Киселёв Н.К. – едва сдерживая слёзы, снова прошептала молодая учительница и замерла, как кролик перед удавом.
- Вам всё понятно, другие вопросы есть? – девушка отрицательно затрясла головой и опрометью бросилась к своему стулу.
Тихо распахнулась дверь и стуча костылями, в комнату проник мужчина в военной форме без знаков различия, но с медалью и значком на груди.
- Извините, опоздал, - произнёс он приятным баритоном и виновато улыбнулся, - силёнок не рассчитал, вот и не успел к трамваю. Пришлось следующего дожидаться.
Произнеся вступительное слово, он привалился к косяку двери.
- Вы, как я понимаю, Белоцкий?
- Он самый, Станислав Казимирович.
- Вы бы сели, товарищ Белоцкий, - пробурчала Владилена Остаповна, ткнув пальцем в свободный стул, - а то возвысились над всем коллективом.
- Обязательно присяду, уважаемая коллега, как только смогу, - спокойно ответил он, - а пока гипс не сняли, позвольте мне постоять.
Копытко бросила на него презрительно-испепеляющий взгляд.
- Ну, что ж, раз вы всё равно стоите, то сообщите, что вам нужно для успешного ведения учебного процесса.
- Ученики, доска, мел, тряпка, - по-военному чётко отрапортовал Белоцкий, - желательно иметь линейку, угольник и циркуль.
- Боюсь, тяжело вам с нашими учениками будет. Это вам, товарищ Белоцкий, не курсанты артучилища, а мальчишки с рабочей окраины, - уколола Владилена.
- Ничего, договоримся как-нибудь, - улыбнулся математик.
Учителя, затаив дыхание, следили за их словесным поединком и завуч, поняв, что проигрывает, быстро взяла ситуацию под контроль.
- У кого есть сказать что-то дельное по учебному процессу, кроме мела и тряпки? У вас, Блюменталь? Ну что ж, давайте, товарищи, выслушаем мнение учителя географии.
- Я, товарищи, два года преподавала географию в школе города Горький и если бы вы знали, как я намучилась. Ведь что такое география? Это не только глобус, но и множество различных карт: политические, физические, климатические, карты отдельных стран и материков. Весь этот вспомогательный материал в свёрнутом виде хранится в учительской, занимая много места и создавая множество неудобств учителям. Об них всё время спотыкаются, они падают, быстро рвутся и становятся непригодными для изучения школьной программы. А как хорошо было бы устроить в нашей школе отдельный класс географии. Карты можно было бы натянуть на деревянные рамки, закрепить на общей стойке и открывать нужную на данном уроке карту. У нас соседняя школа располагалась в здании бывшей гимназии, и у них такой класс сохранился с дореволюционных времён. Я была там и видела. Это так удобно, товарищи. И сами карты не портятся, и время на их развешивание не тратится. А ещё в таком классе можно было бы развесить портреты выдающихся географов прошлого и настоящего с их мудрыми изречениями. А ещё…
- Достаточно, мы вас поняли, - оборвала Рахиль Владилена Остаповна, - Кто хочет высказаться, товарищи?
Гробовое молчание повисло в учительской, и Владилена Остаповна удовлетворённо улыбнулась.
- Раз вам нечего сказать, то скажу я. Давайте внимательно посмотрим на то, что предложила нам учительница Блюменталь. А предложила она нам ни больше, ни меньше, как создать ей тепличные условия для работы. Она, видите ли, «намучилась» с картами и требует… А позвольте спросить, чего же требует от нас комсомолка Блюменталь? А вот чего, товарищи. Она требует, чтобы мы перенесли в нашу советскую школу гнилые приёмы царской гимназии. Мне нужно будет серьёзно поработать с вами, Блюменталь, на политучёбе. Что касается портретов. В каждом классе находятся портреты товарищей Ленина и Сталина. Этого вполне достаточно. Что касается мудрых изречений. Предложение здравое и вы, товарищи учителя, изучите дома труды наших вождей, подберёте их высказывания, имеющие отношение к вашему предмету, выпишите их на отдельные листки с обязательным указанием источника и принесёте на ближайшую политучёбу. Первого сентября всем быть в школе на её официальном открытии к восьми ноль-ноль. На этом всё. Все свободны.
Рахиль пошла домой пешком, минуту за минутой прокручивая в голове своё страшное и совершенно несправедливое, на её взгляд, унижение, которому её подвергло «Копыто», как она окрестила про себя завуча. Не зная другой дороги, она шла вдоль трамвайных путей, и звонки вагоновожатых перед очередными остановками отзывались в ней звонками к окончанию урока, требовавшими переключения внимания на новую тему. До первого звонка она переживала обиду на извращённое понимание своих искренних предложений, после второго вспомнила занятия в институте и призыв профессора «не объяснять непринятие аудиторией её, аудитории, неготовность к восприятию лекции, но обратить внимание на себя, лектора, который не сумел донести до слушателей свои мысли». Переключившись, Рахиль быстро признала правоту старшего товарища, осудила себя за косноязычие и неумение чётко, как Белоцкий, излагать свои мысли, за глупые слова «намучилась» и «гимназия», успокоилась мыслью, что всё объяснит на ближайшей политучёбе и села в подошедший трамвай, решив, что ничего не будет рассказывать Семёну.
Это первое сентября запомнилось Рахили несколькими неприятными событиями. Утром на открытие школы, помимо учителей и построенных в колонны по классам учеников, прибыло несколько ответственных лиц города. Учителя приветствовали аплодисментами каждого прибывшего до его выхода на школьное крыльцо. Одним из последних приехал представитель от НКВД, в котором Рахиль узнала начальника мужа. Пару раз он с женой бывал у них в гостях и однажды они с Семёном побывали в гостях у него. Он бодро шёл мимо строя учителей, но увидев Рахиль, остановился, пожал ей руку, поздравил с началом учебного года и склонившись к уху, шепнул, что неплохо бы было отметить это событие в более тесном кругу. Рахиль зарделась, поблагодарила и задумалась, кого из коллег можно было бы пригласить на ужин. Первым на ум пришёл Белоцкий, вызвавший у неё необъяснимую симпатию. Она поискала его взглядом, но не нашла. Вторым кандидатом могла бы стать Владилена Остаповна, но эти вопросы нельзя было решить без Семёна и Рахиль, дождавшись начала приветственных речей, незаметно ускользнула в директорский кабинет, где был городской телефон. Семён выслушал её вопросы, и коротко ответив: «Из школы никого, наших, три-четыре человека и не сегодня, а в выходной», положил трубку. Едва Рахиль вернулась в строй учителей, как кто-то взял её за локоть. Она обернулась и встретилась с недобрым взглядом Владилены Остаповны.
- Я бы не рекомендовала вам столь открыто демонстрировать коллективу свою близость к органам, - прошептала Копытко.
Закончились приветственные речи гостей, и слово взяла завуч.
- Товарищи! Позвольте мне от лица всех учеников и преподавателей нашей школы выразить глубокую благодарность партии и лично товарищу Сталину, который…
Подошёл попрощаться начальник Семёна.
- Так что насчёт моего предложения?
- Ждём вас, Юрий Сергеевич с Мариной в выходной, и ничего с собой не приносите, - весело откликнулась Рахиль.
- Через пять минут прозвучит звонок и вы, первые ученики нашей замечательной школы, войдёте в свои классы. Ещё раз поздравляю вас с новым учебным годом! – завуч завершила своё выступление и повернулась к учителям, - Всем срочно собраться в учительской.
Ученики рассыпались по двору, а учителя бросились в учительскую.
- Товарищи учителя, – сурово произнесла Копытко, - я должна сообщить вам, что вчера органами НКВД были изобличены и арестованы враги народа Станислав Белоцкий и несколько преподавателей артиллерийского училища. Всё это мы подробно обсудим на политучёбе, а пока позвольте представить вам временного преподавателя математики, студента второго курса мелиоративного института Василия Степановича Кузина, который согласился вести уроки, пока Горотдел народного просвещения не пришлёт нам учителя математики. Давайте поприветствуем нового члена нашего дружного коллектива аплодисментами и разойдёмся по классам, – она хлопнула в ладоши и несколько секунд пристально вглядывалась в лица аплодирующих учителей.
Рахиль возвращалась домой в прескверном настроении. Дребезжащий трамвай мешал сосредоточиться, но она заставила себя собрать разбегавшиеся мысли, додумать их до конца и подвести итог своим размышлениям. Итог был неутешителен: на том августовском педсовете комсомолка Рахиль Блюменталь почувствовала неприязнь к большевику со стажем, члену бюро райкома партии, стойкому борцу за дело Ленина-Сталина и испытала симпатию к человеку, оказавшемуся врагом народа. Несомненно, это был проступок, требовавший наказания, и Рахиль приговорила себя к публичному покаянию на ближайшей политучёбе. Приняв решение, она успокоилась, подумала, что хорошо было бы посоветоваться с мужем, но потом раздумала с формулировкой «сама провинилась, самой и ответ держать».
Семён пришёл поздно, хмурый и уставший. Совершив «традиционное омовение», он сел ужинать.
- Выпьешь немного?
- Ну, налей рюмочку. С новым годом тебя, Рохле и с первым рабочим днём! Ты радио сегодня включала?
- Нет, Сеня,- виновато призналась Рахиль, - за эти месяцы я, оказывается, так отвыкла от детского крика, что решила посидеть в тишине. А что, какое-то важное сообщение было?
- Да, Рахиль Борисовна, с вами не соскучишься. Только представь себе: приходишь ты завтра в школу, все что-то обсуждают, а учительница Блюменталь даже не знает, о чём речь идёт. Что о тебе подумают коллеги?
- Ну, прав ты, прав. Так что случилось?
- Немцы в Польшу вторглись, вот что.
- И что теперь будет?
- Тяжело сказать. Всё от англичан и французов зависит – проглотят как аншлюс и Судеты, ничего не будет, не проглотят – в Европе начнётся война.
- Но нам-то ничего не угрожает, у нас же с ними Договор?
- Конечно, ничего. Пойду-ка я спать, Рохле, глаза совсем закрываются.
Через день Англия и Франция объявили Германии войну.
Приближался день политучёбы, и Рахиль постепенно впадала в состояние лихорадочного, почти истерического возбуждения. Она перестала спать, прокручивая в голове предстоящую самоэкзекуцию, пыталась представить реакцию Владилены Остаповны, её суровые, справедливые слова про потерю классового чутья комсомолкой Блюменталь и многое другое, от чего сердце рвалось из груди, а тело покрывалось липким потом.
Наступило утро дня казни. Рахиль ехала в школу, совершенно не представляя, как проведёт шесть уроков. Она вошла в учительскую и сразу наткнулась на колючий взгляд Владилены Остаповны.
- Плохо выглядите, Блюменталь, что с вами? Вы случайно не в положении? – громогласно поинтересовалась она, не обращая внимания на присутствие в учительской двух мужчин, - Нам не хотелось бы потерять опытного педагога в середине учебного года.
Рахиль смутилась и умоляюще посмотрела на завуча.
- Все сели и выслушали сообщение, - скомандовала Владилена, - В связи с последними мировыми событиями срочно созывается бюро райкома партии, членом которого, как вам известно, я являюсь. По этой причине политучёбы сегодня не будет. Всё, товарищи, разошлись по классам.
Внутри Рахиль со звоном лопнула натянутая струна, и она неожиданно для себя расплакалась.
-
Очень давно не читала ничего подобного.