующий день, когда они сели обедать, в дверь постучали. Маленькое Витькино сердечко трепетно забилось, и он обречённо пошел открывать дверь своей судьбе. За дверью никого не было, но на пороге стояла большая плетёная корзина с высокой ручкой. Из янтарных гроздей винограда высовывались горлышки нескольких бутылок. Сверху лежала небольшая карточка с рукописным грузинским текстом, одним русским словом «МАМЕ» и витиеватой подписью внизу. Хлопнула парадная дверь и заурчала отъезжающая машина. Витька осторожно обошел корзину и позвонил в противоположную квартиру. Дверь открыла Алевтина и Витька, не здороваясь, ткнул пальцем в сторону корзины:
- Это как понимать?
Алевтина расслабилась, словно сбросила с плеч мешок картошки.
- Так и понимать, Витек, – простил он тебя. В следующий раз будь умнее.
- Можно я позвоню?
Алевтина пропустила Витьку в квартиру и он набрал номер.
- Слушаю вас, уважаемый, - пророкотала трубка.
- Спасибо за подарок, Гиви, - Витька был искренне растроган, - и не сердитесь на меня, я правда не хотел вас обидеть.
- Будь счастлив, сынок, - сурово произнес Гиви и добавил: – тебе больше не надо приходить.
Оставшись без дела после выздоровления Алевтины, Лизавета снова заскучала. В Витькино отсутствие она стала потихонечку выходить, освоила подъём на пятый этаж всего с двумя остановками и стала выносить мусор, проходя стометровку от дома до бачков. Она зашла в школу, находившуюся прямо во дворе их дома, и поинтересовалась работой. Место уборщицы было занято, но ей посоветовали зайти в ЖЭК. В ЖЭКе Лизавете предложили сразу две должности: дворником на три участка и мыть лестницы в двух девятиэтажках по соседству. Витька выслушал её сообщение спокойно, без эмоций и возмущения.
- Давай, - сказал он равнодушным тоном, - но учти, что как только ты оформишься, я сразу перевожусь на вечерний и тоже устраиваюсь на работу, а когда через неделю ты снова загремишь в больницу, я навещать тебя не смогу – свободного времени совсем не будет.
Лизавета тяжело вздохнула и пошла советоваться к Алевтине.
- Надо подумать, - неопределённо ответила соседка и через неделю Лизавета уже работала калькулятором в маленькой диетической столовой недалеко от дома.
Работа Лизавете очень понравилась – она не требовала ни специальных знаний, ни физических усилий, а терпения и внимательности Лизавете было не занимать. Платили немного, но совершенно официально кормили обедом, высчитывая из зарплаты сущие пустяки. Лизавета взбодрилась и даже помолодела. За вечерним чаем с сухариками она рассказывала Витьке о столовских событиях.
- Сегодня-то что случилось, - трагически восклицала она, - повариха пошла домой, только из двери вышла, а её два обэхээсника цап под руки и назад. В кабинет директора завели, пальто сняли, а там… - Лизавета закатила глаза, изображая ужас, - а там, Витька, шмат мяса к животу привязан! Три кило шестьсот грамм. Позор-то какой и, говорят, посадить могут. Вот беда.
- А что, всех проверяли?
- Нет, только её.
-А узнали про неё откуда?
Лизавета задумалась и всплеснула руками:
- Неужто донёс кто? Вот ведь, горе какое. Ты, Витька, чужого никогда не бери, как бы плохо оно не лежало, - завершила она свой рассказ.
В другой раз, захлёбываясь смехом, Лизавета рассказывала:
- А сегодня, вот умора, чего было. Шеф-повар у нас, Зоя Петровна, маленькая такая, кругленькая, но бой-баба: поварих гоняет, только перья летят. Она и за словом в карман не лезет, может и матерком пульнуть, а может и по заднице за нерадивость врезать. Ну и посылает Зоя двух поварих в подвал со склада котёл крупы для каши принести. Ждёт, ждёт, а их всё нет и нет. Зоя взбеленилась и, как была с поварёшкой, так и помчалась на склад. Прибегает и застаёт картинку, ты только представь: стоит в дверях склада в стельку пьяный рабочий наш, Васька, и мычит: «Не пущу и всё тут». Чего ему с пьяных глаз привиделось, не знаю. Поварихи прыгают перед ним, а чего они с пьяным дураком сделать могут? А Зоя, ой, Вить, умора, как вбежала в подвал, так сразу всё поняла и, не останавливаясь, подлетела к нему и с разгону как треснет его поварёшкой в лоб, он и упал. Сперва думали насмерть пришибла, потом прислушались, а он спит, да ещё и похрапывает. – Лизавета отсмеялась и закончила снова неожиданно, - Ты, Витька, не смей никогда до такого скотского состояния напиваться, сама пришибу вот этими руками.
Едва начались зимние каникулы, как Витька подхватил грипп. Температура не поднималась выше тридцати восьми, но изнуряющий кашель, насморк и слабость держали его прикованным к дивану. Среди дня в дверь постучали и Витька поплёлся открывать. Чьи-то руки грубо развернули его и, зажав рот ладонью, больно воткнули в спину что-то твёрдое и поволокли по квартире, заглядывая во все помещения. Витьку отпустили посреди большой комнаты и он, прокашлявшись и утерев сопли, увидел перед собой двух грузин в чёрных кожаных пальто и каракулевых шапках. Старший сидел на диване и из-под его распахнутого пальто на Витьку из подмышечной кобуры смотрела рукоятка пистолета, младший стоял у двери, на его могучем кулаке зловеще блестел никелированный кастет.
- Ты Салтанкин Виктор Петрович и ты делал витрину у Гиви? – старший говорил почти без акцента.
Витька кивнул.
- Подойди, - он вынул из кармана бумагу и показал её Витьке.
- Это что?
-Договор.
- Люблю честных людей, которые не создают себе лишних мучений, а мне лишних забот,- донеслось от двери.
- Ты сделал витрину и что было потом?
- Включили, выпили по рюмке «Камю» и я уехал домой. А в чём дело, сломалось что-то?
- Если будешь врать, твоя голова сломается, - прорычал младший.
- Ты правду говори, - подтвердил старший,- а то ведь он сейчас из тебя шашлык делать будет. Мы и так всё знаем, нам твоя правда нужна.
И Витька рассказал всю правду, вплоть до пепельницы.
- И это мы знаем, дальше рассказывай, - снова прорычал младший.
- Да что случилось-то? – закричал Витька, выигрывая время. Втягивать Алевтину в эту странную историю он ни за что не хотел.
- Не кричи, - оборвал его старший, - дело говори.
- Ну, я ему позвонил, мы поговорили и он всё понял. И подарок вон прислал, - Витька показал на телевизор, где красовалась корзина с четырьмя бутылками. – И всё, больше мы не виделись.
Младший подошел к корзине и вынул из неё карточку.
- Пошли, это не тот, - сказал он, передавая старшему кусочек картона.
- Да что случилось-то? – повторил Витька, - Зачем вы приходили?
Младший открыл дверь и стал слушать лестницу.
- Убили нашего Гиви, - сказал старший, вставая с дивана, - ищем шакала, всех проверяем. - Помяни, - кивнул он на бутылки в корзине, - хорошего человека Гиви Варсаладзе.
- Карточку на память оставьте, - попросил Витька.
- Не могу, дорогой, отцу показать надо, она – твоя защита.
На лестнице послышались шаги и младший притворил дверь.
- Что там по-грузински написано, хоть это вы можете сказать? – Витька еле сдерживал слёзы.
- Могу, - сказал старший, посмотрев в карточку, - точно перевести не могу, но смысл такой: это старинное грузинское пожелание счастья матери, родившей не совсем здорового сына.
Через пару дней Витька на лестнице случайно встретился с Алевтиной.
- Представляешь, Вить, Гиви нашего застрелили.
- Я знаю.
-Откуда? – ахнула Алевтина.
- Ко мне приходили, - ответил Витька, и Алевтина посмотрела на него с ужасом.
В четырнадцать лет Витька за одно лето подрос на восемь сантиметров, набрал свои сто шестьдесят пять и перестал расти. Теперь, с первыми лучами весеннего солнца, его детские косточки кинулись навёрстывать упущенное, и Витька начал расти вширь. Так случается с саженцем, который, проторчав пару лет из земли сухой палкой, неожиданно для всех однажды весной, выстрелив ветками и листьями, бросается вдогонку за более удачливыми собратьями.
Закончился первый курс, и мы разъехались по стройотрядам, отрабатывать третий трудовой семестр. Я записался в сахалинский отряд, а Витька в московский, работавший на строительстве нового институтского корпуса. Растущие кости стали обрастать мясцом, как говорил дядя Миша, организм требовал пищи, и в их квартирке впервые запахло курицей и мясом. У Витьки появился бархатный баритончик, а его круглая мордашка обросла ещё жидкой, но уже вполне заметной, бородёнкой. В августе начались, наконец, каникулы и Лизавета просто выгнала Витьку на природу. В электричке он разговорился с рыбаком, который ехал в какой-то частный дом рыбака, о котором сам узнал от случайного знакомого, и Витька отправился вместе с ним. Они с трудом отыскали блиндаж, и рыбачок сразу исчез, буркнув: «Катакомба какая-то, даже телика нет», а Витька остался и провел там весь месяц, время от времени наведываясь на денёк в Москву.
Он вернулся в конце августа, привезя целый мешок копчёной рыбы, которую Лизавета сразу раздала на работе, оставив себе лишь несколько штук. Вдруг выяснилось, что в институт Витьке идти не в чем и Лизавета потащила его в комиссионку, из которой он вышел прямо в обновках.
- А я иду и гадаю: что за мужчина ведёт тебя под ручку? – нагнала их у подъезда Алевтина, - Ты, Витёк, совсем взрослым стал. И когда успел?
Дома, стоя у зеркала в ванной, Витька гадал: сбрить бородёнку или оставить, но вспомнив, что бритвы всё равно нет, решил пока оставить. Лизавета, со счастливой улыбкой наблюдавшая через открытую дверь за Витькиными раздумьями, сходила в комнату и вернулась с жестяной коробкой в руках.
- Вот, сынок, держи отцовское наследство, теперь оно твоё, - и Лизавета смахнула слезинку.
Витька достал наполовину сточенную опасную бритву, стёртый помазок, металлический стаканчик, кусок кожаного ремня, натянутого на рамку, и тёплая волна нежности к этой маленькой любимой женщине захлестнула его.
Жизнь в семействе Салтанкиных наладилась окончательно, когда зам. Алевтины попросил позаниматься математикой со своими двойняшками да подключил к ним ещё и внучку Михалыча. Теперь два раза в неделю они собирались в большом михалычевом кабинете, и Витька получал целую
