интересовались любовным фронтом и в итоге узнали, что Ирочка влюбилась в Санька – типчика, завроде твоего Антона. Степка у меня тогда спросил: «Маш, как думаешь, если я влюблю Иру в себя, чтобы она не связывалась с Сашей, это ведь хорошо?». «Зачем тебе это?», – говорю. «Она хорошая девушка, зачем ей страдать?». Я ему тогда сказала: «Что-то ты в этой задумке не додумал». Как в воду глядела… Но он все равно поступил по-своему.
Тогда я впервые увидела, каким Степка умеет быть ухажером. Мы всей компанией ходили в лес на костер, когда он Иришку охмурял: и руку подавал, и курткой укрывал, и стихи на ушко шептал. За один вечер Ира позабыла Саню, а когда робко глядела на Степу, аж краснела густо. Девки потом подтрунивали его, мол, Дон Жуан, а он на похвалу обижался.
Так он начал встречаться с Иришкой. Степик крутился вокруг нее волчком, пытался избавить ее от замкнутости. Она такая застенчивая была, порой вела себя как овца – что скажешь, то и сделает. И тут ему удается вытянуть из нее признание в любви, о которой знали абсолютно все наши. Степка, довольный дурачок, говорит: «Наконец-то! Признаки самостоятельности!». Не подумал, какой от нее закономерный вопрос последует. «А ты меня любишь?», – спрашивает она его, а он раз – и воды в рот набрал. Выкрутился, конечно, да и потом хитрил, но Ирка на эту хитрость быстро управу нашла: она, – тихоня наша, – в постель его тащить начала! Этого не ждал никто, тем более Степка. А ей, видите ли, доказательства его любви понадобились. Тут уж и Степкина хитрость кончилась.
– Почему он стал сопротивляться? Может, оставались чувства к Вике?
– Нет, дело не в ней. Как он выразился: «Я всегда буду хранить чувства к женщине, лишившей меня девственности. Но это не те чувства, которые ты думаешь. Несмотря на то, что я теперь не девственник, я не намерен заниматься сексом с кем попало». «Почему нет?», – говорю ему. «Я хочу большего». «Чего же?». «Я хочу заниматься любовью». «Вперед. Ира от тебя без ума». «А я не знаю, люблю ее или просто жалею». Иди, думаю, дружок, в задницу. Охинею какую-то придумал – себе мозги запудрил и мне пытается лапшу на уши накрутить. Полезла я тогда проверять его причиндалы на профпригодность. Ох, и взбесился он тогда. Неделю дулся, не разговаривал.
В общем, как-то он стал отдаляться от нашей компании, пропадать. Тут уж и до Иришки дошло, что что-то неладно. А потом, случилось несчастье – Иришкина бабка померла. Мы думали, что девчонку родители заберут, а оказалось, что отец давным-давно на машине разбился, а мать – с ума сошла и в дурдом прописалась. Стала Иришка сиротой. Степа, когда узнал, – а Ира первому ему позвонила, – я думала, он с ума сойдет от горя. Я всех девчонок послала Ирку успокаивать, а сама с ним осталась. Такое ощущение было, – знаешь, – будто припадок начался: сидит, не дышит, бледный как смерть, уставится в одну точку, а потом вдруг как забьется в истерике, на стены кидается и орет во весь голос: «Не могу! Не могу к ней идти!», а потом вдруг голову повесит и бубнить начинает: «Надо, надо, надо». «Куда ты такой пойдешь?», – спрашиваю его: «Только ситуацию усугубишь». Удержала его, напоила до беспамятства – отрубился. Ну, думаю, хорошо.
Но на этом мучения не закончились. Девчонки ко мне вернулись, рассказывают: Иришку успокоили быстро, она даже толком и не горевала, будто ждала этого. Вела себя очень странно, хотя черт разберешь в такой ситуации. Сказала, что есть крестная, но только вряд ли та за опекунство возьмется. Да только Иру это не заботило, вроде решила, что проживет как-нибудь в бабкиной квартире на пенсию для сирот, работу найдет. Заикнулась, что ей не страшно, ведь ее Степа любит.
От этих слов по лицам девок будто тень пробежала – им-то все понятно. Наплели с три короба, что он срочно в Москву уехал, что у него там с матерью что-то случилось. Хотели с ней на ночь остаться, что только не придумывали, мол, помянуть надо, а она – ни в какую. Хочу одной побыть, и все. Ладно, предупредили соседей, чтобы звали в случае чего, и разошлись.
Ну, а утром все стало только хуже: пошли к ней – дома никого. И Степа тем временем тоже смылся. А потом… Ну, ты сама знаешь.
– …
– Чего ты так смотришь? … Та-а-ак! Вот я помело! Ну-ка скажи: Степа тебе про Иру рассказывал.
– Нет.
– Ну что ты будешь делать! Твою ж налево!
– А что случилось дальше?
– Нет уж, Ленок, притормози. Я тупанула, причем конкретно. Тот случай весь поселок помнит. Я и не подумала, что ты не в курсах.
– Почему я не могу услышать концовку истории?
– По-кочану! И даже не пытайся кого-нибудь еще расспросить – я всем сплетницам сегодня же рты позатыкаю. А тебе знать незачем – нечего прошлое ворошить. Итак Степке от жизни досталось. Если мне скажут, что ты разнюхивала – натяну уши на твою худощавую задницу! Ясно тебе?
– Маш, я не пытаюсь причинить Степе боль. Не нужно расписывать наказание. Я желаю ему добра.
– Хех… Знаешь, когда он заходил ко мне в воскресенье – что-то в нем чуточку поменялось в лучшую сторону… Я думаю, это связано с вашим знакомством. Ты извини за грубости, Леночка, просто я переживаю за него. Я тебя очень прошу – со Степкой, веди себя аккуратно. Без обид, но за него, я кому угодно башку откушу.
– Это я уже поняла.
– Может дернем по сто грамм за знакомство, как думаешь?
– Я не пью вино.
– Ха! Вино! Я и не вино предлагаю! Не боись – водочка хорошая. Не пронесет.
– Нет.
– Не нет, а да! Уважить должна. Я тебе немножко плесну. Что б мы друг другу доверять начали!
– Что за глупости?
– Я тебе дам глупости! Это у вас, городских, глупости, а у нас – порядок. Вот тебе лимончик. И-и-и… Хух! А-А-А!
– Кхе-кхе… Кхе-кхе!
– Ну-у, столица. Допила хоть? Молодец. Еще по одной?
– Еще по одной – и мы второй раз за сегодня начнем знакомиться.
– Ха-ха-ха. … Ты-то чё опять приперся? Хоть штаны сообразил одеть и на том спасибо.
– Вы чё, бухаете?
– Учуял!.. Не получишь, пока обещание свое не исполнишь!
– Мне что – прям здесь его исполнять? При гостях? Я что, зря штаны одел?
– Я уже ухожу. Спасибо за беседу.
– Ты его не слушай, этого балбеса. Оставайся.
– Мне, пожалуй, пора.
– Ну, смотри. Милости просим в любое время.
(щелчок диктофона)
05.06(вечер).doc
Мария оказалась человеком, поразившим меня до глубины души. Я впервые столь тесно общалась с представителем подобных моральных установок. Окажись Мария моим пациентом – я бы оторопела.
Вот мои выводы после тщательного обдумывания: привязанность Марии к Степану, благодаря которой она сублимирует ранний материнский инстинкт – едва ли можно назвать негативным проявлением. Судя по всему, на ранних стадиях взросления, ему такое отношение было необходимо, а теперь он легко обходится без него.
Меня сильно удивляет, то в какой среде Степан рос, и каким стал. Я нахожу интересным симбиоз матушки-гусыни Марии и божьего одуванчика Степана. Он получил покровительство, а она утвердилась неформальным лидером в своих кругах. Его сложная психическая организация, не кажущаяся особо устойчивой перед воздействием извне, все же, устояла в среде панибратства и звериных повадок, приспособилась. Но окружающий его коллектив не способен ни понять, ни принять за чистую монету переживания, которые лишают его покоя. Должно быть ему очень одиноко… И я могу его понять.
Предостережения Марии все же напрасны – я бы не стала проводить расследование, опрашивая всех подряд. Я задам вопрос напрямую Степану.
Что-то мне подсказывает, – какая-то странная уверенность, – что если я сейчас пойду к пятаку, – непременно встречусь с ним. Пожалуй, я так и сделаю.
05.06-2.mp3
(щелчок диктофона)
– Привет.
– Здравствуй. У меня отличная новость: билеты в кино куплены!
– Можно взглянуть?
– Конечно, вот.
– Вечерний сеанс.
– Ну-у… Я подумал… Утром в воскресенье хочется поспать подольше… А у дневных остались только неудобные места…
– С меня 350 рублей.
– Нет! Не надо никаких денег!
– Я так не могу.
– Ну, правда, не надо. Это же я тебя пригласил!
– Все равно.
– Ну, перестань…
– Ты хочешь, чтобы я была в долгу перед тобой?
– О боже! Что ты такое говоришь?!
– Тогда почему это столь принципиально?
– Ничего не принципиально! Просто это неправильно… Когда мальчик приглашает девочку в кино, он не должен брать с нее денег.
– Значит, ты считаешь, что у нас не просто прогулка, а свидание?
– Эээ… Нет.
– В таком случае, я верну деньги за билет.
– … А если я скажу, что свидание?
– Тебе стоит определиться.
– Я решил. Это свидание.
– Решил за нас обоих?
– Лен, ну хватит прикалываться. Ты меня в конец запутала.
– Я хочу, чтобы ты перестал прикидываться простаком.
– В смысле?!
– В прямом.
– … Кхм… Это как-то связано с билетами? И не понимаю о чем ты!
– Ты все прекрасно понимаешь, Степан.
– Нет, не понимаю!
– Опиши, какая я в твоих глазах?
– В смысле?!
– Перестань.
– М-м… Красивая, стройная, высокая, умная, с длинными волосами…
– Хватит говорить общие фразы.
– Что же ты хочешь услышать от меня?
– Правду.
– Хорошо: мне кажется, что ты хорошая девушка, веселая и добрая, только иногда суровая и… немного холодная. Голос теплый, будто ласковый, но слава острые, колкие. Щебечешь, как пташка, но царапаешь, как кошка…
– Не поэтизируй снова. Ответь прямо: почему ты не хочешь снять маску?
– Да какая маска, Лен?! Что же это происходит с тобой сегодня?! Если в чем-то провинился – объясни мне, чтобы я понял. Или у тебя, что-то случилось дома?
– Считаешь, что я перекладываю на тебя обиду?
– Я не знаю…
– Считаешь меня взбалмошной, инфантильной?
– Да не знаю же я! Ну что ты все улыбаешься? Если ты так шутишь, то перестань, пожалуйста. Если я виноват – прости, я не хотел, я не понимаю.
– Готов взвалить на себя вину, дабы уладить конфликт?
– Фу-уф… Лен… Такой разговор ни к чему не приведет.
– Отнюдь.
– Чего ты добиваешься?
– Я хочу понять, что ты за человек.
– А каким ты меня представляешь?
– Хорошо… Ты сам напросился. Как ты думаешь, Вика бросила тебя после того, как узнала о твоем трепетном отношении к половому акту, что для тебя важны понятия невинности и девственности?
– Что?..
– Чего ты добивался, когда ездил рисовать послание, если к тому времени вы уже расстались?
– …
– Почему ты вообще начал встречаться с девушкой столь вольного характера? Хотел, не очерняя себя, спровоцировать занятие сексом, и остаться белым и пушистым романтиком? Ведь она сама все устроила, а тебе только и оставалось, что стянуть штаны. Не так ли?
– Что ты несешь, твою мать?! Откуда ты взяла весь этот бред?!
– Я разговаривала с Марией.
– Какого хрена?! Да ты маньячка!
– Вот и кончился милый мальчик…
– Ты совсем ненормальная?! Что ты себе позволяешь?! Ты понимаешь, что ведешь себя как сумасшедшая?! Тебе взбрели в голову какие-то шальные идеи, и ты приняла их за неопровержимую истину! И ради этого ты готова ходить к моим друзьям и выяснять обо мне всю подноготную? Чем ты руководствуешься?! Своими брошюрками по психологии?! По-твоему, этого достаточно, чтобы с подобной уверенностью оскорблять меня своими версиями?!
– Но ведь сейчас ты не жизнерадостный ребенок.
– Так вот чего ты добивалась – ударить побольнее, вывести из себя, расшатать психику, чтобы потом сказать: «Ах ты лицемер!!!». Так?!
– Да! Я расшатала твою психику! Но не затем, чтобы оскорбить, а чтобы повернуть лицом к вопросам, от которых ты
