На скрижали моего сердца

Наши взгляды встретились. Не знаю, что она прочла в моём взгляде, но её глаза, я почувствовал это на расстоянии, встревожено прищурились. Девушка на короткий миг напряглась, что не ускользнуло от внимания подруги. Она ткнула её кулаком. Удар подействовал отрезвляюще. Моя девушка (простите дерзость!) вздрогнула, с неё будто слетела морозная пыль, искрясь и тая в солнечном свете. Девушка загадочно улыбнулась и махнула рукой с зажатым в ней недоеденным мороженым.
  Автомобиль плавно тронулся.
  Я шевельнул пальцами в ответ. Освещённая лучами яркого света, она казалась вышедшей из светлой дали феей. Одна маленькая деталь ускользнула от моего внимания, отложившись небольшой заметкой в подсознании.
  Поймать зелёную волну не удалось. Автомобиль остановился, как вкопанный перед перекрестком; я рефлекторно поднял манжет рубашки и посмотрел на циферблат. Водитель заметил мой жест.
  - Домчим с ветерком! – улыбаясь и говоря о себе во втором лице, пообещал водитель.

                                                       11

  «Очень интересным мероприятием» оказался вечер поэзии.
  Любителями поэзии Дмитровский Дом Культуры оказался забит под завязку.
  Взглянув на полный зал, я высказал опасение, что как бы нам не пришлось стоя провести всё время, отведённое для выступления. Тревоги развеял друг, сказав коротко, мол, пустое, и отпустил замечание по поводу моего состояния. Пришлось отшутиться и сослаться на незначительную усталость.
  Посреди сцены стоял длинный стол, накрытый традиционно красным бархатом. Через равные промежутки стояли графины с водой и стаканами. Стулья для ведущей и поэтов. Микрофон для выступающих стоял справа на высокой подставке.
  Со сдержанной суетливостью по сцене сновали сотрудники ДК, проверяя крепость стола, переставляя стулья и поправляя скатерть, успевая мимоходом отпускать едкие шуточки друг другу.
  Прозвучал звонок, извещающий начало вечера поэзии. Быстро расселись опоздавшие на свободные места. Свет погас. Освещённой оказалась сцена.
  К микрофону вышла ведущая творческого вечера, заведующая поселковой библиотекой, высокая стройная женщина в строгом костюме и объявила о начале мероприятия.    
  - Дорогие друзья! – бодро взяла она высокую ноту, вот мы встречаемся в очередной раз, чтобы окунуться в прекрасный мир поэзии. Послушать новые стихотворения наших поэтов-земляков, живущих рядом с нами, дышащих одним замечательным воздухом нашей малой родины, нашего Подмосковья! Что я хочу сказать… Все мы наблюдаем и каждый день видим неповторимые пейзажи и картины природы, восхищаемся, произнося давно известные строки русских поэтов-классиков и по-своему отражающих своё к ней отношение. Но именно наши современники-поэты находят новые образы для выражения своих чувств.
  Дружные аплодисменты взорвали спокойную атмосферу зала.
  - Спасибо, спасибо дорогие односельчане! – продолжила ведущая, – а сейчас я приглашу на сцену наших дорогих поэтов. – И повернулась в сторону кулис.
  Из темноты вышли и расселись за столом две пожилые дамочки в люриксовых платьях с вязанными накидками на плечах, юная особа лет семнадцати в однотонном синем платье с белым воротником, среднего возраста мужчина в джинсах и вязаном пуловере, высокий нескладный юноша с горящим взором тёмных глаз, выразительность которых подчёркивали нездоровые коричневые круги на бледном лице, на невзрачной фигуре скомкано висел шерстяной серый костюм.  
  - Теперь я хочу пригласить на сцену нашего общего друга, художника и мецената, графа Костаса Цымбалюса! Поприветствуем, друзья!
   Раздались дружные хлопки. Темноту зала прорезал тонкий насыщенный жёлто-сизый луч прожектора. Он высветил Костю в компании со мной.
  Внимание сотен глаз обращённых в нашу сторону буквально свалило меня с ног.
  Костя приложил руку к сердцу и низко поклонился. Затем взял меня за руку и увлёк за собой на сцену.
  - Благодарю вас, дорогие земляки, за столь щедрое внимание к моей скромной персоне! – сказал, заигрывая с залом Костя. – Позвольте и мне представить вам моего друга, Аркадий Сивуха. Он приехал к нам из самой Якутии (друг потряс в воздухе указательным пальцем). Скажу вам по большому секрету, он тоже иногда пишет довольно сносные стихи. – И подтолкнул меня к микрофону.
  Пару раз зачем-то я щёлкнул по микрофону, отчего в зале послышался редкий смех.
  - Мой друг несколько преувеличил мои таланты, - скромно сообщил я присутствующим. – Но с превеликим удовольствием выслушаю замечательные творения ваших прекрасных земляков-поэтов.
  Этого ли ожидал зал, нет ли, но мои слова встретили дружные хлопки.
  Костя и я сели в президиуме.
  Вечер начался. Слово взяла ведущая; как она сказала, сделает небольшой анализ творческой жизни посёлка. Следом выступили по очереди две пожилые женщины-поэтессы. Пространно рассказали о том, как приходит к ним вдохновение; затем перешли к непосредственно чтению стихотворений. Каждое произведение активно встречалось слушателями. По завершении чтения последовали к ним вопросы слушателей. Их интересовало всё, вплоть до личной жизни. Женщины отвечали сдержанно, вели себя так, будто всю жизнь тем и занимались, что отвечали на вопросы. Затем они снова читали стихотворения. Некоторые по памяти; отдельные декламировали из газетных вырезок, изданных брошюр и опубликованных сборников. И снова сыпались вопросы, иногда по теме, чаще наивные. Я откровенно скучал, слушая  длинные интригующие ответы. Костя же наоборот, был полностью поглощён создавшейся романтической атмосферой лиричности, создавшейся в слушательном зале и на сцене. Шевелил беззвучно губами, будто синхронно читал прослушиваемые произведения вместе с авторами.
  Когда пришла очередь выступать мужчины-поэта, я совсем ушёл в свои мысли; мало того, что его стихотворения написаны белым стихом, так ещё мне каждый раз хотелось, когда я выныривал из омута безразличия, сказать этому автору, слушая очередной эпохальный опус, что в национальных школах Якутии школьники-первоклассники, с трудом владеющие русским языком, свои первые маленькие сочинения пишут с большей образностью и выразительностью, чем он свои вирши.
  Однако, моё мнение кардинально расходилось с залом. Раздавались после каждого прочтения крики «Браво!», чего не слышал при предыдущих чтениях. Одно стихотворение, кажется «Обморочная осень», автор прочёл три раза на бис. Кокетничая с залом, он томно говорил, что яркие мысли и необычные образы, наравне с новыми рифмами (в белом-то  стихе!) и неоидиомами, которые придают его произведениям необычную окраску и мелодичность. (Мне до зуда в паху хотелось посоветовать ему, перечитать «Песню о Буревестнике» Максима Горького, вот где необычная окраска слова и мелодичность белого стиха.)    
  Следом к микрофону вышла, краснея от стеснения, лицом девушка в тёмном платье с белым воротником. Прошу простить, что не упоминаю имён поэтов, не ставил перед собой такой задачи, но мне очень понравились её стихотворения. Уж их-то я запомнил.

                                                 Ветер задул свечу.
                                                 Заполыхал мираж.
                                                 Я средь миров лечу,
                                                 Мне всех милее наш,
                                                 Где у ворот стоит,
                                                 Нас, ожидая века,
                                                 Мама, в руке дрожит
                                                 Крынка молока.

  На него зал отреагировал странно. Минутное молчание прервали робкие хлопки из глубины помещения. На том и закончилось.
  Девушка тоже отвечала на повторяющиеся вопросы слушателей о вдохновении, как она пишет. Она рассказала, что иногда пишется легко, когда строки струятся чернильной грустью на белый лист; чаще строки даются с трудом. И тогда рука сама черкает неудачные строки и комкает лист.
  Затем  девушка прочитала второе стихотворение. На него реакция была более скорой.

                                                 Заплакали окна.
                                                 Дождь пролился.
                                                 Возликовала
                                                 Вселенная вся.
                                                 Лист порыжелый
                                                  Кружится, падает вниз.
                                                  Он подвластен
                                                  Прихоти чьей-то,
                                                  Он исполняет
                                                  Чей-то каприз.

  Между выступлениями наступил перерыв. Ведущая разрядила обстановку и прочитала небольшую лекцию о поэзии. Свою речь она перемежала небольшими отрывками из стихотворений классиков и современных поэтов. Закончила своё выступление она объявлением нового поэта.
  К микрофону вышел странным дерганым шагом угловатый юноша с жёлтыми кругами вокруг тёмных глаз с пылающим взором.
  Пока левой рукой приглаживал длинные чёрные волосы (наверняка, красит, подумал я) ровного окраса, в правой мелко дрожали листы с текстом.
  Юноша умело выдержал паузу, как молодое вино в бокале для насыщения воздухом, долго и внимательно водя по рядам прищуренными глазами; когда показалось, зал, вот-вот, лопнет от нетерпения, чётко, без запинки с замедленным ускорением он прочитал первое стихотворение. Звонким и чистым голосом.

                                 Мы хоронили себя,
                                 Мы хоронили эпоху.
                                 И, собирали скорбя,
                                 Уцелевшие крохи.
                                 Там вдох, там погасший взгляд,
                                 Несли даже раны в сердце.
                                 А, кое-кто, наугад,
                                 Конспекты старых лекций.
                                 Их некто, тихо коря,
                                 Просил, говоря крещендо:
                                 «Ненадобно нам старья.
                                 Сдайте другим в аренду».
                                 Вслед хору, сгущая мглу,
                                 Детский молчал голосочек.
                                 Многие шли по стеклу
                                 Босые ночью.
                                 Шли, кровь на землю лия.
                                 Шли, подавляя стоны.
                                 Наполнилась вся земля –
                                 Колокольным звоном.
                                 Падали камнями «ах»,
                                 С водой разливались «охи».
                                 Мы хоронили себя,
                                 Похоронив эпоху.

  Декламировал он замечательно, хорошо поставленным голосом, акцентируя слова и умело используя немой крик коротких пауз. Окончания слов, чем грешили предыдущие чтецы, он не глотал. Каждое слово находило в слушателях отклик. Приятная музыка послышалась внутри меня. Таково было моё впечатление от первого стихотворения.
  Инквизиторы-слушатели не пытали этого юношу с пристрастием вопросами, когда написал первое стихотворение, существует ли какая-то формула создания успешного произведения, какое время года вдохновляет его больше всего. Считает ли он русских классиков своими духовными учителями и как относится к русской литературе.
  Зрители ждали продолжения.
  Юноша сухо сглотнул. Резко дёрнулся кадык. На лице отразилось внутреннее волнение
  - Вот вы интересовались у моих собратьев по перу, как они пишут стихотворения, - внезапно произнёс он совершенно другим, суховатым, надтреснутым голосом, чем тем, которым читал стихи. – На этот вопрос лично я дать ответа не могу. У