На скрижали моего сердца

маленький костюм, в чужое тело; увеличивая его габариты под свои. Он почувствовал это и испугался. Страх в его глазах, как напечатанный красной краской текст, я прочёл моментально; он рванул к трюмо и, расстегнув ворот рубашки, посмотрел на дёргающийся кадык и вздымающуюся грудь. Я рассмотрел тяжёлый шёлк алой сорочки, брюки с наглаженными стрелками добротной чёрной шерсти. «Чо за на…», - коверкая речь и кривя губы, произносит он и смотрит, смотрит, внимательно рассматривает своё лицо, побледневшее от жёсткого кашля. «Шайтан! – рявкнул он и бешено завертел белками глаз, надул щёки несколько раз, похлопал по ним пальцами, издавая глухой звук, и, более спокойно что-то неразборчиво пробурчал, добавив в конце примирительно: - Шайтан!»    
  Удовлетворившись осмотром, он расслабился. На лицо вернулась прежняя вальяжность и надменность. Он погрозил, усмехаясь, своему отображению в зеркале пальцем: - Ну-ну!
  Решаю продолжить с ним игру.
  Помимо его воли дерзко высунул язык изо рта, поводил кончиком по губам и высказался на чистейшем русском: - Чо застыл, братэлло, не ожидал подляны?
  Кавказец посерел и подпрыгнул на месте. Смертельная бледность украсила щёки и лоб. Он застыл и простоял неподвижно, пока сотлевшая сигарета не обожгла пальцы. На ожог он отреагировал странно: дотлевающим огоньком прижёг внутреннюю часть ладони. Скорее всего, это был тест, проверка на нормальность. Сильной боли он не ощутил и осторожно улыбнулся.
   Активности не проявляю; жду. Он смелее повертелся торсом перед зеркалом; не почувствовав ничего необычного успокоился. Но, обронив взгляд на часы, снова зашёлся в нервном метании по комнате, набирая на мобильном телефоне номер и слыша в ответ, что «абонент не может быть вызван».    
   Измеряя комнате по периметру, он незаметно приблизился к окну, слегка отодвинул портьеру. Открылся вид из окна.
  Квартира располагалась не ниже четвёртого этажа. Прямо перед окном, руку протяни и погладь зелёную листву клёна, по форме листьев определил породу дерева, качались в беспокойном движении густые кроны. Прослеживаю его взгляд: он что-то внимательно высматривает внизу. Даже под таким углом обзора, я сумел рассмотреть часть пешеходной дорожки и аллею перед домом. Он привстал на цыпочки, но результата не достиг. Мне даже захотелось предложить ему высунуться из окна для полноты обзора; сдержался. Хитрец всё же смог рассмотреть припаркованные автомобили и часть пустого двора. Внезапно он оживился и почти впечатал лицо в стекло, его прохлада через кожу кавказца передалась и мне. Заинтересовавший объект, белый «форд» проехал к соседнему подъезду. Из авто вышла семейная пара, муж выгрузил сумки из багажника. Весело смеясь и разговаривая, они скрылись за входной дверью.
  Глубокое разочарование прочёл по его внутреннему состоянию. Ожидание не оправдалось. Злость и досада так и норовили вырваться наружу. Кавказец тихо выругался на родном языке, продолжил на русском, составив неграмотную словесную конструкцию из слов с неправильными окончаниями.
  Решаю снова проявиться. Схватил его за крючковатый нос пальцами и сильно сжал ноздри. Такого поворота он, успокоенный, не ожидал. Не сумев разжать пальцы, он широко раскрыл рот, полный золотых коронок. Я же мысленно, чеканя каждое слово, посоветовал в ближайшее время взяться за углублённое изучение русского языка, иначе такие сюрпризы будут происходить с ним в любом месте. И разжал пальцы. Кавказец округлил глаза и снова бросился к зеркалу, будто ища в нём защиты.
  В какой-то маниакальной последовательности, он снова дул щёки, массировал их хлопками, тонизируя кожу. В пустой голове вертелось одно-единственное, неустанно  повторяемое слово: - Шайтан! Следом в его голове зародилась мысль, отчётливо попахивающая сивушными маслами.
  Напольные часы пробили два раза. Густой тягучий звон плетью подстегнул кавказца.
  Прытью, он стеганул на кухню. Мраморные плиты коварно подставили подножку, и он растянулся на полу, больно ударившись спиной и затылком. На какой-то миг и я потерял связь с окружающим миром.
  Очнувшись первым, продолжил фиксировать обстановку.
  На окне газовая прозрачная светло-изумрудная ткань мерно покачивалась от дующего в форточку ветерка. Сквозняк шевелил цветы в вазе на кухонном столе и свободно разгуливал по помещению.
  Кавказец поднялся, потирая ушибленные места, явно стараясь, произнёс «о, иобин урот», подрагивающей рукой взял из настенного шкафчика хрустальную стопку. Из холодильника вынул литровую бутылку водки. Крепкими резцами, не изуродованными золотом коронок, вытянул пластиковую пробку, выплюнул на пол, наполнил стопку и, запрокинув голову, выплеснул содержимое в рот. Жгучая жидкость обожгла нёбо; он скривился; ощущение выпитого передалось мне. Мои рецепторы бурно взбунтовались, будто это я залпом осушил стопку водки. Кавказец закрыл глаза, перевёл дыхание и медленно втянул воздух в лёгкие. Его опьянение, быстрое и минутное, пронеслось мимо меня. Кавказец посмаковал последние капли  водки, облизал влажным языком губы. Смачно глотнул. Всё его внимание сфокусировано на бутылке. Вторую стопку выпил медленно. На пустой желудок опьянение пришло быстро: штормовая волна алкоголя встряхнула хлипкий организм. На ослабевших ногах он приблизился к столу, сел на табурет, опёрся спиной на стену. Приятную прохладу кафеля почувствовал я его кожей и мышцами. Кавказец запрокинул голову и что-то замычал, задрёмывая.
  Пока он спал, решил заняться анализом ситуации.
  В первую очередь предстояло разобраться в себе. Но рефлексивное ковыряние ни к чему не привело, прошлое просто отрезали и оставили промежуточную память настоящего, но с одной оговоркой: не потерял самоидентификации. Но оказался в чужом теле. В конфликт с ним не вступил, первое. Второе, эта моя метаморфоза – опыт над моей психикой? Лабораторный кролик кто: я или кавказец? И, третье…
  На последнем этапе непроизвольно перехожу в сознание кавказца, пьяно дремлющего и спросонья резко вскрикивающего. В моём мозгу прозвучала команда войти в его сон.
  Исполнить команду оказалось легко, находясь в его теле.
  Чистый пустой маленький двор, сухое дерево, высокое, царапающее ветвями высокое выжженное солнцем до белизны голубое небо. У комля в жидкой тени свернулась калачиком чёрно-белого окраса собака.
  Ничего необычного, констатирую я; зеркальное отражение во сне жёсткой реальности.
  Тело кавказца внезапно дёрнулось и напряглось.
  Из-за угла высокого, побеленного строения вышел загорелый до черноты мальчик лет шести. На нём короткие в заплатах штанишки, застиранная рубашонка, на выбритой голове шапочка. Он держит в руке суковатую палку.
  Сквозь сон чувствую, этот мальчик испытывает глубокое внутреннее унижение. Ему не нравится, что приходиться донашивать одежду старших братьев, постоянное подтруниванием над ним и насмешки. Копящаяся внутри злость находит выход. Мальчик, бесшумно ступая босыми ступнями по раскалённой глине двора, кожа стоп горит, но он мужчина и не даст слезам выйти наружу, приближается к спящей собаке. Взмах рукой, палка опустилась на спину бедного животного. Собака взвизгнула от боли и, оскалившись, сухо клацнула челюстями. Острые клыки оставили глубокие борозды на левой руке. Из ран тотчас показалась кровь. Раскалённым железом боль разлилась по телу. Он не хотел, но надо было, кричать.
  Гортанный вопль накрыл маленький двор…
  От собственного крика кавказец проснулся, сжимая ладонью правой руки левое запястье. Он расстегнул манжет и погладил старые шрамы. Боль постепенно прошла.
  Он встал. Поглаживая больное место, зашагал по кухне. Застарелая зажившая рана иногда напоминала о себе.
  Отцу он рассказал свою версию (бедное животное заперли в сарае), свою первую тщательно продуманную ложь в бесконечном ряду последующего вранья. Растирая по лицу вместе со слезами грязь, он, захлёбываясь рёвом, говорил, что просто хотел погладить животное. Оно же – цапнуло за руку.
  Истошные крики матери, бьющейся в истерике, слышали даже соседи, собравшиеся у ворот. Она, побледнев лицом, умоляла мужа избавиться от этого опасного зверя, этой бешеной псины, пока она не перекусала всех детей.
   Отец, как ему тогда показалось, не поверил ни одному его слову; но факт укуса, ниточка крови на глине двора, пропитавшаяся кровью тряпка, оглашенный ор матери заставили исполнить просьбу женщины.
  С грустным видом отец увёл со двора собаку, прослужившую верно десять лет.
  Алкоголь постепенно ослаблял хватку; кавказец снова выпил. Опьянение возросло, нарастала нервозность. С бутылкой в руке он вернулся в зал.
  Напольные часы показывали четверть пятого. Выдав привычное «шайтан!», приложился к горлышку.
  Оторвался, сделав долгий глоток. Взял сигареты, закурил, развалился на диване. Жадно затягиваясь, смахивал дрожащей рукой пепел на пол. Таким образом, он выкурил подряд три сигареты и почти прикончил бутылку водки.
  В половине седьмого он услышал скрип входной двери. (Я напрягся.) Приятный женский голос сообщил из прихожей, что она пришла и попросила помочь отнести сумки с провизией на кухню.
  «Не выйду! – прочёл его мысли, - зайдёт, и здесь ей устрою!»
  Приближалась гроза; я не на шутку взволновался, почувствовав неладное. Беда ледяным дыханием остудила квартиру. Ярко сияющие россыпи инея украсили предметы быта. Женщина в опасности, кричало всё внутри меня. «Спаси её! – кто-то бил в колокола, - не дай ему шанса!»
  Что делать?.. Что делать?.. Дать женщине сигнал, чтобы она… что?..
  Продолжая себя накручивать, кавказец сидел на месте. Злоба закипала и, как тогда давным-давно, искала выход.
  В комнату вошла хозяйка милого голоса. Сохрани он неподвижность, мне не довелось бы рассмотреть прекрасные черты незнакомки, но на моё счастье и на её беду он повернул пышущее злобой лицо и, прищурив глаза, посмотрел подозрительно.
  Я увидел миловидную женщину тридцати лет; хорошо сложена, ниже среднего роста; немного удлинённое лицо, чуть-чуть раскосые серо-зелёные глаза (эхо минувшего татаро-монгольского нашествия); слегка вздёрнут нос; верхняя губа тонкая, нижняя чувственно полна. Волосы спелой ржи локонами спадают на плечи. Крупные полушария персей, приятные для глаз, готовы, вот-вот, освободиться из плена белой сорочки; бёдра и ножки – в тугом корсете джинсовых брюк.
  Её личико скривилось.
  - Сколько раз просила не курить в квартире! – решительно высказала она кавказцу, положила сумки на пол, - есть балкон, кури там! – прошла к зашторенному окну, открыла дверь. Обернулась, увидела в его руках бутылку. – Что отмечаем? Нашёл работу?
  Кавказец проигнорировал её вопрос.
  - Ти где шлялась? – взорвался он, багровея лицом, с губ слетели брызги слюны. – Пачиму ни отвичала на званки?
  Она устало ответила:
  - Как же мне надоела твоя беспочвенная ревность!..
  - Ти…
  - Нет, это ти, - усмехнулась она, - отвечай, что за повод для пьянки? Нашёл работу?
  Кавказец нервно дёрнулся.
  - Далась тебе эта работа! Настоящие мужчины не работают. За них…
  - …трудятся женщины, - закончила, как я догадался хозяйка квартиры.
  - Я!.. – кавказец не знал, что сказать и проговорил первое,