бешеная фурия. Запнулся, как ужаленный: «Ох, ох, ох...»
Блондинка пошалила. Высунулась и произнесла:
– Эгешь?..
Доктор Е.Во. задрал голову и проглотил слюну.
– Чего ты балуешься, котик?
– У меня простатит от воздержания, – заворожено пожаловался он луне и небесному ветру.
– Поднимайся, вылечу... – пообещала блондинка.
Топтался гусаком. Ворочал шеей в тугой петле галстука: «Вот бы, вот бы...» Распалялся от похоти и жалости к себе, сучил ногами от: «Иногда у меня не получается...» и смущенно поглядывал на Изюминку-Ю: «Если бы не она, если бы не служба...»
– А почему, собственно, и нет, – произнесла Изюминка-Ю, приободряя: «Ну, давай же...»
Тайное намерение – улизнуть между делом. Иванов сразу все понял.
– Я... – Любовь и плотские желания давно стали для него раздельными, не осознанно, а по наитию, по общепринятому сценарию жизни. – Запиши ее! – приказал он, опомнившись. – Запиши!..
Чинушество взяло верх. Усы возмущенно шевелились, как у таракана. Оскорбленные чувства вечного скопца.
– Слушаюсь, – ответил человек из темноты.
– Я не числюсь в твоей картотеке, – засмеялась блондинка.
– Посмотрим! – заявил он. – Проверим! – в следующее мгновение крикнул он.
– Не трудись, – ответила она и погасила свет.
– Я тебя все равно достану! – подпрыгнул доктор Е.Во.
– Насколько я помню, у нас демократическая страна, – заметила Изюминка-Ю.
Доктор Е.Во. засмеялся и смеялся долго:
– Не так громко, а то кого-нибудь испугаешь.
– Главное, чтоб ты не испугался сам! – с вызовом произнесла Изюминка-Ю и вошла в подъезд.
Господин Е.Во. задохнулся от возмущения – давно с ним никто так не разговаривал.
– Истеричка! – крикнул он ей вслед. – Прокаженная! – И хлопнул дверью. Голос его безнадежно запутался в листве деревьев. Но, возможно, он просто был смелым с женщинами и детьми.
– Так точно... – высунулся из темноты человек.
– Спрячься! – посоветовал доктор Е.Во., – надоел! Стой! На всякий случай запиши обеих.
– Слушаюсь! – покорно ответил человек.
***
Обойдя дом, выдавил стекло в подъезде. Хвала хрущевкам с низкими потолками. Пахло мочой, кошками и столетним подвалом. Обрывая мертвую паутину, лез, как домовой, на пиршество. Если бы не доморощенный профессионализм полиции. Старался не думать о том, что и у сыщика тоже могут быть уши.
Дверь с вырванным замком. Провода – отсутствующий звонок. Следы пребывания блюстителей порядка. Не постучав, вошел и услышал с кухни:
– Знать ничего не желаю!
– Детка, нам так не договориться. – Знакомый голос увещевал с профессиональным терпением.
По отеческим ноткам узнал господина полицмейстера.
– Что за шум? – произнес он и вошел.
За столом сидел господин Дурново и пил водку, которую они с Изюминкой дней десять назад, не допив, поставили в холодильник. Аппетитно закусывал половинкой луковицы. Изюминка-Ю стояла, прижавшись к стене.
– А вот и наш герой, – произнес господин Дурново обрадованно и с долей иронии.
– Кто убил Губаря? – спросил Иванов.
– Тот, с кем вы тянете резину, – не моргнув глазом, ответил господин полицмейстер.
Изюминка-Ю со странным выражением на лице подошла к Иванову:
– Я должна тебя предупредить...
– Погоди, – сказал он и вопросительно посмотрел на господина Дурново.
Он всегда прибывал на службу (даже в двенадцатом часу ночи) одетый в безукоризненно аккуратную форму и скрипя новенькой портупеей. Наверное, он любил эту форму. Любил запах скипидара, когда чистил пуговицы или когда их чистил его сын. Наверное, в молодости это привносило в его дом какой-то смысл, но теперь этого смысла не было, он просто жил и выполнял свой долг, как старый флюгер, – поворачиваясь по ветру. Когда-то его можно было разбудить только фразой: «Тревога!», зато теперь он сам пробуждался от звонка будильника, но это было неважно, важным было то, что он кому-то был нужен. Он просто делал свое дело, как и большинство людей, – по инерции.
– Разве я вас когда-нибудь обманывал? – спросил он, глядя на него выцветшими глазами. Когда-то они были серыми, но потом, как и их хозяин, потеряли определенность.
– Догадываюсь, – сказал Иванов, пытаясь придать голосу сарказм.
Господин полицмейстер засмеялся. Засмеялся с явным облегчением:
– Вечно вы со своими интеллигентскими сомнениями...
Луковица в его руке была сочной, как яблоко, он со вкусом хрустел ею.
– Они меня заставили... – сказала она, доверчиво, как и тогда в доме, глядя снизу вверх ему в глаза, и он подумал, что хорошо, если и через двадцать лет она так же будет глядеть на него.
Он взял ее за руку. Господин Дурново скромно отвел глаза и потянулся за рюмкой. Она пожаловалась:
– Они сказали, что Дима имеет контакты с какими-то сектами и готовится поджечь город с четырех сторон.
– Сейчас это неважно, – сказал он. – Важно, кто убил Губаря.
– Они сказали...
– Господин Ли Цой? – спросил он.
– Холодно, – ответил господин полицмейстер, – хотя и не очень.
– Ваш заместитель?
Господин полицмейстер глядел на него с укором.
– Он не так умен. Семья…
– Какая семья? – тупо спросил Иванов.
– Такая… – ответил господин Дурново и многозначительно посмотрел на него.
– Не может быть, – сказал он, – я не верю…
Господин Дурново криво усмехнулся:
– Вы наивны, как все писатели. У вас слишком богатое воображение, но вы витаете в облаках. А водка хороша-а-а...
– Я ведь могу и сам все узнать, – сказал Иванов.
– Так узнайте, черт возьми, сделайте что-нибудь, а не бегайте! – Он с любопытством перевел взгляд на Изюминку-Ю.
Изюминка-Ю вздохнула на плече.
– Я его не приглашала...
– Мне все равно, – ответил он ей.
Он не надеялся на благополучный исход дела – даже с ней, от которой теперь не мог отказаться.
Господин Дурново поерзал на стуле.
– Но-но, не сговаривайтесь, у нас не следствие. – Он покосился на бутылку и потянулся к ней. Возможно, он почувствовал себя неуютно, но не хотел показывать этого. Впрочем, на его лице была написана скука, все было привычно: водка, разговоры и даже сочная крымская луковица, которая ему так нравилась.
– Я знаю, – сказал Иванов. – Итак, господин Дурново, похоже, я снова к вашим услугам.
– Похоже, – обрадовался он, поднося рюмку ко рту. Выпил, не поморщившись. – Только не надо, детки, делать из меня злодея. – Доел луковицу и рассмеялся. – Во дворе не мои люди. И вообще, я здесь без спросу.
– Да уж вижу... – заметил Иванов, кивая на стол.
– А где я еще мог вас поймать? – удивился господин Дурново.
– Ладно, – сказал Иванов. – Ваша взяла.
– А если взяла, – заключил господин Дурново, – то у нас договор, который вы не выполняете.
– Не выполняю, – согласился Иванов.
Ему не хотелось посвящать Изюминку-Ю в эту историю.
– Меня интересует, что делает здесь эта женщина? Она же уехала.
– Ты уехала? – спросил он ее.
«Господи, какое у нее лицо, – подумал он, – ждущее и совсем нетребовательное, и как мне хорошо с ней».
– Да, – ответила она.
Она боялась, что он в чем-то ее заподозрит.
– Это моя вина, – сознался Иванов.
– Здорово у вас получается, – весело удивился господин Дурново.
– Я решила остаться, – сказала Изюминка-Ю.
– Я не вас спрашиваю, – заметил господин Дурново.
– Мы воспользовались своим правом, – ответил за нее Иванов.
– Это ваше личное дело, – почти удовлетворенно заметил господин Дурново, – но мне важен результат. Если она помешает, то снова попадет в неприятную историю. Неделю вы сидели на даче, ночь провели в баре. Думаете, мы не знаем?
– Представляю... – заметил Иванов и подумал о женщине с бесформенными коленями.
– В данном случае вы столкнулись с системой – это к нашему давнишнему разговору. Даю вам три дня. – Господин Дурново поднялся. – Три дня! – И прошествовал к двери без замка. – Не надо от меня бегать. Как вы вошли?
Фраза была явно доверительная и понравилась Иванову. Понравилась настолько, что он почему-то вспомнил отца, словно между господином полицмейстером и отцом было что-то общее, но, что именно, он не мог понять.
– Через окно в коридоре... – ответил он почти весело и с облегчением, с тем облегчением, которое дается после трудного решения.
– А я лез через чердак, – посетовал господин полицмейстер. – Воспользуюсь вашим путем.
Иванов вышел следом:
– Я попрошу об одном...
– Я вами недоволен, – наставил палец господин Дурново. – Повторяю: не водите меня за нос.
– Отошлите ее к сыну, если что со мной... – сказал Иванов, пропуская мимо ушей его угрозы.
– Ладно. – Господин Дурново почесал затылок. – Как только вы сделаете свое дело. Слово генерала. Так как вы здесь лезли?
Для своего возраста он оказался достаточно гибок.
***
Они молча и тихо, словно делали это каждый вечер в этом странном городе, прошли через квартал Житомирской, миновали Десятинную и остановились. Дом возвышался перед ними, как призрак. Мостовая масляно блестела в свете луны, и окна были безмолвны и темны. Здесь, за деревьями, стояла старая водокачка, от которой остался полуразрушенный остов, где они с Губарем прятались когда-то в детстве. Чтобы влезть, надо было протиснуться в узкое средневековое окно и сидеть, поджав ноги, и никто за зеленью тополя не заметит тебя.
– Подождешь меня здесь? – спросил он, подсадив ее. – Кто бы ни явился, не шевелись.
Он перешел улицу и сразу, не примериваясь и не раздумывая, подпрыгнул, зацепился пальцами за нижнюю перекладину пожарной лестницы и полез наверх. Когда-то первым этот путь освоил Сашка – из-за своего роста и нахальства. «Врет она, – зло подумал он о Королеве, – не мог он остаться бесталанным, просто не мог». Он был еще достаточно легок, чтобы лестница под ним не развалилась. Как и много лет назад, стекла в чердачных окнах оказались выбитыми. Волны зноя наплывали в лицо вперемешку с легким сквозняком вздохов реки. Пахло голубями и нагретым пыльным железом. Он осторожно прошел по балкам, перелезая через поперечины, и оказался над квартирой Королевы. Здесь он вылез на крышу и прислушался. Было тихо, только на реке пыхтел полночный буксир. Когда-то они этим занимались – на спор лазили к подружкам на балконы. Крыша предательски вздохнула под ногами.
Иванов на мгновение присел, разглядывая едва различимый гребень, и даже забыл, зачем он здесь, потом подобрался к краю и вспомнил, как это делается. Вначале, разумеется, ноги. Он привязал к ограждению брючный ремень и нащупал ногами балконную колонну. Где-то внизу блестел горячий булыжник двора. Потом он доверился ремню и, оцарапав подбородок, съехал по колонне на перила балкона. В квартире было темно и тихо. Из окон напротив звучала скрипка. С минуту он стоял, прислушиваясь к темноте и чувствуя, как по лицу и шее скатывается пот, потом сообразил, что если кто-то сейчас смотрит с противоположной стороны дома, то примет его за грабителя, и осторожно спрыгнул внутрь, придерживаясь за бельевые веревки. На балконе, как и прежде, стояли два кресла и стол, за которым они две недели назад пили с Губарем вино. Он уже собирался отворить дверь и проникнуть в квартиру, как отблеск изнутри остановил его. В квартире кто-то был. Он мог поклясться, что большая грузная тень шарит по комнате. Потом под дверь гостиной упал свет, и он понял, что человек вовсю орудует фонариком. Свет пропал, и Иванов, отступив за цветы, которые так любила Королева, наблюдал, как человек пробирается среди мебели.
Дверь приотворилась, блеснув в
Я ничуть не пожалела, что читала "Реку на север". Оценку "Очень понравилось" поставила раньше. Особенно понравился финал.